Два с лишним года назад зверское убийство в центре Москвы потрясло столицу. В шикарном пентхаусе с видом на Кремль полицейские обнаружили тела 41-летней женщины и ее 9-летней дочери. Обвинение в убийстве предъявили главе семейства Хорену Казаряну.
Больше полугода следователи собирали улики против Казаряна. В итоге … с него полностью сняли обвинения и выдали справку о реабилитации. Сам по себе факт уникальный. О деталях Казарян рассказал «МК».
Следователи не сомневались: пристрастие к азартным играм и чрезмерно бурный нрав толкнули Казаряна на страшное преступление. Но мужчина не признавался в содеянном, не раскаивался...
Трагедия разыгралась в феврале 2015 года в трехэтажном пентхаусе с видом на Кремль на последних этажах дома на Шаболовке. С верхнего этажа квартиры можно было попасть на крышу, где находились барбекю, мангал, летняя веранда и зимний сад. Это обстоятельство и помогло предполагаемому преступнику скрыться. Владелец жилья, выпускник МГУ и Ереванского государственного университета, знал несколько языков. Ранее он возглавлял крупную фирму.
Версия следствия. Казарян вернулся домой в 4 утра после того, как проиграл крупную сумму денег в карты. Супруга открыла Казаряну дверь. Что произошло между мужем и женой — непонятно. Но финал той ночи был трагическим: Виктория получила несколько ударов ножом.
На шум из детской вышла дочка супругов. Преступник также нанес девочке множественные удары: шеи, туловища, рук и ног. После убийца спрятал нож в посудомоечной машине, запер дверь изнутри, а затем вышел на крышу через зимний сад и спустился вниз.
Версия Казаряна. Вернувшись после ночи, проведенной с друзьями за карточным столом (его привезли домой друзья), он не смог попасть в квартиру — дверь никто не открыл. Тогда он решил, что супруга обиделась за поздний приход, спустился вниз и переночевал в машине. Около полудня, не сумев дозвониться до жены, он попросил дворника залезть в квартиру через крышу, поднявшись по внешней лестнице. Тот выполнил просьбу, но увидел через окно труп девочки и в ужасе убежал. Казарян сам позвонил в полицию. На следующий день его арестовали.
«Мотивации жить у меня почти нет»
Хорен Казарян на встречу пришел в добротном пиджаке, белой рубашке, начищенных ботинках. Очки в тонкой оправе и длинные музыкальные пальцы.
Показывает извещение о праве на реабилитацию. На двух листах уместилась судьба человека.
— Моя история о том, как легко стать жертвой правоохранительной системы, и не важно, виновен ты или нет, — начал Казарян. — Если бы у меня не было достаточно средств, чтобы защититься, я бы уже сидел. И, возможно, пожизненно. Мне пришлось продать все, чтобы нанять 8–9 адвокатов. Ну и в СК все-таки нашлись порядочные люди.
— А судьи?
— Судья в этой системе — никто. На человека всем наплевать. В нашей стране не любят оправдательные приговоры, я уж не говорю о реабилитации человека. Мне обязаны выплатить кругленькую сумму, но чтобы вернуть свои деньги, придется судиться с государством. Сейчас ищу адвоката, у которого есть опыт в подобных делах. И представляете, нет таких адвокатов. Ни у кого нет подобного опыта. Потому что реабилитации в России нет. За последние годы были реабилитированы не больше 10 человек.
— Выходит, вам повезло?
— Когда меня отпустили под домашний арест, я сильно удивился. Позже мне объяснили, на тот момент в прокуратуре уже все понимали, что я невиновен. Мое дело в тот день рассматривала в Мосгорсуде новенькая судья, неискушенная. Скорее всего, пожалела меня, зная, что уже в течение шести месяцев прокуратура требовала моего освобождения.
— Был момент, когда отчаялись бороться?
— Конечно. Адвокаты готовились к суду присяжных. Но я бы не дожил до суда. Не кокетничаю, реально собирался умирать. Даже когда мне вручили эту бумагу о реабилитации, боль не отпустила. Ну, вышел и что мне делать? Что доказывать? Или пойти убить того, кого подозреваю? О своих подозрениях я поведал следователям. Но те отмахнулись.
«Напишешь признание — отпустим на похороны»
— Я хорошо помню день, когда все случилось. Это был День святого Валентина. Меня доставили в отделение полиции, кругом все пьяные — мужчины, женщины, доносится отборный мат из всех кабинетов, всюду грязь. На тот момент я даже не предполагал, что меня арестуют. Разговаривали со мной грубо. Когда я сделал замечание: «Как вы себя ведете, у меня ребенка и жену убили!» — на меня тут же надели наручники. Утром явился следователь. И я получил очередную порцию унижений. Первым моим следователем была девушка, которая вела допрос в короткой юбке и в колготках в сетку. Я как-то не выдержал, намекнул, чтобы она сменила колготки, а то на проститутку похожа. Может, она мне позже и отомстила, обвинив меня в убийстве?
— Показания из вас выбивали?
- Когда меня поместили в изолятор временного содержания, ко мне пришли трое. Все происходило как по заранее прописанному сценарию. Один был крепкий мужик, здоровый и злой. Второй — добрый «ботаник». Третий — нейтральный. Каждый играл свою роль. «Злой» начал: «Если не признаешься в содеянном, мы тебя сломаем». В разговор вступил «хороший»: «Не надо его так пугать».
Затем слово взял «нейтральный»: «У нас есть доказательство твоей вины. Соседи из соседнего дома сняли видео через окно, когда ты с ножом, весь в крови, по квартире ходил. Отпираться бесполезно, подписывай признания».
Я отлично понимал, что они блефуют: в пентхаусе, где произошло убийство, большие окна, но они плотно закрыты жалюзи, которые я лично покупал, через них ничего не видно. Я ответил: «Зачем тебе мое признание, если все есть у тебя, придурок».
— Не церемонились, так и сказали «придурок»?
— Так и говорил. Я же понимал, к чему они клонят. Но «злой» не унимался: «Нам интересна психология убийцы». Я и здесь не растерялся: «Иди к психиатру, он тебе все расскажет». И тут подключился «добряк»: «Напиши признание, и мы отпустим тебя на похороны жены и дочери». Они знали, на какие больные точки можно надавить.
— На похороны жены и дочери вас не пустили?
— Нет, конечно. Если бы я подписал признание, меня бы все равно не отпустили на похороны. Это методы работы у них такие. А потом мне стали угрожать: «Попадешь в СИЗО с такой статьей, тебя там изнасилуют, будут бить, а если признаешься во всем, мы тебя изолируем от всех, поместим в отдельную камеру». Я смотрел на этих людей и испытывал жуткое разочарование в наших правоохранителях. И с каждым днем разочарований становилось все больше и больше.
— Почему вас арестовали? Насколько я понимаю, на вас ведь ничего не нашли?
- Когда я поинтересовался, почему меня арестовали, мне объяснили, что на моей обуви нашли кровь ребенка. Я тогда подумал, ну все, конец мне, сфабриковали улики. Позже выяснили, что это была не кровь.
Через три месяца ареста следователи обнаружили кровь на моей футболке. И опять ошиблись — кровь оказалось пятном от томатного сока. Далее была якобы кровь в моей машине, там же нашли отпечатки моих пальцев — я удивился, а чьи еще отпечатки должны быть в моем автомобиле?
Такая же ситуация с квартирой. Следователи говорили: «Ваши отпечатки везде: на чашке, в ванной, на дверных ручках». А что, собственно, странного? Я жил в этой квартире. Всего, по моим подсчетам, было проведено 250 подобных экспертиз. За эти «пустые» экспертизы государство заплатило 5–6 млн рублей.
«Надо было кого-то закрывать. Он самый удобный был»
— Расскажите о событиях той ночи.
- По версии СМИ, я в ту ночь проиграл 200 тысяч долларов. Наверное, можно столько проиграть. Не знаю. В тот вечер мы с друзьями действительно играли в картишки.
В 4 утра я вернулся домой. Дверь мне никто не открыл. Я отправился ночевать в машину. Подумал, что супруга обиделась. Вот и вся история.
Следователи зацепились за то, что меня 30 минут не было под камерой видеонаблюдения. По их версии, за это время я успел убить жену и дочь. Причем все делал очень быстро. Забрался через крышу, разделся догола, зарезал жену, потом ребенка — в общей сложности нанес около 40 ударов ножом. Дальше отправился в душ, помылся. Надел свежую одежду. Ушел снова через крышу. Потом бегал где-то, заметал следы.
По дороге спрятал окровавленную одежду и орудие убийства, которого до сих пор нет, и вернулся в гараж. Притворился, что сплю в машине. Причем в момент убийства я еще сделал 17 телефонных звонков жене. По версии следователей, одной рукой убивал, а другой нажимал на кнопки смартфона. По всем этим эпизодам проводили следственный эксперимент, который провалился.
— Родители и брат погибшей тоже не сомневались, что вы виновны?
— Мой тесть Карл Карагулян на суде заявил: «Когда Казарян увидел погибших, то даже не плакал». Это аргумент, чтобы считать меня убийцей? Я тогда промолчал, что его глаза тоже в тот момент были сухими. Родной брат моей погибшей жены Сергей — отдельная песня. Когда меня закрыли, посыпались обвинения меня в соцсетях. Когда закончился мой домашний арест и я пришел к нему, он пошел на попятную: «Ничего никому не рассказывал, вас виновным никогда не считал».
— С нами тоже связывался Карл Карагулян, жаловался, что вы хотите забрать у него все имущество.
— На одном заседании судья Мосгорсуда поинтересовалась у тестя: «Пострадавший Карагулян, мы хотим подозреваемого отпустить под домашний арест. Вы согласны?» Ответ: «В квартире, где произошло убийство, никто не живет. Но я плачу за электричество там больше, чем в той квартире, где я проживаю. Это недоразумение». Судья: «Ответьте на мой вопрос». Потерпевший: «Ах, да. Оставьте его в СИЗО». Судья: «Вы считаете, он убил вашу дочь?» Карагулян будто не слышал: «В квартире электричество очень дорого стоит, что мне делать?». Я ведь в свое время всю недвижимость записал на жену и ее близких.
— Почему вы на них все записали?
- Я занимался серьезным бизнесом. В 2009 году у меня были кредитные обязательства, поручительства в банках, все эти моменты прописаны в деле. Когда я оказался в подвешенной ситуации, то все переписал на них.
Мои друзья тогда предупреждали: «Не боишься, что они все заберут?». Мне бояться было нечего. Я все рассчитал, думал, если со мной или с женой что-то случится, все достанется моей единственной дочери, меня это устраивало. Я ради нее и жил. Но разве я мог предположить, что произойдет такая трагедия?
— Теперь у вас ничего не осталось?
— В моей квартире были расписки людей, которым я давал в долг. Все они были написаны на мою жену. Тесть воспользовался этим и в суде выиграл у моих кредиторов дело на 2 млн долларов. После моего освобождения он мне вернул только машину. Также после моего ареста в доме оставались золотые изделия на сумму 5–7 тысяч долларов. Украшения положили в депозитарий, в мою ячейку. Тесть ходил к следователю и умолял отдать ему золото.
— Что сейчас с тем самым пентхаусом, где произошло убийство?
— Я там больше не живу. Теперь это недвижимость тестя.
— Конфискованное имущество вам вернули?
— Когда меня арестовали, то изъяли из карманов 50–60 тысяч рублей. Из квартиры вынесли компьютеры, телефоны, где были видео и фото моих родных. Недавно я обратился к следователям: не хотите ли вернуть мои вещи? Они развели руками: «Все исчезло. Хотите, пишите жалобу, будем все компенсировать». Как они будут компенсировать? Чем? Где я возьму видео дочери? Я был в шоке, что в СК теряются вещественные доказательства.
«Экспертизу моей ноги делали 5 раз. Так и не смогли определить размер»
— Когда следователи поняли, что вы невиновны?
— Когда пошел третий месяц моего пребывания в СИЗО, а доказательная база разваливалась на глазах. Но меня еще больше полугода держали за решеткой. Видимо, на всякий случай.
— Как же вам удалось выйти?
- Вы не представляете, через сколько инстанций мы прошли, чтобы добиться справедливости. Писали руководителю Главного СУ СK РФ по Москве Дрыманову, обращались в прокуратуру города Москвы и Генеральную прокуратуру.
С августа 2015 года прокуратура Москвы в лице прокурора вынесла требование прекратить это беззаконие. С таким же требованием обратились в СУ СК РФ по Москве два заместителя генпрокурора Малиновский и Гринь. Дело не двигалось с мертвой точки, пока не подключилась уполномоченный по правам человека Татьяна Москалькова. Была проделана титаническая работа, люди, которые меня защищали, практически жили в прокуратуре.
— Пока вы были под следствием, никаких действий по поиску убийц не проводилось?
- По своей наивности я поначалу пытался помочь следствию, рвался на допросы, верил: если все расскажу, то меня отпустят. Это потом мне объяснили, что мне не стоило открывать рот, любое мое слово оборачивалось против меня.
На четвертом месяце моего заключения в СИЗО за мое дело взялся следователь с большой буквы Алексей Островидов. Я даже удивился, что такие люди еще сохранились в этой системе. Первое наше знакомство состоялось в СИЗО. Он протянул руку. «Я же убийца, почему вы со мной здороваетесь?» — на тот момент я уже отчаялся добиться правды. И услышал: «Какой вы убийца? Вы жертва. Поговорю с начальством, вас освободят из СИЗО и переведут в статус потерпевшего».
Островидов тщательно ознакомился с документами, еще раз посетил пентхаус, обнаружил на крыше бутылку водки с отпечатками убийцы, там же остались еще следы преступника. И он начал по крупицам собирать улики.
— Ранее этого не делали?
— Что-то делали. Например, измеряли мои ноги. С первого дня в квартире было полно чужих следов — отпечатки рук, ног. У меня 48-й размер ноги, на месте преступления оказались следы 39-го размера. Так экспертизу моей ступни делали аж пять раз, чтобы удостовериться, моя нога там или не моя. В итоге в деле написали: размер ноги идентифицировать не смогли.
Новый же следователь Островидов взял мои кроссовки в руки, посмотрел — 48-й размер, сделал вывод: «Следы не ваши». Островидова даже преступники уважали, признавали, что просто так он никого не посадит. Он всего себя отдавал делу. Ходил постоянно в черной рубашке, чтобы не стирать, потому что некогда было, он ночевал в СК.
Справка «МК»: 17 июля 2017 года следователь Главного следственного управления СКР по Москве Алексей Островидов подал в отставку, назвав причиной «профессиональную некомпетентность руководства» и «игнорирование ими требований уголовно-процессуального законодательства».
— Вы считаете, улики против вас были сфабрикованы?
— Могу рассказать про одну улику, из-за которой продлили мой арест. Отыскали в квартире какие-то ножницы, где оказалась кровь моей дочери и мой запах — вроде собаки учуяли. С момента убийства тогда минуло больше 9 месяцев. Уверен, улика с ножницами была сфабрикована.
Следователи хватались за любую соломинку, чтобы удержать меня за решеткой. Через 7 месяцев моего пребывания в СИЗО они решили нагрянуть к «каталам», с которыми в ночь убийства я играл в карты. В 7 утра явились с обыском к моим друзьям, искали орудия убийства в крови.
Знаете, кем являются мои приятели? Один из них — бывший зам. министра иностранных дел Армении, другой — сын бывшего секретаря парткома города Еревана, третий — именно у него играли — имеет два аэробуса, сдает их в лизинг, на эти деньги и живет. Все они образованные, интеллигентные люди. Когда мои друзья увидели на пороге людей в погонах, удивились: «Вы думаете, мы 7–8 месяцев будем держать дома орудия убийства в крови?» Следователи вежливо попросили показать все ножи, которые были в доме. У кого-то зачем-то изъяли телевизор, у кого-то ноутбук.
— Алиби у вас было?
- Алиби-то было. Я вернулся в 4 утра. Убийство произошло гораздо раньше. Мои даже не успели надеть домашнюю одежду — супруга была в джинсах, дочь не в пижаме. Но все это доказали гораздо позже.
А до этого выступила эксперт, который в своем заключении написала: убийство могло произойти с 4 до 6 утра — и сослалась на методику 1853 года. Мне объяснили, что тогда в России был врач, который определял время убийства человека, он же написал книгу, где была указана некая формула, по которой вычисляют время смерти. Вот эксперт по этой формуле и сделала выводы.
Но позже нашли другую книгу, написанную одним экспертом-криминалистом в 2012 году. Там описана совершенно иная методика. Затем провели еще две экспертизы по времени смерти и выяснили, что убийство произошло как минимум за 3 часа до моего возвращения домой.
— Что это — халатность, непрофессионализм следственных органов?
— Существует статистика: в 90 процентах подобных преступлениях замешаны мужья. Вот этим все и руководствовались, когда убийство повесили на меня. Со второго дня моего задержания следователи и оперативники уже ждали благодарности от начальства. Не сомневаюсь, если кого-то наградили или люди пошли на повышение после быстрого раскрытия двойного убийства. И догадываюсь, в головы тех людей закрадывалась мысль: «А если не он?» Но они ее отгоняли как назойливую муху.
— Вы думаете, это обычная практика при раскрытии преступлений?
— В СИЗО я познакомился с одним пацаном. Он рассказал свою историю. Стоял на улице, мимо проходил мужчина, уронил телефон, мой собеседник поднял телефон, протянул ему. Тот плечом его ударил, поднял шум: «Ты разбоем хотел отнять мой телефон». Подбежали полицейские. Парня скрутили на месте. Дело раскрыли. Никто ничего даже доказывать не станет. Это один из примеров.
«Если бы приказали зарезать сокамерника, пришлось бы резать»
— Был момент, когда вы подумали, что бороться бесполезно?
- 10 месяцев я провел в СИЗО — в Бутырке, потом в «Матросской Тишине». Меня закрывали в камере с ворами в законе как особо опасного преступника, пока не подсуетились мои родственники, чтобы меня не перевели в общую камеру.
Вы не сидели в тюрьме? Знаете, что там самое страшное? Праздники — майские, январские. В СИЗО люди сидят в маленьких комнатках, хатках, как их называют. В будние дни есть движение, ты ходишь на допросы, к тебе приходят адвокаты, следователи. В праздничные дни народ никуда не заходит, не выходит. В это время можно с ума сойти.
Помню, все готовились отмечать праздники. Планировали, что поставят на стол, из чего будут варить водку. Я не принимал участия в этих обсуждениях, просто лежал и не двигался.
22 декабря я собирался умереть. На тот момент я уже смирился. Много спал. Сначала по 8, 10, 12 часов. Потом не вставал с кровати по 20 часов. В какой-то момент почувствовал, что силы на исходе.
В один из таких дней меня растолкали: «Собирайся в суд». Приехали в Мосгорсуд. В тот день у арестантов СИЗО был банный день. Я боялся опоздать, пропустить поход в душ, который редко случался. Поэтому планировал побыстрее завершить процесс. И тут на заседании судья говорит: «Мы меняем вам меру пресечения на домашний арест».
— Ваши эмоции?
— Вы хотите знать, что я почувствовал? Абсолютную пустоту. Такую же пустоту я почувствовал, когда объявили о моей реабилитации. На меня свалилось столько горя, а меня за это посадили с убийцами в одну камеру.
— Расскажите о сокамерниках.
- Когда только заселяешься в камеру, так называемые блатные отправляют к тебе специального человека, который изучает твое дело. Сокамерники обязательно должны выяснить, что ты натворил. Если не по понятиям сидишь — избил старуху, изнасиловал женщину, убил ребенка, — тебе конец.
Со мной сидел парень, который травматом выстрелил в молодую девушку, изнасиловал ее. Через два дня он был найден мертвым в уборной, пока все были на прогулке.
Допускаю, что не выдержал издевательств сокамерников. А ко мне через 20 минут подошли: «Ладно, брат, мы тебе поможем, поддержим». Четыре не очень образованных арестанта за 20 минут разобрались, что я невиновен. Спросили перед этим: «Когда произошло убийство?». — «Позавчера». — «А почему нет следов на руках?». У меня были чистые руки — ни ранки, ни царапинки.
— Следователей не смутил этот факт?
— Нисколько. У меня даже ногти на экспертизу брали со словами: «Вы ночью всех убили, а утром скипидаром все ногти почистили». Когда я попытался возразить, что скипидар последний раз в 1978 году видел, мне тут же сказали: «Значит, водкой отмыл».
«Передо мной никто из следователей не извинился»
— Как вам подсказывает интуиция, убийство ваших родных будет раскрыто?
— Как могут найти убийцу спустя 2,5 года? Если только случайно по отпечаткам пальцев. Но в деле даже нет отпечатков пальцев погибших. Видимо, все так радовались, когда по горячим следам задержали «убийцу», что не стали снимать отпечатки у жертв. Выходит, следователи даже не знали, чьи отпечатки они снимали в квартире. Возможно, отпечатки моей жены они посчитали за отпечатки убийцы. Сейчас, чтобы идентифицировать отпечатки, следователи отправили запрос в американское посольство, где мы делали визы.
Я вам больше скажу, на третий день после случившегося никаких следов в квартире уже не осталось. Следователь отдала ключи от пентхауса тестю, который сделал там чистку.
— К какой версии склоняются следователи, мотив преступления им понятен?
— Есть версия грабежа. Но мне она кажется странной — из квартиры украли только 1500 долларов, которые лежали на видном месте.
— Вы кого-то подозреваете?
— Я подозреваю одного из родственников жены.
— Других версий у вас нет? Может, ваши враги?
— У меня нет врагов. Я в жизни ни с кем не ссорился.
— Где вы сейчас живете, если вас лишили недвижимости?
— Как повезет, в основном у друзей — сегодня одни приютили, завтра другие. Меня выписали из квартиры через суд, когда я находился под подпиской. Причем я тогда заявил судье, что пока нахожусь под подпиской о невыезде, меня нельзя выписать. Где-то я ведь должен быть прописан. Три заседания думала судья, что делать. В итоге меня лишили прописки.
— Вы не думали уехать из России?
— Меня уговаривают уехать в Америку. Советуют показать им это дело, и мне, возможно, дадут гражданство. Но вопрос об эмиграции пока не стоит.
— Вам принесли извинения следователи, прокурор?
— Нет. Никто не пришел, не позвонил.
— Но вы вроде держитесь. Даже шутите иногда?
— Стараюсь. На самом деле я сам по себе веселый, но как жить веселому человеку, когда нечему радоваться? Когда я получил бумажку о реабилитации, мне звонили друзья, поздравляли, спрашивали, буду ли отмечать это событие. Я даже не знал, как реагировать. Мне что, надо пойти это дело как-то отметить? Чему я должен радоваться? Что меня оправдали? Я не знаю, как жить после этого, а мне говорят, надо радоваться.
Автор: Ирина Боброва
