Назначение Андрея Могучего художественным руководителем Большого драматического театра имени Товстоногова — некогда знаменитого БДТ — стало сенсацией для всего Петербурга. Андрей Могучий — пятикратный лауреат «Золотой маски», режиссер, известный своими авангардными постановками и в России, и в Европе. В последние годы его имя связывали с Александринским театром, где он уже поставил несколько спектаклей. Могучий должен был возглавить работу на экспериментальной Новой сцене, которая открывается в мае этого года. И вдруг — назначение худруком БДТ, который уже давно перестал быть культовым, превратившись в скучного провинциала.
— Вам сделали предложение, от которого нельзя было отказаться?
— Все произошло внезапно, решение надо было принимать быстро. А ведь у меня и до сих пор остаются обязательства перед Александринским и другими театрами, мне уже сейчас приходится отказываться от многих контрактов. Да и не хотел идти в театр без четкой художественной программы, а чтобы ее выработать, требуется время. Я сопротивлялся, отказывался, а потом как-то вдруг понял, что других вариантов нет: жизнь иногда решает за тебя, ты должен сделать шаг, просто прыгнуть в неизвестное. Работать в театре я могу, только когда ощущаю его как территорию своей свободы. Но моя свобода всегда ограничена свободой других — в театре не должно быть насилия и сломанных судеб. Их не будет и в БДТ, мы просто будем работать.
— Может получиться так, что ваш собственный спектакль появится на сцене БДТ раньше, чем вы сформулируете свою программу?
— Мне дали год, чтобы я сформулировал программу. Но я буду реагировать на реальную ситуацию, поэтому не исключаю, что спектакль появится раньше.
— Сейчас вы подписали контракт на три года. Сколько за это время вы обязаны поставить спектаклей?
— Таких жестких условий в контракте нет. Министерство культуры очень хочет помочь БДТ. Эта причина тоже повлияла на мое решение, потому что без полной поддержки министерства такой театр не поднять: историческое здание, крупномасштабные спектакли, декорации к ним, большая труппа — около 70 человек. Театр — сложносоставное искусство, он не может работать без помощи государства, большой театр тем более.
— Возможно ли столь консервативный театр, как БДТ, вывести на современный уровень?
— Можно и нужно. БДТ всегда был ценен тем, что жил в активном диалоге с действительностью. Театр вообще не может быть ни вчерашним, ни завтрашним, он может быть только сегодняшним. Мы — однодневные бабочки, сегодня есть спектакль, завтра нет. БДТ всегда был живым театром. Это для меня главное.
— Вас связывает договор с Александринским театром: вы должны были возглавить там экспериментальную сцену, которая открывается в мае. Соглашение дезавуировано?
— Это тоже было одно из условий, которое обсуждалось в Министерстве культуры: я не только открываю вторую сцену Александринского театра, но и запускаю работу этого механизма. Он очень сложный: у нас в стране еще не было театра с оборудованием и техникой такого уровня. Мы с Валерием Фокиным уже обсуждали возможные варианты сотрудничества Новой сцены и БДТ. Но пока это предварительные планы: Новая сцена для меня очень важна, но и в БДТ нельзя работать по совместительству.
— Ваш опыт работы в европейских театрах поможет создать в Петербурге что-то подобное?
— Поможет, хотя такой опыт — особая тема: каждый склонен ругать то, что происходит у него дома, и переоценивать принимающую сцену. Я помню, как Кристиан Люпа говорил: да, вот у вас артисты, не то что у нас! Я соглашался, а когда сам работал в Польше, не переставал восхищаться польскими актерами… Так что мировой опыт — явление относительное: когда ты в гостях, все по-другому, просто потому что ты гость и ты ничем не связан. А когда ты работаешь дома, возникают сотни обстоятельств, влияющих на твои поступки и решения. Но, повторюсь, опыт работы за границей очень важен и для понимания контекста европейского театра, и в эстетическом смысле, и для постижения процесса создания спектаклей, механизмов работы европейских театров.
— Вы всегда сами подбирали актеров под свои постановки. Но в БДТ — постоянная труппа. Планируете приглашать актеров со стороны?
— Делать из БДТ антрепризу не буду, это точно. У меня есть опыт работы в репертуарных театрах с постоянной труппой — в Петербурге, Дюссельдорфе, Варшаве. Конечно, я понимаю: и труппа боится, и у меня тоже есть страх сделать ошибку. Внутри меня существуют как бы два взаимоисключающих состояния: с одной стороны, я сторонник радикальных перемен, с другой — противник «ломки дров». Залог качества всегда один: желание и умение актеров работать. Но я понимаю, что не всем будет комфортно в пространстве моей художественной политики.
— Что будет с теми, кто не найдет себя в новом БДТ?
— Я буду проводить политику максимальной адаптации артистов к новой ситуации и помощи им.
— В БДТ есть неприкасаемые?
— Конечно, но это не значит, что остальные актеры — кандидаты на увольнение, я буду работать со всеми.
— Вам предстоит в конце года вместе с театром вернуться на перестроенную историческую сцену БДТ. Не вы ее задумывали под свои идеи и замыслы, но именно вам придется на ней работать. Что с этим делать, кто вам поможет приспособить театр для вас?
— Главный художник БДТ Эдуард Кочергин — он, и только он. Потому что это был его замечательный проект реконструкции, который потом, увы, меняли. Некоторые вещи из того проекта уже не вернуть, нужно относиться к этому как к данности. Мы это с ним обсуждали, на днях пойдем вместе на стройку — смотреть, что получается, что можно еще изменить. Только после этого я смогу отвечать за последующую работу.
— Кстати, об ответственности: ваш предшественник, Темур Чхеидзе, в одном из интервью сказал, что не подписал ни одного финансового документа по реконструкции БДТ, — не получится ли, что ответственность за то, что там сотворили, придется нести вам?
— Строит не театр, а Министерство культуры, поэтому Чхеидзе ничего и не подписывал. Я считаю, что ответственность художественного руководителя состоит не в том, подписал он или не подписал тот или иной документ, а в конкретике решений стратегических задач, которые напрямую связаны с технологией реконструкции здания, умением защищать художественные приоритеты, противостоять некомпетентности, надувательству и засилью «завхозовской красоты». Это непросто. Но вариантов нет. БДТ должен войти в здание, достойное своей истории, своего мирового бренда.
— Как отнеслись к вашему назначению друзья-коллеги из других театров?
— Мне за один день после 29 марта позвонили больше десяти моих европейских коллег — для них это тоже было неожиданностью. Все предлагали сотрудничество, но пока рано говорить о конкретных проектах.
— Вам пришлось отказаться от многих европейских контрактов. Обидно?
— Очень обидно. Сейчас, видимо, придется отказаться от контракта с Театром № 99 в Таллине: это был совместный эстонско-финский проект с одним из самых интересных театров Европы. Несколько проектов намечалось в Германии, в Венгрии, в Финляндии.
— Как семья отнеслась к вашему назначению?
— В первый момент ситуация как-то размылась. Это совпало со школьными каникулами, я уехал с дочкой на море, жена с сыном на футбольный турнир. Поэтому первый шок прошел незаметно. Хотя жена, конечно, волнуется, а детям мое назначение по барабану: они и раньше меня редко видели. Но когда я им сказал, что мне сегодня звонила королева из «Трех мушкетеров», это произвело сильное впечатление — мой рейтинг в их глазах сразу поднялся.
Наталья Шкуренок
