Можно ли соединить французский сюрреализм с американским абстракционизмом? Ответ дает новая выставка Эрмитажа: «Роберто Матта. Четвертое измерение». Ее герой у нас практически неизвестен, хотя был соратником Ле Корбюзье и Дали, вдохновлял идеологов постмодернизма Гваттари и Делеза, работал вместе с Поллоком. Первая российская ретроспектива Роберто Матты призвана исправить историческую несправедливость.
В Санкт-Петербург приехала 91 работа художника. Самые ранние экспонаты датируются 1930-ми, и в них чувствуется влияние коллег по группе сюрреалистов, в которую молодого чилийца пригласил Андре Бретон, увидев его архитектурные эскизы. Три небольших рисунка 1936 года, выполненных цветными карандашами, заставляют вспомнить об Иве Танги. Но если причудливые объекты Танги обычно покоятся на земле, верные законам притяжения, у Матты же всё парит в невесомости.
Уже тогда живописец отказывается от явной фигуративности и сюжетности. Его образы и загадочные названия («Осужденная Невозможность», «Эргонавты / Катастронавты») провоцируют воображение зрителя, заставляют погружаться в пространство, существующее по каким-то своим законам, искажающее перспективу, но не лишенное ее.
Стремление создать не плоскостной, а трехмерный или даже четырехмерный мир отличает Матту от других его коллег. Вместо многослойных красочных брызг Джексона Поллока и пульсирующих цветовых плоскостей Марка Ротко здесь почти архитектурные сооружения форм (сказывается работа с Ле Корбюзье) и четко организованная внутренняя динамика.
Что интересно, несмотря на формальную абстрактность образов, Матта почти во всех произведениях сохраняет «мерцания» реального мира. На самой крупной работе экспозиции — «Либерос» (1969) размером 30 (!) кв. м — можно усмотреть медуз, виноград и подобие водопроводной системы. На картине «Пара» (1950–1954) в угловатом летающем объекте совсем не антропоморфного плана — соединившихся любовников, а в «Немыслимом» (1957) — лабораторию из научно-фантастических фильмов.
Изредка Матта и вовсе решается на предметное изображение: таков эротический «Фиговый лист» (1945) и особенно «Вулкан» (1954). Но вот парадокс: населяя абстракции фигуративными мотивами, к собственно фигуративному искусству он подходит как абстракционист. Поэтому, например, извержение лавы у него решено как всполохи цветов, немыслимых в природе. Это постоянное балансирование между искаженными «отражениями» реальности и абсолютной фантазией характерно для всего творчества Матты.
Ретроспектива размещена в двух залах Главного штаба, но в этом относительно небольшом пространстве кураторам Дмитрию Озеркову и Оксане Саламатиной удалось органично представить различные грани и периоды творчества Матты. Причем многие экспонаты приехали в Россию из США, что особенно ценно в условиях отсутствия государственного музейного обмена между двумя странами.
— Около 80% работ на выставке — из США. Несмотря ни на что, американские коллекционеры и фонды с готовностью давали произведения в Россию, — рассказала «Известиям» Оксана Саламатина. — У Эрмитажа в США прекрасная репутация — он считается лучшим музеем мира. Думаю, в условиях политической напряженности культурные мероприятия такого масштаба помогают преодолевать искусственно созданные разногласия.
Организаторы отмечают: после выставки Роберто Матты 1957 года в нью-йоркском MoMA это крупнейшая ретроспектива художника. Станет ли она началом возрождения интереса к его творчеству — покажет время. Но, глядя на полотна Матты, нельзя не поймать себя на мысли, что в XXI веке они по-прежнему выглядят фантасмагоричными осколками будущего.
Сергей Уваров
