26 июля в Нижнем Новгороде будут объявлены лауреаты II фестиваля нового российского кино «Горький fest». На неделю старинный волжский город превратился в большую киноплощадку. Фильмы конкурсной программы и отечественные новинки бесплатно показывают в театре драмы, кинотеатрах и на открытом воздухе. Обозреватель «Известий встретился с президентом фестиваля Михаилом Пореченковым.
— Михаил Евгеньевич, чем занимается председатель жюри — понятно. А в чем заключаются функции президента?
— Моя функция заключается в том, чтобы привезти сюда фестиваль, привезти кино, договориться с администрацией, со звездами, чтобы всё вместе здесь работало. Это административная, «нижняя» история. А верхняя история — чтобы российское кино попало в регионы, чтобы в них был событийный ряд, моменты встреч, впечатлений, творчества, чтобы люди не уезжали со словами: «Жизнь проходит где-то там, а здесь ничего нет».
Мы хотим сказать, что жизнь — здесь. Жизнь в нашей большой стране должна быть везде. Не надо концентрировать всё в центре — надо, чтобы центр выезжал в огромную, прекрасную, замечательную, мою любимую страну. Если я справляюсь с этим на 30%, уже хорошо.
— Почему вы выбрали Нижний Новгород?
— Это город-миллионник. Место прекрасное — Кремль, стрелка Волги и Оки, есть что посмотреть. Замечательный театр. Почему здесь не было фестиваля, не понимаю. Почему сюда никто не ехал, тоже не понимаю. Николай Николаевич Досталь (народный артист РФ, председатель жюри. — «Известия») вдруг сказал: «Ты знаешь, а я в Новгороде первый раз». Как так? Это же рядом, Москва за углом.
Всё складывается так, что здесь не только должна быть интересная тусовка, но, по большому счету, должно быть творчество, сюда должно прийти кино. Здесь такое количество локаций… Фантастические места для съемок исторических, современных фильмов. Что угодно можно найти. Почему уезжают снимать в Болгарию, не понимаю. Дешевле? Нет.
— Некоторые наши регионы возвращают кинокомпаниям часть их затрат на производство фильмов. Возможно, когда Нижний Новгород подключится к этой системе рибейтов, ситуация изменится?
— Всё постепенно включится, будет работать. Говорили: «Зачем вы делаете Олимпиаду?» Я приехал в Сочи после нее — это другой мир, в нем живут другие люди. Совсем другие, они с утра говорят: «Привет, хорошего дня!»
Я был в Сочи до. Было тяжело выходить на улицу после 9 часов вечера, и вдруг раз — и мир поменялся. Чемпионат мира по футболу. Раз — и люди поменялись. Вдруг сказали: «Мы живем в огромном мире, мы точно такие же, как европейцы». И появилась платформа внутренняя, которая соединяет друг с другом: веселые, добрые, отзывчивые, озорные.
Какая разница между жителями Москвы и Нижнего Новгорода? Да никакой — мы из одной большой страны, мы все здесь встретились. Почему мы разъединяемся? Давайте объединяться! В объединении — сила. Всё лежит в плоскости творчества. Если есть творческая история и творческая потенция, чтобы быть вместе, это самое главное. Творчество — озорная штука. Тут можно отдыхать, можно работать, на этой платформе можно делать всё что угодно.
— Платформа у фестиваля обширная. Конкурсная программа справедливо называется «Встряска» — собраны разные форматы. Не совсем понятно, как жюри оценивает в одном ряду короткометражку и полнометражный художественный фильм?
— Очень просто: талантливо или нет. Какой еще может быть критерий творчества? Это и есть фишка нашего времени. Мы ушли в область интернета, в малые формы, снимаем на телефоны. Давайте давать призы, если это цепляет, будоражит душу, если, как говорят греки, испытываешь катарсис, очищение, смеешься или плачешь.
Нет этого в большом метре, давайте давать за малый. Нет в малом — давайте за анимацию дадим или за документалистику. Творчество может быть любым, жанр может быть каким угодно. Главное, нескучным. Какая мне разница, смотрю я народные танцы или прихожу на рок-концерт, если я получаю от этого впечатление, если душа моя страдает или радуется?
Теперь вопрос другой: куда нас ведут в этой истории? Либо мы говорим, что в нашем творчестве идем к низменному и начинаем дергать басовые струны, такой трэш — это самое легкое. Либо мы идем наверх, к Богу, а значит, к человеку. Это искусство, всё остальное — творчество.
— Интересный критерий. Зрителю вскоре придется применить его в отношении вашей новой работы. Речь о продолжении «Агента национальной безопасности», где вы сыграли Леху Николаева. В чем смысл возвращения этой истории спустя 14 лет?
— Надо с Лехой проститься. Он меня не отпускает, живет отдельной жизнью. Надо ему сказать, что возврата через следующие 14 лет уже не будет. Это будет финальный заезд Лехи Николаева. История развивается по спирали и рано или поздно приходит в ту же самую точку, но на другом уровне. С этого момента начинается новый отсчет моей жизни, карьеры и всего остального. Я с Лехи начал и Лехой...
— …Вы пугаете.
— ...Я не закончу. Я стартанул один раз и сейчас стартану второй. Так бывает. Это какой-то рубеж в моей жизни. Мне скоро 50 лет. Спрашивают: «Как ты себя ощущаешь в этом возрасте?» А вот так: бежал-бежал в гору и наконец вышел на плато. Можно по нему чуть-чуть погулять и побежать вниз, а можно, если правильно себя вести, еще подождать.
Большая часть жизни прожита, до 100 в наших условиях не проживем никак, не будем себе врать. Это рубежная точка, момент какой-то отсечки. Вот она случилась, я уже взрослый киношник: 120 картин, в работе накоплен колоссальный опыт. Многое могу, многое знаю. Сейчас надо понять, что делать, я на распутье нахожусь. После съемок «Агента» пойму: делиться опытом либо бежать и снимать дальше. Я это осознаю очень трезво и к этому правильно отношусь.
— В предыдущем «Агенте» у вас был замечательный актерский дуэт с Андреем Краско. Будет ли в новом фильме подобная харизматичная фигура?
— Андрюши нет. Это история о нем — еще раз другу своему мы ставим памятник. Еще раз говорим о нем, еще раз вспоминаем. Это трогательный момент человеческий, без него мы с Дмитрием Иосифовичем Светозаровым (режиссер «Агентов…». — «Известия») не можем. Дмитрий Иосифович — мой кинематографический учитель. Мне приятно с ним общаться. Всё, что я делаю в этой истории, мне приятно.
— Кому принадлежит идея возрождения?
— Думаю, что это совместная история, но Дмитрий Иосифович, наверное, застрельщик.
— Удачи вам с любимым народом сериалом и, с вашего позволения, поговорим о делах театральных. Вы сейчас в штате Московского художественного театра?
— Я всегда в нем был и никогда не уходил.
— Новый худрук Сергей Женовач пообещал кадровую реформу.
— Да. Реформа началась.
— Что вы об этом думаете и как себя чувствуете?
— Блестящий Сергей Васильевич. Фантастический, творческий, с ним безмерно интересно работать. Человек, который поддерживает и развивает базовые основы великого русского психологического театра. Не экспериментального. Это театр, в котором я буду работать с удовольствием.
— Как бы вы охарактеризовали МХТ до Женовача?
— Это был великолепный театр под руководством Олега Павловича Табакова — замечательного актера, менеджера, режиссера, талантливейшего человека. Там были свои особенности, свой драйв, возможность собрать разные жанры в одну концепцию, работать и в этой истории, и в другой, и в третьей.
Мне кажется, что сейчас МХТ будет более классическим, более внутренне выстроенным и основанным на русской актерской школе, серьезной школе переживания. Это мне очень нравится. Считаю, что самая главная сила кроется внутри артиста, в эмоции, которую он может из себя добыть. Не надо современных средств: расстелите коврик, артист должен выйти и разорвать зал силой своего таланта, умений, своим даром, внутренней силой. Это театр психологический, мощный, энергетический, основанный на великой русской литературе. С приходом Сергея Васильевича Женовача начинается эра этого театра.
— Сергей Васильевич любит, чтобы актер был сосредоточен на театре, а вы человек разносторонний.
— Мы находимся в современном мире, мы же всё понимаем. Сергей Васильевич тоже всё понимает. От того, какие лица будут появляться на сцене, зависит, какое число людей будет приходить в театр. Для нас было всегда так: театр — первостепенная вещь, номер один, а дальше мы формируем под него свое расписание: съемки, работу в других проектах. Я ведь прежде всего театральный артист, учился у Вениамина Михайловича Фильштинского, великого театрального педагога.
— Сами не собираетесь заняться педагогикой?
— Думаю всё время об этом, но этому тоже надо учиться либо почувствовать такое… Подождите, дайте еще походить по вершине.
— Вы считаете, что педагогика — это спуск?
— Не в этом смысле. Дайте еще в кино поиграть, в театре поработать. Хотя иногда я вижу ошибки, которые уже прошел, и говорю: «Ребят, а вот здесь...» Конечно, меня слушают. Может быть, это уже и есть педагогика, необязательно для нее набирать курс.
— Можно надеяться, что с приходом Женовача ваше присутствие в МХТ будет расширено?
— Думаю, что спектаклей будет больше. Изменится и их качество, и качество моего в них присутствия. Всё будет по-другому. У нас уже был разговор с Сергеем Васильевичем, мы работаем в одной команде. Смею надеяться, что в следующей его работе я тоже буду принимать участие. Что это будет — пока тайна. Я разговаривал с Ксенией Раппопорт. Она моя однокурсница, подруга, фантастическая актриса. Открою тайну: я хочу, чтобы и она поработала со мной в МХТ.
— В спектакле Женовача?
— Да. Думаю, мы созрели, чтобы из души достать то, что зрителю будет интересно.
— Ваш друг Константин Хабенский тоже вольется в команду худрука?
— Хабенский попадает в круг талантливых людей, с которыми мне приятно работать. И он, и Михаил Николаевич Трухин, и Саша Семчев. Хочу, чтобы люди, которые мне близки, с которыми мне есть о чем помолчать на сцене, оставались в этой команде, работали в МХТ, без него я не мыслю своего сегодняшнего театрального существования.
— У вас 120 фильмов, большая театральная история. Что из этого багажа вы бы рекомендовали смотреть своим детям?
— Пусть смотрят всё: мы нигде не врем. По крайней мере, я.
Светлана Наборщикова
