Известный кинорежиссер Али Хамраев когда-то воплощал прогрессивное узбекское кино, следовал путем Тарковского и Иоселиани. Он автор таких картин как «Триптих», «Человек уходит за птицами», «Без страха», «Чрезвычайный комиссар» и «Седьмая пуля». В разные годы Али Хамраев встречался и беседовал с такими творцами, как Федерико Феллини, Микеланджело Антониони, Тонино Гуэрра и Акира Куросава. С Андреем Тарковским он начал дружить еще во ВГИКе.
«Андрей Тарковский учился у Михаила Ильича Рома, а я учился у Григория Рошаля. И тогда мы уже любовались им. В те времена критиковали стиляг в журнале "Крокодил", рисовали на них карикатуры, а он ходил в брюках трубочкой, у него был свитер с таким высоким вязаным воротником. Парень всегда был в первых рядах моды, совершенно независимый, очень резкий. Мы его курсовую работу видели — уже чувствовалось, что великий будет режиссер. А потом нас свела наша кинематографическая "бытовуха". В Ташкенте Андрей бывал много раз — для фильма "Сталкер" на выборы натуры приезжал. Он был художественным руководителем одного из фильмов на "Узбекфильме", просто зарабатывал на жизнь. Картина была завалена, меня пригласили, чтобы я завершил этот фильм. Я поставил условие, чтобы режиссера не отстраняли, я сказал: "Мы вдвоем закончим, только тогда я буду помогать". И вот получился такой вестерн "Красные пески", там есть потрясающий один эпизод, который целиком был снят Андреем.
Андрей Тарковский
Больше всего людей объединяет, когда они вместе едут в машине много-много часов. У нас такое было. Людей объединяет, когда они в Кремле на Съезде кинематографистов в последних рядах садятся рядом, и когда что-то не нравится в выступлении оратора, топают ногами и, наклонившись вниз, гудят "у-у-у-у", — и это у нас было с Андреем. Людей объединяет, когда они вместе находятся за границей, живут в одном отеле, — и это у нас было.
Мы попали с ним вместе в ГДР с делегацией кинематографистов в 1973 году. Нас было трое: Тарковский, Сахаров, Хамраев. Сахаров, царство ему небесное, прекрасный режиссер. Тарковский — диссидент, "Андрей Рублев". Весь мир уже говорил — "Андрей Рублев", "Андрей Рублев"… И это была его первая поездка в ГДР, где прошли премьера и обсуждение. Меня включили в делегацию с картиной "Седьмая пуля". Вот такие очень разные люди попали. Полный кинотеатр, в проходах сидят люди, немецкая молодежь, вопрос за вопросом, вопрос за вопросом. Андрей нервничает. И там, на столе был шнапс, а шнапс такого цвета, как лимонад. И я думаю: надо Андрею немножечко к минеральной воде подлить этого шнапса. Подлил, он так глотками, глотками — и расслабился, и блестяще отвечал. Просто любой идеолог из Кремля услышал бы и учился у Андрея, как надо отвечать. Он был просто патриот нашей страны.
Вот так мы сдружились. До этого я нашел могилу своего отца под Вязьмой, и над могилой отца, выпив стопку водки, какой обет я мог дать? Был как раз пост, Размазан. Соблюдать классический пост, как это делают мусульмане, я не мог, но я сказал себе: "Месяц не буду есть мяса". И последняя неделя попала на Берлин. И Андрей так заботился обо мне, все время говорил: "Хамраеву нельзя мяса, у него пост, он нашел могилу отца. Ну-ка, давайте овощи, это, это, это…" И потом, когда у меня кончился пост, он говорит: "Ну, пошли, помянем твоего отца". Зашли в первую забегаловку, взяли по килограмму сарделек, по литровой кружке пива, у меня была бутылка водки, и я говорю: "Ты ерша пробовал? " "Нет. Будет голова болеть". "Не будет болеть голова!" И я ему водки туда, и себе, солью подсолил край кружки. Выпили, сардельки поели, помянули моего отца, и он говорит в этом немецком кафе: "Поклянись, что ты снимешь историю о том, как ты искал могилу отца. Ты об этом делай. "Седьмая пуля", другие картины — это, знаешь… А вот ты об этом сделай!" Я говорю: "Ну, а как? У меня сценария нет". Он говорит: "Я напишу тебе". И он сдержал слово, с Мишариным написали прекрасный сценарий "Сардор", но нас не запустили, сказали: "Вы что? Тарковский плюс Хамраев — это водородная бомба! Не надо".
Мы с Андреем вот так сдружились, перезванивались, встречались, дома я у него бывал. Я знал, что он очень тяжело живет материально. Парень — кремень, конфликтный, не хочет снимать то, что предлагают, а только свое. Звонит: "Как, Алик, дела?" Я говорю: "Да все нормально, то да се…" "А я вот тут мыкаюсь" — и мнется, мнется. Я говорю: "Андрей, ты можешь заработать две тысячи". "Как?" — "Прилетай на неделю, по линии бюро пропаганды я тебе организую поездку Самарканд — Бухара — Ташкент, будешь выступать в институтах, в университете, где тебя любят, твои картины обожают. Приезжай, заработаешь две тысячи рублей". Прилетел на следующий день. И, вы знаете, он отрабатывал честно. По несколько часов после фильма беседовали и спорили. Записки я сортировал, всякие негодяи сидели в зале, понимаете. Одну записку открываю, там написано: "Вы похожи на Гитлера, у вас чуб как у него, прическа и взгляд". Вот такие глупости писали люди.
Андрей Тарковский
Запомнилось мне, как в Ташкенте идем по старому городу, по базару, и он говорит: "А что это такое, купол какой-то странный?" Я говорю: "Это наши национальные восточные бани". "Слушай, никогда не был, я хочу попробовать". "Так пошли!" У меня банщик знакомый был, я туда часто деда своего водил. Андрея так помяли, такой массаж сделали, весь в пене лежит, кряхтит, стонет. Двое его обрабатывали, банщик и его сынишка. Потом завернулись в простыни, пьем зеленый чай, и Андрей говорит: "Он что-то с моей шеей сделал. Я впервые в жизни увидел свою задницу. Как рванул — все хрустнуло". "Ну, просто он на место все ставит, мануальная терапия", — объяснил ему я. Мы идем с ним дальше, купили дыню. Он говорит мне: "Алик, мне одну вещь неудобно тебе сказать, но я вынужден". "Что такое?" "Ты хорошо знаешь этого банщика?" "Да, моего покойного деда он еще парил". "Ты знаешь, в какой-то момент, когда он меня массировал, он так мне палец в уши засовывал, потом под мышку… Но в один момент я вдруг почувствовал палец его у себя вот в этом месте, сзади". Я говорю: "Ну и что?" "Ну, я сначала испугался, что такое? На тебя смотрю, а ты там что-то сидишь, купаешься, разговариваешь. А он мне что-то начал делать — и мне так приятно стало, так приятно. Слушай, мне так стыдно. Скажи, что это такое?" Я говорю: "Ну, эти банщики — профессионалы, массажисты. Они все знают. Он у меня спросил: "Чем болеет ваш друг?" И я сказал, что у тебя простатит, ты же жаловался?!" Он говорит: "Да". "Он тебе помассировал простату". "А-а-а, да ты что?.. Но, ты знаешь, такой кайф. Я теперь Сережу Параджанова понимаю…"»
Мумин Шакиров
