В коммунальной квартире на юго-западе Москвы Егиш Абкарович Газарян живет почти 40 лет. Ему 79, но выглядит он моложе своего возраста. У порога он встречает меня в зеленой военной форме советского пошива и проводит в комнату — одну из двух в коммуналке. В форме он не зря: во-первых, работает дежурным в военкомате, а во-вторых, в небольшой «двушке» в Беляеве идет настоящая соседская война.
Коммунальных квартир в Москве с каждым годом становится все меньше, но они все еще есть и по-прежнему остаются очагами жилищных конфликтов. Никакой киношной романтики в духе «Покровских ворот» в них никогда не было и нет: время там замерло, и соседские баталии на тесной кухне не утихают. Это свой, закрытый мир, вмешиваться в который порой не хочет даже полиция.
От коммуналки привычно ждешь бытового ужаса: ободранных стен и полчищ тараканов. В квартире, где живет Егиш Абкарович, на удивление чисто.
— Тут с 2007 года во второй комнате две кореянки жили, — рассказывает Егиш Абкарович. — С первого дня была ссора. Они грубо себя вели, но я не лез в их дела. Встаю как-то на работу рано. Пришел на кухню, на плите стоит сковородка. Одна сестра бьет по ручке — сковородка переворачивается, и меня кипятком облило. Пришла вторая сестра, взяла сковородку и бабах меня по голове...
Егиш Абкарович показывает фотографии крови на столе: он получил сотрясение мозга. Потом были больница и суд. Одну из сестер наказали всего на 37 тысяч, а со второй сняли обвинения вообще.
На кухне стоит мужчина и говорит: «Я здесь буду жить»
Значит, решили сестры, будет по-другому. «Они ушли и сказали: «Новый сосед вам еще покажет», — вспоминает Егиш Абкарович. Новому соседу, Ахмету А., чуть больше 30 лет. В небольшой комнате в 10 квадратных метров он проживает вместе с женой, двумя детьми и мамой уже больше трех лет. Проблемы начались буквально с порога.
— Я знал, что новый постоялец в определенный день приедет, — говорит Газарян. — Позвонил в полицию, предупредил, что ухожу на работу и дверь закрываю на все замки, а он, если придет, пусть мне позвонит. Прихожу — вся дверь вдребезги, замок разбит, дверные косяки изуродованы... На кухне стоит мужчина и говорит: «Я здесь буду жить». Я служил в разведке, мне сказали: держи сердце горячим, голову холодной, а руки чистыми. Я решил посмотреть, что будет дальше.
Дальше можно просто цитировать документы:
«02.02.2015 года гр. Газарян подошел к гражданину кавказской наружности, проживающему в соседней комнате, и попросил вернуть вещи, которые тот взял на кухне, на что последний стал вести себя неадекватно, словесно оскорблять, ударил ногой в область груди».
«27.08.2015 года гр. А. нанес ему телесные повреждения, за то, что гр. Газарян громко хлопнул дверью. Диагноз гр. Газаряна — ЗЧМТ (закрытая черепно-мозговая травма), сотрясение мозга».
«17.11.2016 года гр. Газарян встал рано утром и увидел, что входная дверь открыта. Когда гр. Газарян Е.А. стал говорить (соседу), почему не закрыли дверь, то тот кинулся на Газаряна, пытался ударить ногами и руками».
— Он как в левый бок меня ударил ногой, так до сих пор болит, — говорит Егиш Абкарович. — Пошел в травмопункт, там написали, что ушиб есть, но на такой бумаге, которую никуда не предоставишь.
Сам Ахмет считает обращения в полицию и жалобы Газаряна стукачеством: «Я тебя обворовываю, бью, у меня есть крыша, ты все равно меня не возьмешь», — передает его слова Егиш Абкарович. После них мужчина снова ударил соседа — в живот.
Естественно, горячий на руку сосед все отрицает. В своих ответах полиции он утверждает, что это Газарян не дает ему жизни, захламляет квартиру и вообще угрожает и нападает с ножом. Правда, если виновник всего Газарян, то почему сотрясение мозга и все ушибы у него?
Если бы полиция как следует занялась этой историей, то мы бы вряд ли написали о ней в газете. Но на все свои заявления Газарян получает один ответ-отписку: в возбуждении уголовного дела отказать. Даже в тех случаях, когда травмы были зафиксированы медиками.
— Если человек считает, что есть реальная угроза его жизни, то есть речь не о бытовых претензиях — понятно, что все живут совместно вынужденно, — то надо обращаться в правоохранительные органы, — говорит адвокат Наталья Григорьева. — Важна активность самого гражданина. Насколько он хочет защитить свои права? Нужно писать заявления, привлекать соседей в качестве свидетелей. Если не принимают заявление, то следующий шаг — жаловаться руководству этого отделения. Если и в этом случае ничего не происходит — писать в Следственный комитет и в прокуратуру. При травмах нужно иметь официальные медицинские документы, пусть даже речь идет о синяках.
История Газаряна — лишь маленький эпизод в череде бесконечных коммунальных войн. А они будут длиться еще долго — пока существуют коммуналки.
По запаху было понятно: бабушке стучать бесполезно
Большая часть коммуналок была ликвидирована в 1990-е годы — 90% от общего числа квартир. Около 9% расселили в 2000-е. Как рассказал «МК» директор риелторской компании Шамиль Кочекаев, сейчас в Москве продается чуть больше двух тысяч комнат в коммунальных квартирах. Причем 200 с небольшим — в Центральном округе.
- Есть несколько категорий собственников комнат в коммунальных квартирах, — говорит Кочекаев. — Первая — «аристократы духа». Люди, что называется, «из бывших», когда-то были советской элитой. Работать с ними крайне сложно: «Да вы знаете, кто жил в этой комнате! Да вы знаете, какие у меня соседи были!»
Вторая категория — люди попроще. Дворники, слесари, которые работали в ЖЭКах, на заводах и получали так называемые служебки. Вот они готовы расстаться со своими коммунальными метрами.
И есть категория люмпенов, которые как пили при советской власти, так и продолжают. Там весь худший антураж коммунального быта, который чаще всего в коммуналках и наблюдается. Подсыплем чего-нибудь соседям в ужин, подкинем мусор... В таких местах плодится бытовая преступность, алкоголизм и наркомания.
Проблемы общего быта никуда не делись. Баталии на тесных кухнях, очереди в туалеты, полчища тараканов... В прошлом остались разве что ссоры из-за общего телефона.
- Как-то расселяли мы коммуналку целиком, — вспоминает Кочекаев. — Одной из собственниц была бабушка — божий одуванчик. Уже шли сделки, потом был перерыв в два месяца. Мы получили деньги, люди в приятном предвкушении разъезда.
Уже ближе к сделке я начинаю обзванивать собственников. И спрашиваю: «А почему бабушка не берет трубку? Постучите ей». А они говорят: «Давно стучим, не открывает». Когда мы пришли, запах был такой, что было понятно: стучать бабушке бесполезно, она уже никогда не откроет. А соседи говорят: «У нас всегда так пахнет, мы ничего не чувствовали».
Бывало, что соседи убивали друг друга, расчленяли. Полиция на серьезные преступления реагирует, но есть такие нехорошие квартиры, где каждый день кто-то кому-то в ухо дает. Полиции это тоже надоедает — каждый раз приезжать.
По словам Кочекаева, жильцы пытаются защитить себя от соседей. Самый популярный вариант — камеры.
— Первый раз камеру в жилой квартире я увидел именно в коммуналке: она была установлена на кухне и направлена на холодильник. Причем на холодильнике был еще висячий замок. Я у хозяина спросил: «Слушайте, а зачем и то, и то?» Сказал, был случай, когда один замок сломали...
Качество коммунальных квартир, степень их убитости, если можно так сказать, оказались прямо противоположными их близости к центру. Казалось бы, чем «элитнее» коммуналка, тем лучше должно быть ее состояние.
- Во всех случаях состояние жилплощади связано не столько со статусом района, сколько с людьми и отношениями, которые между ними сложились. Когда отношения донельзя плохие, то жильцы не то что не убираются, но и пытаются побольше нагадить. Помню убитую коммуналку в самом центре. Там жили бывший силовик и действующий. Они подбрасывали друг другу мусор, рассыпали перед дверями окурки.
Но самый ужас был в коммуналке в доме, бывшем когда-то особняком. Там когда-то жила чета богатых промышленников, квартира в 220 квадратных метров. Внутри ее поделили на 11 комнат. На потолках сохранилась старая лепнина, которая была перерезана этими фанерными перегородками. Состояние ее совершенно ужасающее. Люди там и сейчас живут.
Коливинги для хипстеров
О некоем идеальном человеческом общежитии мечтали в 20–30-е годы прошлого века. В идеале — в собственной, отдельной комнате человек должен был только спать: из личного оставалось только право на сон, секс и, пожалуй, ванные процедуры. Все остальное время полагалось находиться на виду: женщинам — готовить на общей кухне, мужчинам — есть в общей столовой. Предтеча таких коммун — дом Наркомфина, дом переходного типа, где в ячейках-комнатах все еще оставались кухни. Прошло почти сто лет. Личное пространство стоит дорого.
На Западе популярен (а в Москве только начинает набирать популярность) новый формат проживания для молодых, активных, строящих карьеру — коливинг (совместное житье). Как это выглядит: у тебя есть комната с кроватью, шкафом и рабочим местом. Кухня, гостиная, санузел — это общее пространство для тебя и твоих соседей. Но это же XXI век, поэтому соседи — не Вася-алкоголик и Маша с пониженной социальной ответственностью, а люди образованные, которые должны пройти некий отбор перед заселением.
— Коливинги зародились не в мире коммунальных квартир, они, по сути своей, и не должны были заменить коммунальные квартиры, — рассказывает урбанист Петр Иванов. — В крупных городах типа Лондона и Нью-Йорка очень серьезно растет стоимость недвижимости, но, с другой стороны, развивается качественная городская среда, которая позволяет в ней долго находиться, и в нее вытесняются разные функции. Идея поесть в кафе или в ресторане из праздничной практики превратилась в повседневную. Тогда зачем в квартире кухня, если мы на кухне не едим? Стираются границы между офисом и комфортным пространством. Офис из места, в которое мы приходим в пиджаках, превращается в место, где мы ходим в любимых джинсах, плюхаемся на диван и что-то делаем.
В коливингах, по мнению Иванова, у жильцов будет возможность, например, следить за судьбой общедомовых пространств, знать, как распределяются деньги на ремонт и прочие нужды. Общая комната, своего рода комьюнити-центр, — то место, где собирается домовое сообщество, проводятся общие собрания и другое — хоть презентация крафтового пива, хоть вечер индийской кухни.
— Коливинг выбирает человек, который хочет попробовать ужиться с другими людьми, — объясняет Иванов. — Если не хочешь — покупаешь просто микроквартиру, без всех этих приблуд.
Есть свод правил коливинга. Во-первых, должна быть консенсусная система принятия решений — нет никаких старших. Решения принимаются не просто большинством, а абсолютным числом голосов.
— По форме это напоминает чем-то тот же дом Наркомфина, но по сути это разные вещи. Были какие-то советские эксперименты с коммунами, но заряженные идеологией. Форма оказалась удачной. Чем плоха идея создания коливингов в бывших рабочих общежитиях. Осталось насытить эту форму эффективными социальными моделями.
Конечно обычная коммуналка и коливинг совсем не одно и то же, общее только принцип совместного проживания, а качество жизни предполагается различным. Но много ли окажется желающих пожить во все той же коммуналке? Так что коммуналки у нас продолжают оставаться на качественно старом уровне.
…Егиш Газарян продолжает жить в злосчастной коммуналке. При встречах сосед не стесняется в выражениях, оскорбляя и его, и его дочь (при полиции). Договор аренды у Ахмета и его семьи уже закончился. Съедут ли они? Не факт. В письмах из прокуратуры ЮЗАО его дочери Карине Газарян пишут: «Идет проверка». И даже если полиция займется этим делом и выселит агрессивную семью, не факт, что сестры-кореянки не найдут Газаряну нового бойкого соседа с еще большей семьей, хотя по закону снимать комнату и проживать в комнате в коммунальной квартире может столько жильцов, сколько там прописано, не больше. В противном случае это является ухудшением жилищных условий соседа по коммунальной квартире.
— Чего вы хотите добиться? — спрашиваю я у Егиша Абкаровича.
— Чтобы он вернул мои вещи, — отвечает он. — Чтобы их семья вела себя спокойно. А если этого не будет, я хотел бы, чтобы они съехали.
Автор: Любовь Кулябко
