ВСТУПЛЕНИЕ

Кадры хроники. Идут съемки знаменитого новогоднего аттракциона режиссера Евгения Гинзбурга. Валерий Леонтьев поднимается под купол цирка.

А вот он на скачущей лошади.

Он же на дельтаплане. На водных лыжах.

Эффектные кадры. Тут важно заметить, что Валерий Леонтьев работает без дублеров. И при этом поет...

Государственный концертный зал «Россия». Очередь. Август 1986 года. Через неделю у артиста первый сольный концерт в столице.

Очередь в кассу собиралась с восьми утра.

Мы берем интервью: «Что привлекает вас в этом певце? Что вы можете о нем сказать?»

— Мне Леонтьев резко не нравится, — говорит рослый парень, слесарь пятого разряда на одном из заводов столицы, — но моя жена от него просто без ума. К дню рождения я обещал ей достать билет, вот и стою, будь он неладен.

— Это уникальный артист, — сказала нам Таня, студентка МГУ. — Я слежу за ним уже семь лет. Я вижу, как он растет, совершенствуется. Для меня побыть на его концерте — праздник.

— Хочу попасть на концерт, потому что все хотят попасть, а чем я хуже? Нужно видеть то, о чем все говорят...

— Ни разу не была в зале «Россия», поэтому стою в очереди.

Интервью могло быть значительно больше: десять, сто, триста, — но мы выбрали наиболее типичные, характерные.

 

ВНИМАНИЕ. ИДЕТ ПЕРЕДАЧА!

Фрагменты из прошлых телепередач. Поет Леонтьев. «Гиподинамия», которую он впервые исполнил не закрытии Игр доброй воли, и она тут же была всеми подхвачена; «Ангел мой крылатый» — сонет на слова Петрарки, размышление о любви, преклонение перед женщиной; «Продавец цветов» — чуть ироничные мечты каждому встречному подарить радость...

Каждый отрывок помогает понять какую-то черту артиста, широту диапазона, умение почувствовать в песне второй план, оставить для слушателя хоть небольшую, но загадку... Сегодня у него успех. Одно слово — кумир публики. По телевидению и на радио его записи звучат чуть ли не ежедневно, а то и по два раза — явный перебор!

— Видимо, телевидение отдает свои долги, — скажет в нашем фильме композитор Давид Тухманов. — Помню время, когда путь Леонтьеву в эфир был практически закрыт. Любопытна история его первой записи на телевидении.

В 1979 году для «Новогоднего огонька» записывали две мои новые песни, среди которых «Кружатся диски», теперь ее многие знают. Вроде хорошо записали, и я сказал Валере, чтобы он в новогоднюю ночь не выключал телевизор. Около двенадцати он мне позвонил и спросил: «Передача идет, а песен нет, будут?» Я замялся и уклончиво начал объяснять, что за два часа до эфира песню «вырезали» — перестраховались. Валерий тогда так расстроился, что ушел от новогоднего стола и лег спать. Я, правда, и тогда, и потом не раз говорил ему: «Ты пойми: их дело — вырезать, а наше — работать». Так прошел дебют Леонтьева на телевидении.

 

РЕПЕТИЦИЯ

Мы увидим кадры, снятые во время репетиции в концертном зале «Россия». Леонтьев, нервный, о чем-то договаривается с осветителями, спорит с режиссером, в очередной раз ругает звуковиков, обращается к сидящему в первом ряду фотографу с просьбой не снимать его: «Все вы так говорите: только для себя. Зачем? Я сейчас небритый, неодетый. Потом будут смотреть: и волосы не так, и ухо не там. Я очень прошу не снимать, вы поняли? Артист имеет право быть красивым...»

Пустынный, огромный, темный зал. Человек пятнадцать — помощники Леонтьева — критически слушают, смотрят, оценивают и вмешиваются. Идет работа. Репетицию всегда интересно смотреть. И когда пойдут эти кадры, мы попросим прокомментировать их самого Валерия Леонтьева.

— Я репетировать не люблю, как и ненавижу петь под фонограмму. Песня рождается на публике, но технически все надо пройти, и не один раз, иначе будут накладки. Свет, звук, мизансцены, композицию — все надо найти, чтобы появился автоматизм.

Вот уже много лет я работаю с ансамблем «Эхо» под руководством Людмилы Исакович. Она прекрасный организатор, я ей многим обязан. Она завела такой порядок: если выезд в шестнадцать ноль-ноль, в автобусе работает приемник—с последним сигналом «Маяка» двери закрываются, кто опоздал — добирается на концерт на такси. Жесткая дисциплина.

Коллектив у нас хороший. Вот только что мы были с концертами в районе Чернобыля, там нас ждали, и выступить там был наш гражданский долг. А недавно прошли концерты в Афганистане, прямо в частях. Знаете, что меня поразило? Девятнадцатилетние парни, а сколько силы, сдержанности! Какая у них дружба, взаимопонимание, мужественность, дух товарищества. Они все рискуют жизнью и знают об этом. Нас, кстати, никто в Афганистан, как и в Чернобыль, не посылал, это была наша инициатива. Но там трудно, невероятно трудно, и если мы смогли дать нашим ребятам несколько часов мирной жизни — ну как это выразить словами?

 

РАЗГОВОР С ОДНОКЛАССНИЦЕЙ

Городок в Ивановской области. Баня. За кассой полноватая женщина лет сорока.

— Меня Анной зовут. Я с Валерой училась с шестого по десятый класс. Он писал фантастические повести, интересные повести, а я делала к ним рисунки. Художницей мечтала быть. Он же у нас был школьная знаменитость. Мы все были в него влюблены. Он и сам рисовал, фотографировал. После десятилетки хотел поступать в ГИТИС на артиста, не поступил почему-то. Работал у нас здесь же, в Юрьевце, на кирпичном заводе. Потом уехал.

И вдруг по радио слышу: поет Леонтьев. Не поверила, что наш Валера. Как по телевидению увидала, так поняла — он.

В прошлом году он приезжал в Иваново, выступал там. Мы встретились. Он увидел меня и удивился. «Аня, — сказал, — смотри ты, какая стала». Конечно, я постарела, а он мало изменился, такой же быстрый, легкий. Что ж, спрашивает, ты художницей не стала? Что я могла ему ответить, только про себя подумала: добился он всего, добился, и горит у него что-то внутри. Ну что ответить, почему я билетами в бане торгую, что ответить?.. Судьба? Я в судьбу верю.

 

У КОНЦЕРТНОГО ЗАЛА «РОССИЯ»

Толпа осаждает окошко администратора.

Пожилой человек с орденскими планками, протягивая удостоверение участника войны, с трудом протискивается вперед. И наконец получает два билета. Все завистливо на него смотрят. Он отходит в сторону, и к нему подбегает девушка.

— Дед, спасибо тебе! — Она протягивает руку за билетами.

— Э-э, нет, — говорит он, — мне билеты слишком тяжело достались, я сам пойду. Хочешь — иди со мной, а хочешь — гуляй с Петей, а я себе спутницу найду, видишь, сколько здесь мне в пару.

И верно, у кассы есть женщины средних лет и пожилые. Все хотят попасть на концерт.

У внучки мы взяли короткое интервью.

— Понимаете, — говорит она, — мы не «пугачистки», мы совсем другие. Мы знаем о Валере все. Но мы же не устраиваем демонстраций или не дежурим у гостиницы. Как жалко, что он в Москве редко выступает. Он удивительный человек, интеллигентный невероятно. Ему так трудно. Ведь он сначала работал от Сыктывкарской филармонии, потом от Горьковской, теперь в Ворошиловграде с мамой живет...

 

О СЫНЕ

Разложены фотографии. Дошкольник Валера. Вот он пионер. Старшеклассник. Екатерина Ивановна рассказывает:

— Он поздний ребенок. У меня были две девочки от первого брака, сестры Валеры. А потом вышла замуж за ветеринарного врача. Он работал на Крайнем Севере. Все время с оленьими стадами. Больше полугода мы редко где жили на одном месте. Весь Север объездили.

Что сказать про его детство? Когда совсем маленький был, страшно боялся козы, она его преследовала. А потом привязалась к нему одна корова, затем собака кусала часто. Коза пугала, корова бодала, собака кусала...

В пять лет он пошел со взрослыми купаться и чуть не утонул. Как упустили? До сих пор жутко...

До шестого класса отличником был. А потом математику не любил.

Я не верила, что он станет певцом. Все считали, лучше бы ему чем-нибудь серьезным заняться. Он вот океанологом хотел быть. Путешественником. А сейчас все равно постоянно в дороге. Когда Якоб, отец его, умер, мы тогда в Анапе жили, телеграмма Валеру целую неделю искала, а он совсем рядом был, в Ялте, на конкурсе. Стал тогда лауреатом...

И мы увидим этот первый успех певца. 1979 год. Год, который должен был открыть дорогу к известности. Валерию исполнилось тридцать...

 

«ЛЮБЛЮ МАРЫЛЮ»

— Пожалуй, из многих советских эстрадных артистов, — скажет польская певица Марыля Родович, — мне ближе всего Леонтьев. Он пришел однажды ко мне за кулисы и объяснился в любви. Оказывается, он мальчиком, девятнадцать лет назад, слушал меня по радио и... влюбился.

Несколько раз мы еще встречались, а однажды в Минске работали одновременно, я прибегала на его концерты, а он ко мне. Тогда я впервые спела новую песню «Бал», она ему понравилась. Нот у меня не было, я дала кассету с записью. И вот на фестивале в Зелёна-Гуре он спел «Бал» прямо перед моим выходом — это было так эффектно, так трогательно...

Я много раз его слушала и до сих пор не понимаю, как можно так работать. Я понимаю: самоотдача, круглые сутки думать о песне. Мы все такие. Но я за час до концерта всех выгоняю: извините, я должна быть одна, а он... За две минуты до начала к нему подходят с вопросами! Это же концерт!

 

ТОЛЬКО ОТВЕТЫ

Откуда он берет силы? Казалось, что после многочасовой репетиции, накануне концерта в «России» он не будет в состоянии ответить ни на один вопрос. Мы зашли к нему с единственной целью условиться о возможном интервью.

— А давайте сейчас... Что я ощущаю накануне концерта? Усталость. Я слишком долго пробивался. Хорошо победителям в Юрмале. Их сразу показали всей стране. А я сколько лет выступал в залах и зальчиках от тридцати до трехсот мест. Трудно было. Но я закалился. Знаю цену успеха.

Я признателен Петру Михайловичу Шаболтаю — он меня пригласил в «Россию». Прежний директор зала говорил: «Пока здесь я, этого клоуна здесь не будет». Хотя что плохого в слове «клоун»? Я лично люблю клоунов и вообще артистов цирка, они удивительные труженики.

С кем из режиссеров хотелось бы работать? Простите, но это наивный вопрос или провокационный. Кто из режиссеров согласится работать на эстраде! Я бы с удовольствием поработал с Марком Захаровым, Борисом Морозовым, Роланом Быковым, Евгением Гинзбургом...

Как говорится, мечтать не вредно.

Репертуар... У меня записано около трехсот песен, но трудно отобрать лучшее. Хорошо живописцам, скульпторам — картины и скульптуры не стареют, можно к юбилею прекрасную выставку сделать. А песня эстрадная — она рождается сегодня и нужна именно сегодня. Мои требования к песне — современность, злободневность. Я сейчас пою про роботов, о компьютерах, и пусть говорят, что Леонтьев «откликается». Да, откликаюсь, хочу откликаться. Сейчас записал песню о «звездных войнах», которые приснились человеку, как страшный сон. Ведь меня это волнует, как всех не может не волновать.

Конечно, пою о любви, о том, что мы не замечаем друг друга, мало стали встречаться, говорить по душам...

Ощущение легкости на сцене? Да нет, скорее страха. Когда выхожу, я всегда об этом говорю, кажется, будто влетаю в пылающий дом, а на голову того гляди повалятся горящие балки. Хорошенькая легкость!

Что люблю в искусстве? Так сразу ответить? В театре, в кино бываю редко, времени нет. Читаю фантастику, люблю Булгакова, Лема, Маркеса. Музыка? Пожалуй, Вивальди, я прямо оттаиваю, когда его слушаю. Живопись? Чюрленис и — вы удивитесь, может быть — Дейнека: у него такой здоровый, гармоничный, светлый мир. Уверенный.

Любимый цвет зеленый. Пространство с огромными зелеными холмами.

Очень люблю Владивосток — океан, простор.

 

КОНЦЕРТ

Интересно наблюдать за артистом перед выходом на сцену. На экране это будет коротко — несколько кадров.

Вот он отрешенно стоит в кулисах, уже загримированный, сосредоточенный. Прикрыл глаза и замер.

Мгновенный переход из одного состояния в другое.

Сцена. Восторженные аплодисменты зала...

И здесь же мы услышим несколько песен в его исполнении: озорное «Кабаре», лиричное «Ночное метро». И чуть подробнее остановимся на исполнении рондо Моцарта. Здесь Валерий Леонтьев легкий, изящный. Кажется, что он и композитор, и дирижер, и весь оркестр. Музыка словно рождается на наших глазах.

Когда он включил этот номер в концерт, многие скептически замечали: «На святое замахнулся». Но... победителей не судят.

Снимая Валерия Леонтьева после концерта, мы видим человека перевозбужденного. Если измерить пульс — как у спортсмена, пробежавшего в рекордный срок короткую дистанцию. Казалось бы, надо срочно попросить что-то успокоительное, а он пьет чашку обжигающего черного кофе.

И смотрит на своих друзей, пришедших в гримерную, словно спрашивая: ну, как концерт? Вот же видел — полнейший успех, а все равно спрашивает. Успеха, признания никогда не бывает достаточно, все время хочется больше, еще...

— Ощущаю ли я себя «звездой»? Пожалуй, да. Наступает в жизни исполнителя такой момент, когда «на него идут». Сольные концерты, престижные площадки. Но сразу появляется большая категория публики, которой, в сущности, все равно, что я буду петь. Им нужно сказать: «Я вчера был на концерте». А другие приходят, как в зоопарк,— поглазеть. Когда есть популярность, особенно трудно петь для своего слушателя, для того, кто действительно пришел ко мне. И все равно, надо всех в свою веру обратить. Знаете, как приятно, когда после концерта пробьется к тебе человек и скажет: «Я вас терпеть не мог, а теперь полюбил...» Мне хотелось бы за два часа выступления показать свою «хрустальную мечту» о мире и уйти. А зрители выйдут из зала, на улице дождь, но они этого не замечают...

 

ЧЕМ ПОМОЧЬ?

Телевидение может многое. Например, устроить встречу двум заинтересованным лицам и ее заснять, стараясь многие вопросы решить в ходе самой беседы. И мы вместе с Валерием Леонтьевым пойдем к одному из руководителей, отвечающему за развитие эстрады в системе Министерства культуры СССР.

Пусть этот товарищ спросит певца (как об этом многие мечтают!): «Чем вам можно помочь?»

— О чем попросить? — И Валерий Леонтьев иронично улыбнулся. — Сознаюсь, я хотел бы жить в Москве, ибо здесь мне приходится решать большинство своих дел. На оплате моих командировочных государство теряет больше. Хотелось бы иметь студию, пусть даже на паях с несколькими другими актерами. Я знаю, одна такая студия для артистов сделана — в Олимпийской деревне. Фирме «Мелодия» обеспечить всех записями очень сложно.

И ведь средства можно найти. В Ворошиловградской филармонии меня называют «маленький заводик». Наш коллектив дает в год по триста концертов, приносит огромную прибыль — больше миллиона. И никаких отчислений для нас. Не можем даже пошить костюмы. Нужны хорошие администраторы, а не дельцы при артистах. Нужна хорошая реклама, это лицо коллектива: плакаты, буклеты, афиши. Необходим до зарезу хороший свет — ведь есть такая аппаратура!

Я хотел бы, чтобы нам добавили артистов балета, усилили вокальную группу, помогли в осуществлении давней мечты — сделать театр песни и открыть его спектаклем о Джордано Бруно, о силе человеческой мысли, о верности идеалам...

 

ЭПИЛОГ

Мы закончим наш фильм так, как и заканчивается концерт.

Море цветов. Занавес закрыли. Леонтьев, с трудом удерживая охапки букетов, поднимается по лестнице, которая установлена прямо на сцене.

Аплодисменты продолжаются. Занавес открывается снова. И мы видим артиста, сидящего на середине лестницы: усталый, чуть печальный — и очень признательный зрителям за их любовь. Это было удивительно красиво — естественная эмоциональная точка концерта, которая станет финалом нашего телефильма.

Пустая сцена. Широкая лестница. И где-то на тринадцатой ступени — Валерий Леонтьев. А впереди еще много ступенек. Много...

 

...Вот такой может быть фильм. Впрочем, давайте фантазировать дальше. Представим себе, что сценарий готов. Его одобрят, начнут съемки... Только вдруг выяснится, что на главную роль утвердили другого исполнителя. «Со мной всегда так,— скажет Валерий Леонтьев.— Да я уже привык».

Нет, все же это вчерашние фантазии. Верится, что действительность будет справедливее. Ведь это нужно не певцу. Нужно эстраде, нужно зрителям.

Юрий Михальцев,
Владимир Шахиджанян