Юрий Фёдорович Файер родился в Киеве в 1890 году. Любимец всех прославленных балерин своей «эпохи» (а она растянулась на целых сорок лет), прекрасно разбиравшийся в «почерке» каждой и умудрявшийся и «подножки» не тем темпом никому не подставить, и отстоять интересы композитора, он всю свою жизнь связал с балетом.
В 1906 г. окончил Киевское музыкальное училище, в 1917 г. — Московскую консерваторию по классу скрипки (педагог Георгий Дулов).
С 1906 г. играл в различных оркестрах (скрипач и концертмейстер). В 1909-1910 гг. был концертмейстером и дирижером оперного театра в Риге, в 1914-1915 гг. служил в оркестре Оперы Зимина (Москва), в 1916 (там же) стал концертмейстером.
В 1916 г. занял вакансию в первых скрипках оркестра Большого театра.
В 1919 г. дебютировал в Большом в качестве балетного дирижера. Дебютным спектаклем стала «Коппелия» Л. Делиба. Стал преемником замечательного балетного дирижера Андрея Арендса. В 1923-63 был дирижером (некоторое время именовался главным дирижером балетных спектаклей) Большого театра.
Давал жизнь новым сочинениям, которым суждено было стать шедеврами советского драмбалета, в том числе «Красному маку» Р. Глиэра, «Трем толстякам» В. Оранского и главное — «Золушке» С. Прокофьева.
Под его музыкальным руководством в Большом — среди прочих — состоялись премьеры балетов «Светлый ручей» Д. Шостаковича (балетмейстер-постановщик Федор Лопухов), «Пламя Парижа» (Василий Вайнонен) и «Бахчисарайский фонтан» (Ростислав Захаров) Б. Асафьева, «Ромео и Джульетта» С. Прокофьева (Леонид Лавровский), «Лауренсия» А. Крейна (Вахтанг Чабукиани).
Он неизменно сотрудничал с великим, но вечно опальным хореографом Касьяном Голейзовским, начиная с его вошедшей в анналы балетной истории XX века постановки «Иосифа Прекрасного» С. Василенко (1925 г.).
Его репертуар включал более пятидесяти балетов.
А на его надгробии изображен символ вечной балетной женственности — артистка балета в образе лебедя
Великие балерины одновременно отдавали дань его бурному темпераменту и чисто человеческим качествам
Фейерверк!.. Пожалуй, никому не подходила фамилия так, как Юрию Файеру. Но огонь Файера не опалял, не обжигал, он был подобен факелу, он нес свет и тепло
— Ольга Лепешинская
И даже мои экспромты всегда встречали в нем мгновенный отклик — в этом его неповторимость. А какой он был человек! Сама доброта, доброжелательность, сердечность. Я его очень любила и дорожила взаимностью
— Марина Семенова
На одной из репетиций Юрий Федорович стоял за дирижерским пультом минут пятнадцать, а оркестранты все бродили, разговаривали и никак не выражали готовности начать работу.
Сначала Юрий Федорович что-то бубнил себе под нос, затем постучал дирижерской палочкой по пульту и, наконец, не выдержав, швырнув свой рабочий инструмент на пол, закричал:
– Вы не уважаете во мне дирижера! Как мне с вами работать?!
После чего он стремительно покинул оркестровую яму и скрылся в гримерной. Оркестранты разошлись и через какое-то время голос возвысил скрипач:
– Товарищи! Так больше нельзя! Мы не Юрия Федоровича подведем, а самих себя, а значит, и наши семьи… Давайте что-то с этим решать.
– А что, собственно, решать? – вступили литавры. – Надо не дурака валять на репетициях, а работать! Тогда и Файер будет спокоен, и нам хорошо!
– Надо послать к Файеру выбранных депутатов и извиниться перед ним, – предложил кто-то еще. Однако Юрия Федоровича нигде не нашли, а у вахтера узнали, что он ушел, сказав, что репетиция будет завтра.
На следующий день Юрий Федорович явился точно ко времени, но еще на пути к оркестровой яме почувствовал беспокойство. Стояла мертвая тишина, не нарушаемая ни разговорами, ни настройкой инструментов.
– Черт побери, – пробормотал Файер. – Они что же, меня бросить решили?.. И где я наберу новый оркестр?..
Он шагнул в оркестровую яму и застыл в растерянности. Весь оркестр находился на своих местах с инструментами, готовый к репетиции. Постояв минуту или две, Файер отправился к дирижерскому пульту.
В полной тишине он буркнул:
– Второй акт с седьмой ноты, – и принялся дирижировать.
Оркестр играл слаженно, повинуясь каждому движению рук Файера. Стоило дирижеру остановиться, и молниеносно наступила мертвая тишина.
Несколько растерянно Файер сказал:
– Еще раз с того же места!
Оркестр вновь зазвучал, так, что придраться было совершенно не к чему. Дирижер опустил руки, и опять воцарилась тишина. Тогда Юрий Федорович опустил голову и начал что-то недовольно бормотать. Затем вскинулся и выкрикнул:
– Слушайте! Вы что, дурака валяете?
Ответом ему была столь же глубокая тишина, что и ранее.
– Или вы меня за дурака держите? Немедленно прекратить! Абсолютно никакого уважения к дирижеру!
В сердцах Файер сломал дирижерскую палочку и бросился в дирекцию.
– Ни черта не пойму… – сказал кто-то из оркестрантов. – И как ему угодить?..
