В эти дни мы отмечали юбилеи великолепных наших любимейших артистов, лучших из лучших. 95 — Ролану Быкову, 90 — Михаилу Козакову, и опять 90 — Савелию Крамарову. К сожалению, посмертно.
Их нет, но они, конечно, с нами. Да и товарищами они не были. Вернее, не так: Козаков с Быковым дружили, да еще как, ну а Крамаров — он сам по себе, из другой компании. Козаков даже во МХАТе поставил «Медную бабушку», это Зорин о Пушкине, и Пушкина должен был играть именно неистовый Ролан. Но здесь был еще третий персонаж. Нет, не Дантес, и даже не Наталия Гончарова, а министр культуры товарищ Фурцева. Она посмотрела прогон, увидела Быкова, такого маленького (впрочем, сантиметр в сантиметр Александра Сергеевича) и такого необыкновенно похожего на Наше Всё, Солнце русской поэзии, и с возмущением выкрикнула: «Да что это?! Я бы за такого замуж не пошла, а нужно, чтобы пошла». Ну, министр, сами понимаете, к тому же еще и тайно влюбленная в Ефремова. В результате Быкова с роли сняли, а Пушкина играл… ну, понятно, он — Олег Николаевич. Вот такой огромный Пушкин получился.
Обычно бывают товарищи по несчастью. Но эти — тройка счастливцев, да и только. Конечно, каждый высокий талант имеет при себе свиту глупцов, дураков даже, с которыми приходится бороться, воевать; чиновников, тупых и не очень, которые только и кричат, как та министерша культуры: низ-з-з-я!; конечно, еще есть армия завистников, притворяющихся лучшими друзьями… В общем, хлебнули все трое сполна, но все равно они были счастливы, да. Потому как это были товарищи по творчеству, по искусству, по гениальности, непохожести ни на кого другого. Это были (и есть!) люди, которых мы все так любили.
ВЫШЕ ЗВЕЗД
Ему бы в сборную по баскетболу.
Какой-то черт сидит в нем, бес.
Всего лишь два вершка от пола,
а звезды достает с небес.
Это эпиграмма Валентина Гафта, посвященная Ролану Быкову. Вот уникум, обычно острый, ехидный и ничего не боявшийся Гафт, писал такие вещи, мигом расходившиеся по всей Москве, что тому персонажу, порой великолепному, кому они посвящались, порой становилось плохо. Но для Быкова страшный Гафт сделал исключение, одно из очень немногих. Это объяснение в любви, не меньше.
Сам Ролан Антонович хлебнул, конечно, в этой жизни. Вот и сын его, пусть не родной, но все равно роднее не бывает, Павел Санаев, выписал мытарства своей прекрасной семьи (хотя и то было счастьем) в книге «Похороните меня за плинтусом». Да, и русская болезнь, и «злобный карлик», как называл его великий папа Елены Санаевой, — все прошел Ролан, ничего не пропустил. Но вышел абсолютный гений. Которого мы вспоминаем сейчас с такой нежностью.
Его лучшие роли, самые что ни на есть, — вот вам рейтинг. Хотя у каждого он свой, потому что у Быкова что ни роль, так шедевр. Вот он Башмачкин Акакий Акакиевич, совсем еще молодой, в гоголевской «Шинели», поставленной таким же молодым Алексеем Баталовым. Да посмотрите, какие глаза у этого ребенка, какая нежнейшая душа! «Ну зачем вы меня обижаете?» Вот в «Проверке на дорогах» у Алексея Германа командир партизанского отряда. Знаете, это Василий Теркин, только в чине, да небольшом, народный-пренародный, но какое достоинство. Фильм положили на полку на 16 лет. А вот Ефим Магазанник, еврейский человек, нищий, но такой богатый, отец большущего семейства, ведь столько детей. Это семейство прячет у себя комиссара, мадам Вавилову. В этом кино две гениальные роли — Мордюкова и он, Ролан Быков. Вы помните этот его танец, танец счастливейшего человека, несмотря ни на что, в том смертоубийстве Гражданской войны. И это кино положили на ту же полку, лет на 18. Скоморох в «Андрее Рублеве» Тарковского. Ну а еще… после тех трагических, хотя и таких светлых образов, хочется посмеяться, правда? И вот вам «По семейным обстоятельствам». Быков — логопед. «Скажи «февочка». — «Девочка». — Скажи «ыба». — «Селедка!» И еще «улица Ойкого». А потом: «Он живет на Киевской, а она на Киевской». «Кировской», — подсказывает не могущий сдержать рыданье от смеха Евстигнеев. Ну конечно, Кировской!
А как режиссер… Он так любил детей, не имея родных своих. Он понимал их как никто. Вот поэтому «Внимание, черепаха!» — шедевр. И «Чучело».
На самом деле «Чучело» — это он сам. Он столько прошел этих кругов ада. Он хорошо знал, о чем снимал. Да и Кристина Орбакайте, такая маленькая тогда, хрупкая, — роль гениальная. Потом она выросла, снималась, но чтобы так, до слез, до дрожи... Кристина там — это прежде всего его рук дело. Вот что такое Быков Ролан Антонович, поэт и царь всех артистов.
Михаил Козаков — наш человек. Какой красавчик в молодости. Ни одна женщина не устоит. Про него так и говорили: «Миша такой добрый, он не мог огорчить женщин, каждая его любовь — это женитьба, а как иначе». Таких женитьб было пять или шесть, все и не упомнишь.
Не это главное. Перед нами во всем сомневающийся, прежде всего в себе, умнее всех на свете, грандиозный артист, который так и не нашел себя в отдельно взятом театре. Он просто Михаил Козаков, и это самое заслуженное звание, которое только возможно. И в нем всего намешано было сполна. Его завербовал КГБ, да. Он писал отчеты о зарубежных поездках, выполнял деликатные поручения, а потом… Покаялся публично на весь мир, обо всем написал. В самом конце перестройки взял свое немаленькое уже семейство с женой Аней, с двумя детьми и уехал на историческую родину, на Землю обетованную. Там играл Чехова на иврите перед евреями, там бегал по утрам по берегу моря… Но как-то однажды надел свои шлепки, сказал, что идет в магазин, и уехал, вернулся в Москву. «Израиль мне понравился, я себе в Израиле не понравился» — вот так говорил он теперь опять на своей исторической родине, уже в России.
А мы ощущали, чувствовали ту пустоту, образовавшуюся здесь после его отъезда в Израиль. Никто так и не смог ее заполнить. Но вот он вернулся, и мы увидели в Москве его «Короля Лира», его чтение стихов Бродского под саксофон, его телевизионный сериал про революцию. Планета «Козаков» стала на свое место, да и всё стало на свои места. Ну где же еще, как не в России!
Его жена, великолепная Аня, и дети остались там, а он уже здесь еще дважды женился. И проклятая неизлечимая болезнь. Умирать он вернулся к Ане на свою вторую родину. И погасла планета? Нет, ни за что. Козаков — он здесь и сейчас. И всегда. Он никуда не ушел. И его «Покровские ворота» с нами, где он один сыграл там все роли, показал артистам, как это делается, и они лишь повторили Мастера, вот и получился фильм на все времена. «Безымянная звезда» (какое прекрасное название!), где молодой и такой красивый Костолевский. А Вертинская — это вообще что-то, это песня. И эта их влюбленность с Михаилом Михайловичем, режиссером земли русской.
Что перечислять, когда есть планета — Михаил Козаков. Только посмотрите на небо, вглядитесь, она там.
Как он только ни шутил, ни смеялся над своим лицом, Савелий Крамаров. И когда в армии все сняли противогазы, «а вы почему не сняли, рядовой Крамаров?». И про то свое косоглазие, делавшее его таким обаятельным и неповторимым. Каждая его роль, маленькая и не очень, — ну просто картина маслом. Смотришь и восхищаешься, а не только хохочешь, ведь так выписана — каждый жест, каждая деталька так и играет! Что в «Джентльменах», что в «Иване Васильевиче», да и во всех фильмах, где он был. Может, это и идиоты, но такие наши, любимые. И еще: он необыкновенно современный, будто сделал это прямо сейчас, в 2024-м.
Но у Крамарова была еще и вторая жизнь, двойная, почти никому не известная. Он стал откровенно верующим человеком, ушел в иудаизм с головой, ходил молиться в синагогу. Почему-то решил, что здесь, в Союзе, его недооценивают, видят в нем исключительно каких-то дурачков, а вовсе не Гамлета. Которым он, безусловно, был. И вот он стал писать письмо господину Рейгану, президенту США, как актер актеру, коллеге. После этого его отпустили в Штаты. Только сразу же сняли, вычеркнули из титров любимое слово, имя миллионов советских людей — «Савелий Крамаров». Он снимался в Голливуде в маленьких ролях тех же русских дурачков, но теперь в Америке, и еще кагэбэшников. Зачем-то сделал операцию, убрав свое косоглазие, и от этого стал уже не таким смешным. Несколько раз женился, в третьем браке нашел наконец свое счастье. Родил ребенка, дочку, вот самое главное. О, как он ее любил, свою девочку!
А в 92-м вернулся (правда, к сожалению, на время), казалось, в совсем другую страну. Он думал, что забыли, ведь нет уже того СССР, того советского зрителя. Как же он ошибался! Когда люди его увидели на «Кинотавре», просто с ума сошли. От любви к нему, да. Для них это было такое счастье — вдруг вновь здесь увидеть родного Крамарова. Они готовы были его носить на руках, безусловно, вот как Елену Соловей в «Рабе любви». Кстати, Соловей, как и Сава, тоже оказалась в Америке.
…Может, в Штатах ему и было комфортней — и появилась семья, и даже Голливуд местами. Но Россию это не могло заменить никак. Настоящее актерское, да и человеческое счастье он мог иметь только здесь и нигде больше.
Вернувшись в Штаты, Савелий безнадежно заболел — рак в 4-й стадии. Он лежал в клинике, уже слепой, к нему привели родную дочь, в которой он души не чаял. Он не видел ее, но слышал, как она пела ему. И умер. Ему было всего 60.
«А почему я?! Чуть что, так сразу Косой, Косой!». «Всё, кина не будет. Электричество кончилось». «Да кто ж его посадит? Он же памятник!» Любимый Савелий Крамаров так памятником и не стал. Он живой, вечно живой, почти как Ленин. Но кто такой Ленин по сравнению с Крамаровым…
Александр Мельман
