В Большом зале Санкт-Петербургской филармонии вспыхнуло «солнце русской поэзии». Без малого два часа оно нежило, согревало, ослепляло многочисленную публику. Градус воздействия регулировал сценарист и режиссер музыкально-поэтической композиции «Веселое имя Пушкин» Вениамин Смехов. Соавторами народного артиста стали Алексей Кортнев, Светлана Сурганова, Дмитрий Высоцкий, Анна Геллер и Сергей Чекрыжов. «Известия» оценили масштаб события.
Спектакль (автор идеи и продюсер Екатерина Галанова) сделан в рамках проекта «Пушкинский Петербург в зеркале культуры», но выходит за городские рамки прежде всего значимостью главной фигуры и грамотностью подачи. От темы ничто не отвлекает. Оформление (художники Владислав Фролов, Екатерина Краковская) лишь обозначает эпоху. Несколько манекенов в исторических костюмах. Рояль. Экран, куда проецируются письма, рукописи, рисунки, портреты. Пушкин от первого лица (стихи, проза, письма, романсы, арии) чередуется с тем, что принято называть «о Пушкине».
Хотя поэт давно и необратимо наречен «нашим всем», степень увлеченности им у граждан различна. Кто-то считает себя пушкиноведом, кто-то любит, выглянувши поутру, вспомнить про «мороз и солнце». Есть и те, кто, подобно булгаковскому Никанору Ивановичу, связывает с Александром Сергеевичем исключительно бытовые ситуации: «А за квартиру Пушкин платить будет?» В любом случае, а их великое множество, у каждого свой Пушкин и свои о нем представления. Спектакль постарался учесть их по максимуму, но ровно настолько, чтобы вдохновение от услышанного не перешло в зевоту пресыщения.
В годы посмертной славы о Пушкине не высказался только ленивый, а среди прилежных литераторов оказалось немало тех, кто и сам внес немалый вклад в русскую словесность. Александр Блок дал композиции название: «Наша память хранит с малолетства веселое имя: Пушкин». Максим Горький отметил, что Пушкин первый почувствовал: литература — национальное дело первостепенной важности. Владимир Набоков поведал о муках переводчика — «как только берешься за перо, душа этой поэзии ускользает». Николай Гоголь проник в суть пушкинского метода, состоящего в «чрезвычайной быстроте описания и в необыкновенном искусстве немногими чертами означить весь предмет». Марину Цветаеву ранили в живот «вместе с Пушкиным». Достоевский восхитился его «всемирной отзывчивостью». Дмитрий Писарев не отказал себе в удовольствии пнуть гения, объявив его «просто великим стилистом». Услышать эту внутрицеховую полемику, а она развернута с почти научной основательностью, любопытно не только пушкиноведам.
Не менее органично в пантеон афоризмов вошли цитаты литературных героев, чьими устами предпочли высказаться Михаил Булгаков, Венедикт Ерофеев и Михаил Зощенко. Вот «непостигающий» поэт Рюхин: «Что-нибудь особенное есть в этих словах — «Буря мглою… »?! Пьяненькая путешественница Дарья: «Расскажу, как мне за того Пушкина аж четыре передних зуба выбили…». А вот докладчик из «Пушкинских дней», заклеймив «темную профессию» поэта, оправдывает переход авторов композиции к вокалу: «Певцы как-то даже больше радуют. Запоют, и сразу видно, какой голос…»
Голоса у актеров хорошие. Кортнев и Сурганова — профессионалы в этом деле. Так что поют в спектакле много: и сольно, и в ансамбле. Более того, подводят под пение теоретическую базу. Есть в тексте цитата Петра Ильича Чайковского, объявляющего стихи Пушкина чистой музыкой. С соавтором поэта трудно не согласиться, особенно слушая участников композиции. Читают в основном известные вещи, соответствующие заявленным темам: лицей, Петербург, декабристы, Гончарова, миссия поэта... Но делают это с таким наслаждением, будто только что их для себя открыли. По мысли героя Зощенко, «такой чистосердечный подход еще более приблизит к нам образ великого поэта». И ведь не обманул — действительно приблизил.
Светлана Наборщикова
