COVID-19 застал Францию врасплох. Невозможно отличить правду от лжи, многие сеют панику, однако конца света ждать преждевременно. Об этом «Известиям» рассказал знаменитый композитор Владимир Косма, автор музыки к 300 фильмам с участием Пьера Ришара, Жерара Депардье, Луи де Фюнеса и Жан-Поля Бельмондо. 13 апреля ему исполнилось 80 лет.
— Как вы оцениваете нынешнюю ситуацию во Франции? Не обнадеживает?
— Она мешает мне жить — я не понимаю, что происходит на самом деле, а неведение всегда пугает. Не понимаю, почему вокруг коронавируса столько слухов и суеты. Эпидемии регулярно обрушиваются на человечество на протяжении всей его истории. Согласно статистике, ежегодно только грипп убивает десять и более миллионов людей в мире. К счастью, сегодня мы еще далеки от этой цифры. Невозможно отличить правду от лжи, понять, что в этой истории имеет отношение к политике и что к медицине. Именно это меня больше всего раздражает и тревожит.
— Французские власти предупреждают: идет настоящая война.
— Видимо, они претендуют на роль оракулов или провидцев, делают пафосные заявления, достойные Шекспира. Но для этого нужен талант, которым они обделены.
— Библия учит, что «всё проходит»…
— Всё проходит, но и всё может случиться. Мы захлебываемся в лавине ненужной информации, которую обрушивают на нас интернет, соцсети и прочие штуки. Скажем, некий продюсер переспал с несколькими артистками. Он проведет за решеткой остаток жизни, и об этом «событии» не перестают судачить на всех континентах, раздувают банальную историю до всемирного масштаба. Нынешняя система массовых коммуникаций всё преувеличивает, перевирает, интерпретирует на свой лад и сеет панику.
— Все-таки пандемия — событие иного масштаба, чем дело насильника Харви Вайнштейна. Значит, по-вашему, пока рано ждать конца света?
— Периодически вспыхивают пандемии, которые убивают миллионы людей. Я не мальтузианец, который считает, что войны и эпидемии необходимы, чтобы «сбалансировать» рост населения. Мне и с моей музыкой непросто разобраться, поэтому воздержусь от идиотских высказываний по поводу того, что нам грозит, кто виноват и что делать. Во всей нашей истории были и будут войны и болезни, которые образуют убийственный цикл. Вселенная настолько сильнее человека, который должен сидеть смирно.
— «Ад — это другие», — считал Жан-Поль Сартр. Значит, виновных искать не надо?
— Несложно понять, что к очередной эпидемии оказались неподготовленными абсолютно все. По крайней мере Францию застигли врасплох. Не хватает ни больниц, ни врачей, ни масок, ни вакцин, ни тестирования. Поразительно, что один и тот же скандал повторяется раз за разом. В этом виноваты наши правители. Вспомним недавнюю историю с французскими муниципальными выборами (первый тур прошел в середине марта. — «Известия»), когда объявили самоизоляцию и послали голосовать. Это еще больше увеличило число инфицированных. Неужели нельзя было перенести выборы?
— Во Франции разрешено выходить из дома в оздоровительных целях не более чем на час в день в пределах километра от местожительства. На днях видел вас с женой на прогулке в Булонском лесу. Это ваш ежедневный променад?
— Год назад меня прооперировали, и для восстановления здоровья врач велел каждый день ходить час в быстром темпе. Это мне помогает лучше любых лекарств.
— Всё остальное время вы работаете?
— Мое главное ремесло — сочинять музыку. Поэтому большую часть жизни сижу дома. К тому же я еще дирижирую собственную музыку. Мой последний концерт состоялся в Москве в конце декабря прошлого года в Концертном зале имени Чайковского. После этого пришлось отменить все выступления.
— Какими путями вы попали в 23 года из Бухареста в Париж?
— Это был выбор моего отца Теодора Космы, известного дирижера в эпоху Георгиу-Дежа и Сталина. Он в молодые годы учился в Париже, он очень любил Равеля и всю французскую музыку и мечтал, чтобы я перебрался в город на Сене. К тому же я делал аранжировку для таких известных музыкантов и певцов, как Ив Монтан, которые выступали в Румынии. Однажды Монтан сказал: «Если ваш сын приедет во Францию, он сделает замечательную карьеру». Французы помогли моему отцу и мне переехать в Париж.
— Вы написали музыку в общей сложности примерно к 300 фильмам замечательных режиссеров — Франсиса Вебера, Этторе Скола, Ива Робера, Жан-Пьера Моки и других. Какая самая удачная?
— Невозможно ответить на такой вопрос. Это все равно что спросить у матери десяти детей, кто из них любимый. Всё сочиняю с душевным трепетом, с полной отдачей, и каждый раз кажется, что получилась самая лучшая. Поскольку пишу для публики, то больше всего люблю ту, что любит и она. В результате мы с ней получаем взаимное удовольствие. В России людям очень нравится моя музыка к таким фильмам, как «Высокий блондин в черном ботинке», «Игрушка», «Бум», «И слоны бывают неверны», «Привет, артист!».
— Мишель Легран, который был вашим наставником, считал, что музыку пишут либо головой, либо сердцем. А что для вас источник вдохновения?
— Оно дар небес, который помогает мне выразить собственное «я». Немного на манер Флобера, который говорил, что «госпожа Бовари — это я». Мне часто приносят послушать музыку, и, поговорив с авторами, заранее знаю, что они сочинили.
— Какие ваши музыкальные предпочтения?
— Они всегда субъективные. Я люблю одно, вы — другое. Сегодня, к счастью, по-прежнему играют настоящую классику — Бетховена, Чайковского, Стравинского, Равеля, Дебюсси. Последние великие композиторы русской школы: Шостакович, Прокофьев, Мясковский, Хачатурян, которые писали музыку так, чтобы ее понимал народ. Они создали шедевры, которые вошли в мировой репертуар. Тем временем западная музыка в какой-то мере из него исчезла после того, как на нее очень сильное влияние оказала Новая венская школа во главе с Арнольдом Шенбергом, с ее додекафонией. Многие пошли этим путем модернизма, который не дал заметных результатов. Западная музыка получила интересное развитие с возникновением джаза, варьете. Музыка для кино в какой-то мере стала считаться классикой сегодняшнего дня. Людям хочется слушать то, что они понимают.
— Что сближало русских и французских композиторов в XIX–XX веках?
— «Русская пятерка» (так на Западе называют «Могучую кучку». — «Известия») сильно повлияла на французскую музыку, а через нее и на всю мировую. Дебюсси долго жил в России. Он и Равель находились под сильным влиянием Бородина, Римского-Корсакова, которые были духовными отцами французской музыки той эпохи. К тому же французская «шестерка» — Пуленк, Мийо, Онеггер и другие — назвала себя так по аналогии с «Русской пятеркой», «Могучей кучкой» (в нее входят Мусоргский, Римский-Корсаков, Бородин, Кюи и Балакирев. — «Известия»).
— Почему в свое время вы отказались от заманчивых предложений Голливуда?
— Меня приглашал сам Дино Де Лаурентис (известный итало-американский продюсер и режиссер. — «Известия»). Подписал контракт и даже собрал чемоданы. Проблема в том, что я боюсь самолетов. Перед самым отлетом в Голливуд меня охватила паника, и я отказался. Это не помешало мне в дальнейшем писать в Париже музыку к американским фильмам.
— Как же вы тогда добирались до Москвы и Петербурга?
— Только поездом. С собой в дорогу брал мемуары Гектора Берлиоза, который описывал свои путешествия в Россию. Тогда на лошадях до Петербурга ехали две недели.
— Как вам удавалось решать конфликты с режиссерами, возникающие при работе над фильмами?
— Постановщика трудно убедить в том, что надо принять мое предложение, которое не соответствует его замыслу. Устно не объяснишь, какой получится музыка. Последнее слово всегда за режиссером, но я побеждал в большинстве случаев.
— Вы посвятили кино больше полувека. Но вы и автор симфоний, музыки для оперы и балета. Не жалеете, что пришлось пожертвовать классикой ради «легкого» жанра?
— Никаких сожалений нет и не было. Я сделал такой выбор, потому что именно эта музыка с младых ногтей доставляла мне наибольшую радость. Я даже немного конфликтовал с моими коллегами по консерватории, для которых существовала только классика. Я же выступал за разнообразие стилей и жанров. Даже гении — Чайковский, Брамс — искали вдохновение в фольклоре. Бах писал музыку для танцев. Всегда существовало взаимное проникновение фольклорной и классической музыки.
— Музыка по-прежнему часто создается на заказ?
— Так было на протяжении веков, когда композиторы сочиняли для королей, аристократов, церкви, оперы, а не для собственного удовольствия. В коммунистические времена писали по заказу государства.
— Ваша жена — бывшая танцовщица. Надо полагать, вы неравнодушны к балету?
— Люблю балет только великих хореографов, потому что часто видишь артистов, которые как бы танцуют отдельно от музыки. Признаюсь, что «Щелкунчик» предпочитаю без танцоров, которые часто только мешают. Баланчин, конечно, модернизировал балет, но не пытался его деформировать или навязывать собственное «прочтение».
— Сегодня почти не осталось оперных постановок, которые так или иначе не осовременили. Режопера безраздельно царит на западных подмостках?
— Я не поклонник господства в опере и во всей культуре постановщиков, которые по уровню бесконечно далеки от гениев — Моцарта, Верди, Пуччини. Терпеть не могу, когда они вторгаются в их творения, и предпочитаю смотреть шедевры в первозданном виде. Тем паче, что эти люди занимаются эпатажем и провокацией и, по сути, их уничтожают. Эпоху Моцарта переносят зачем-то в гитлеровские годы. Артисты у них на сцене бегают голышом. Рассуждают только о постановке и никогда о музыке.
— Но разве некоторые оперные сюжеты не выглядят анахронизмом?
— Конечно, они устарели, неинтересны, а текст порой звучит глупо. Да еще приходится слушать оперу на немецком, которого люди не понимают. Но всё это абсолютно неважно, ибо музыка превыше всего.
— 13 апреля вам исполнилось 80 лет. Как отмечаете юбилей?
— Я бы с удовольствием обошелся без праздника. Отмечать даты хорошо, когда ты молодой или уже совсем старый. Отец мой умер в 102 года, а дни его рождения стали отмечать начиная с 90 лет. К сожалению, даты напоминают, что время проходит стремительно. Я должен был на свое 80-летие выступить с концертом в Париже, хотя мне не нравятся напоминания о моем возрасте и превращения даты в «событие». Но по коммерческим соображениям и ради маркетинга организаторы настаивали, и я без всякого энтузиазма согласился. Из-за вируса пришлось отложить. Теперь собираются устроить мои торжества в сентябре, что меня сделает моложе на несколько месяцев.
— Что вы считаете главным счастливым событием вашей жизни?
— Сразу не вспомнишь. Первое, что приходит в голову, когда мне в 50 лет сделали серьезную операцию на сердце. Думал, дни мои сочтены, но всё прошло удачно и я остался жив. Две недели спустя я уже записывал в студии музыку к фильмам Ива Робера «Слава моего отца» и «Замок моей матери». Для меня это было как воскрешение. И в течение трех месяцев я находился на седьмом небе от счастья. Все житейские невзгоды казались ничтожными, потому что выздоровел, вернулся к жизни и к музыке. К сожалению, три месяца спустя суетные заботы задвинули мое счастье на задний план. Я забыл, что жизнь — это подарок, которым надо пользоваться каждое мгновение и не обращать внимания на всё остальное. С тех пор я больше никогда не испытывал ничего подобного.
— Вас волнует, будут ли слушать вашу музыку через 100 лет?
— Надеюсь, что и через 100, и через 200 лет. Мне это совсем не все равно. Любой творец хочет, чтобы его не забыли. Когда я пишу, думаю не о сегодняшнем или завтрашнем дне, а о далеком будущем. Музыку, которую я сочинил 50–60 лет назад, теперь ценят больше, и для меня это огромная радость.
Юрий Коваленко
