Иногда одно прикосновение к искусству — это как теплый дождь после долгой засухи: внутри что-то сжимается, ломается, а потом вдруг расправляется, как лист под солнцем. Такие моменты нельзя придумать — их можно только прожить.
Ниже — три произведения, которые пробудили во мне этот внутренний переворот, научно называемый катарсисом. И если вам случалось плакать от чего-то по-настоящему прекрасного — вы поймёте.
1. «Ночь исцеления» (Борис Акимов)
История, которую можно назвать тихим чудом. Старенькая бабушка, живущая в своём собственном, выцветшем от боли и одиночества мире. И мальчик — не супергерой, не спаситель, а просто внимательный человек, способный слышать душу другого. Он не навязывался, не произносил пафосных речей. Он был рядом, услышал боль, нашёл свой путь к исцелению. Это не просто доброта — это мудрость светлого и живого сердца, которая встречается так редко.
В какой-то момент бабушка впервые за долгое время кошмаров, где во сне переживала ужасы войны, — смогла нормально спать. А когда мальчик, пожертвовавший собственным сном, чтобы дать нормально поспать бабушке, решил, что и дальше будет молча помогать... Тогда мои слёзы потекли солёной рекой. Не от жалости и не от умиления. От того, как много в нас силы — человеческой, нежной, настоящей. Эти слёзы будто вымывали что-то застоявшееся внутри — и я почувствовал силу поступать так же.
2. «Евгений Онегин» (Александр Пушкин)
Всё произведение — шедевр, но момент объяснения Татьяны с Онегиным пробивает по-особенному. Эта сцена — бомба против эгоистичной любви и гимн бескорыстной верности. Сколько в её словах сдержанности, достоинства... и той самой чистой боли, когда любишь, но не позволяешь себе предать то, что уже стало частью твоей жизни.
Я вас люблю (к чему лукавить?),
Но я другому отдана;
Я буду век ему верна.
А потом — как удар в сердце, уже почти на выдохе:
Я плачу. Если вашей Тани
Вы не забыли до сих пор...
Вот в этот момент слеза проступает точно между строфами. То самое чувство, когда подступающий к горлу ком вышибает лишь скупую слезинку. Но такую, которая стоит целого моря. И это не о Татьяне Лариной и Евгении Онегине. Это о тебе. О тех чувствах, которые ты когда-то не решился выразить, о тех обещаниях, которые когда-то не выполнил... Именно от них слеза очищала меня в тот момент.
Катарсис в этот раз пришел не мощной волной, а тихо, как освежающий глоток в жару. Это не умаляет его силы.
3. «Звездочки на земле» (Амир Кхан)
Это фильм от гениального автора «Пикея» и «Трёх идиотов», где катарсис наступает не в финале, а задолго до него. Он приходит тогда, когда в жизнь мальчика Ишана, подавленного и сломленного бездушной и шаблонной системой образования, приходит новый учитель рисования. Он начинает с песни, в которой я не понял ни слова (она была без дубляжа и перевода), но которая тронула с невероятной внутренней теплотой. И вот — ребенок, который считался «проблемным», вдруг слышит, что он не плохой, а просто другой.
Учитель замечает то, чего не видели даже родители. Ишана не пытаются исправить — его принимают. Катарсис выстреливает из глубин души и в песне учителя, и в моменте, когда камера неспешно показывает рисунки Ишана. И когда он постепенно меняется. Ты понимаешь, что это про тебя: «Ты видим, ты важен» — и кто-то обязательно найдёт к тебе подход. А слёзы в этот раз имеют меньше горечи, чем в «Ночи исцеления», и больше сладости, чем в «Онегине». И их натекает целое море, ибо катарсис больше растянут во времени, чем в большинстве случаев.
Финальная сцена с объятиями — трогательная, да. Но она уже не столь очищающая, потому что главное произошло раньше: ребёнку вернули чувство собственного достоинства, а зрителю — веру в себя.
Да, кстати. Иногда мы ищем в книгах или в фильмах ответы на свои вопросы, не зная, что на самом деле ищем самого себя. И когда находим потерянное, это дороже Wi‑Fi, который не спрашивает пароль и не падает при дожде. В такие моменты ты возвращаешь себе нечто, без чего не мог дышать.
Кирилл Жихарев
Фото: Freepik