Премьеру «Трёх сестёр» Андрея Кончаловского в Театре имени Моссовета, куда долго не пускали критиков, ждали «потирая руки». Особенно после концертного «Дяди Вани», где Войницкий представал шутом с красным носом клоуна. А вдруг опять поднятый с таким трудом чеховский колокол упадёт и разобьётся…
Одна догадка следовала за другой. К тому же не так много случаев, чтобы кинематографисты праздновали пиррову победу на подмостках. Что ни говори, а профессия другая. Ведь разбить пьесу на эпизоды, подобно кадрам, не составляет большого труда, но объединить их без монтажного стола – для киношников задача архисложная, не говоря о пентаграмме ритмического рисунка спектакля. Когда же, наконец, критиков допустили к «телу» трёхчасового спектакля, прошедшего проверку в провинции, то выяснилось: раздробленность, присущая киносъёмкам, и здесь не заставила себя ждать. Всё-таки законы кинематографа накладывали свой отпечаток на театральный процесс Кончаловского. Зато каждый эпизод был выверен до запятой, с подробным анализом каждого характера, подкреплённого биографией чеховского времени.
Первая картина именин Ирины (Галина Боб), совпадающая с годовщиной смерти отца, напоминала прелюдию к дальнейшему распаду генеральского дома, выживанию сестёр из родового гнезда и краху всех иллюзий под напором воинствующего хамства. Таким образом, Кончаловский как бы заранее готовил почву для встречи с жестокой реальностью инфантильных интеллигентов. Поэтому праздник в доме Прозоровых тоже получался какой-то вымученный, искусственный. Здесь много было мельтешни и пустой болтовни, будто люди пытались скрыть досаду и слёзы. Приглашённые военные тоже чувствовали себя не в своей тарелке, но игристое шампанское развязывало языки, хотелось делать комплименты и не думать о плохом. Больше всех смеялся Тузенбах (Павел Деревянко), легко порхая, подобно танцмейстеру на балу, и не обращая внимания на колкости Солёного (Виталий Кищенко), поскольку был влюблён, слепо, глупо, как щенок, в Ирину, которого хочется погладить, не более того.
Трагикомическую атмосферу не то праздника, не то поминок нарушал подполковник Вершинин в исполнении Александра Домогарова. Не тот Вершинин, которого мы привыкли видеть: сдержанный и благородный, а другой. Да, он благороден, но картинно-благороден, как будто час назад покинул светский салон и от скуки заглянул к трём сёстрам с моноклем в глазу, напомаженными волосами и грассирующим французским «р». Одним словом, стареющий денди в военном мундире. Столь неожиданный афронт сбивал с толку, смешил и одновременно возмущал. Как же такого могла полюбить Маша (Юлия Высоцкая)? Ведь у неё под боком уже есть «павлин с перьями» – муж, которого вначале она приняла за умного человека. Неужели опять ошибка? Эту загадку вынужден решать и зритель.
По мере того как с Вершинина спадает придуманная им маска (чтобы не сойти с ума от безумной жены и тупой службы), публика начинает постепенно понимать, насколько он одинок с двумя маленькими дочерьми, и Маша – первая женщина, по-настоящему полюбившая его со всеми комплексами и страхами. Кстати, именно страх сыграет роковую роль в бегстве Вершинина от возможного счастья. Когда в третьем акте Маша придёт к нему с вещами, боевой офицер растеряется, струсит, даже не посмеет оправдаться, поднять рыдающую беглянку с земли, которой теперь всё равно, что подумают о ней люди и скажет муж.
Следуя за Чеховым, Кончаловский педалирует внимание на том, что три сестры со всей страстью своей души желают любви, но рядом нет ни одного избранника, достойного этой любви. Даже порядочный Тузенбах, пожертвовавший собой ради Ирины, нелюбим ею, он всего лишь друг. Представить на минуточку, что обрусевший немец, женившись на младшей из сестёр, будет счастлив, – в это трудно поверить. И тому пример– другой герой Чехова – Платонов, сумевший стать светлой личностью, от которой никому не светло. В «Трёх сёстрах» у него есть почти двойник – Андрей Прозоров (Алексей Гришин), чертовски талантливый, без пяти минут профессор. И опять любовь всё ставит с ног на голову, точнее страсть, принятая Андреем за любовь к пышногрудой Наташе (Наталья Вдовина). Но за ошибки надо платить, перерождение возникает неспроста. Оправдывая своё постыдное положение рогоносца и пустое место члена земской управы, Андрей Сергеевич начинает постепенно надуваться, отращивать животик и испытывать удовольствие от унижения уже униженных. Налицо все признаки деградирующего интеллигента, который никогда не посмеет бунтовать и тем более не уйдёт из постылого дома, как ему советует доктор Чебутыкин, тоже, казалось бы, интеллигент...
Старшая, Ольга, сдаётся на милость обстоятельств раньше сестёр. По способу проживания унылого бытия, на дне которого три грации пытаются найти хоть каплю радости, несомненно, лидирует Ольга в исполнении Ларисы Кузнецовой. Она и трогательная, и беспомощная, и очень смешная, когда пытается кокетничать с Вершининым и падает ему на грудь, изображая готовую на всё томную даму. Но потом силы покидают её и внутренний механизм ломается. Это происходит во время пожара, когда Ольга кричит няне: «Отдай всё, нам ничего не надо», так как ей тоже больше ничего не нужно.
Но если начальнице гимназии суждено встретить старость в окружении благодарных воспитанниц, то Чебутыкину в исполнении литовского артиста Владаса Багдонаса никто и стакан воды не подаст после отставки. Вот уж для кого одиночество – привычное наказание, настолько страшное, что не оставило в его душе места ни состраданию, ни участию. Военный доктор так много раз смотрел смерти в лицо, что утратил к ней интерес. Поэтому и бубнит себе под нос: «Одним бароном меньше, одним бароном больше – какая разница?», имея в виду смерть Тузенбаха на дуэли.
В этом спектакле нет места сантиментам, сочувствию, жалости от застёгнутого на все пуговицы Андрея Кончаловского. К тому же по его убеждению – повседневная жизнь требует большого мужества, особенно если человек не изменяет себе. И в этом он на все сто процентов прав.
Правда, не совсем понятно, зачем режиссёр вставляет в спектакль видеозаписи блиц-интервью с исполнителями и устраивает им допрос, что они думают по поводу своих героев. Может быть, для эмоциональной разгрузки уставших зрителей, а может, чтобы поделить ответственность за спектакль с артистами?.. Впрочем, никто из них не смог внятно ответить на заданный вопрос, а некоторые и не захотели. Почему? Думаю, они не захотели раскрывать свою «кухню», ведь тогда зрителю будет не интересно. Лучше, чтобы финал оставался открытым…
Любовь ЛЕБЕДИНА
