Два юриста — три мнения. Во вторник эта формула во всей красе предстала перед Конституционным судом РФ. Правоведы высшего уровня пытались решить задачу со звездочкой: применять сроки исковой давности к коррупционерам или не применять? Можно ли обратить в доход государства всё, что нажито нечестным трудом, если нажито оно 20 лет назад, а вскрылось только сейчас? Или, как водится, понять и простить?
Поводом для разбирательства на уровне КС РФ стал запрос Краснодарского краевого суда. Фемида южного региона оказалась на распутье, как былинный витязь. Судьям в апелляцию пришло дело по иску прокуратуры об обращении в доход государства имущества местного чиновника. Краснодарский госслужащий в начале «нулевых» сколотил себе целое состояние: скупал доли в компаниях, акции, перепродавал, переводил активы на подставных лиц. В итоге намолотил в личные закрома активов аж на 9 миллиардов рублей.
Вскрылась бурная деятельность чиновника только в прошлом году. Генпрокуратура поспешила восстановить социальную справедливость и помчалась в суд защищать интересы государства с иском. Он был без труда принят первой инстанцией и удовлетворен. Что, в принципе, сюрпризом ни для кого не стало. Сколько таких теневых богачей от госслужбы уже прошли через неприятную процедуру «раскулачивания». Вспомнить хотя бы «золотого полковника» Дмитрия Захарченко и его тезку из ФСБ, тоже полковника, Дмитрия Черкалина. У тех тоже по иску Генпрокуратуры в доход государства улетели элитные квадратные метры, коллекции золотых часов, крокодиловые сумки и прочие блага цивилизации, приобрести которые на официальную зарплату нельзя, даже если вы министр.
Между тем, адвокаты краснодарского чиновника возмутились. Нет, они даже не пытались отрицать, что их клиент пропитан духом коррупции. Они уперлись в сроки исковой давности. Закон чиновник нарушил в 2001-2003 годах. А срок по Гражданскому кодексу составляет три года. Причем (внимание!) с момента, когда пострадавшая сторона, в данном случае государство, узнала, могла и должна была узнать об этом самом нарушении своих прав.
Расшифровываем: чиновник каждый год подает декларацию о доходах. Например, у него неожиданно появилась вилла в Испании. Ну, сквозняком надуло, такое бывает. Он ее в декларации, надо думать, не указал. Но в госреестрах-то информация о наличии у него странной собственности есть. Вот с этого самого момента, когда в реестрах появилась запись, государство и должно было спохватиться. И с этого момента течет трехлетний срок исковой давности.
Это, что называется, база. Эту формулу знают даже троечники-второкурсники юрфака. Однако отчего-то судебная практика в России по антикоррупционным искам сложилась полярная. Одни суды свято чтут принцип трехлетнего срока. Другие уверяют, что «это другое». Коррупция все-таки. С ней надо бессрочно бороться.
В таком ключе юристы и спорили в зале КС. Официальный представитель Госдумы в высшей судебной инстанции Юрий Петров настаивал на том, что срок исковой давности — конструкция жесткая и непререкаемая.
В целом ту же позицию донес до высших судей полпред кабмина в КС Михаил Барщевский. Лицо не может находиться под риском бессрочного взыскания, считает заслуженный юрист России.
Впрочем, незаслуженных в этом зале не было, а мнений все-таки случилось три.
Второе — жесткое, принадлежит Андрею Клишасу. Сенатор подвесил в воздухе вопрос, достойный диссертации: а с чего вы вообще взяли, что исковая давность — это нечто универсальное? В коррупционных делах она применяться не должна, считает парламентарий.
Максимально мягкой оказалась позиция Верховного суда. Никакого противоречия статей ГК нормам Конституции там не нашли и заметили, что антикоррупционное законодательство в России вообще оформилось только в начале «десятых» годов. Кейс краснодарского чиновника — история из нулевых. А закон, ухудшающий положение лица, обратной силы не имеет. Так что ему, можно спрогнозировать, повезло. Ну а в целом представитель ВС напомнил, что законодательство о противодействии коррупции не содержит никаких новых правил о сроках исковой давности. Так что придется пользоваться тем, что имеем — нормами ГК и ГПК.
По сути произошла очень неприятная для правоприменителей ситуация. Антикоррупционные иски от Генпрокуратуры к вороватым чиновникам задумывались как мера, крайне невыгодная для последних. По природе ведь «обращение в доход государства» - та же конфискация. Но конфискация — мера уголовно-правового или административного характера. А там есть презумпция невиновности. То есть коррупционер вообще никому не должен доказывать, что вон ту виллу в Испании он купил не на откаты. В гражданском процессе расклад в корне иной: там каждая сторона обязана доказывать факты и обстоятельства, на которые она ссылается. А значит для истца, прокурора, достаточно выкатить список того, что чиновник приобрел на доходы сверх официальных. Ну а чиновнику придется побегать и доказать, что он не коррупционер. Пока еще сделать этого никому не удалось.
В общем гражданско-правовая процедура проще. А еще она быстрее, чем уголовное дело. Но - вот незадача — в ней есть исковая давность. И победить её сейчас никак не получится.
Разве что, если внести поправки в законодательство. Поступить так предложил представитель президента в КС Александр Коновалов. Он выступил с идеей прямо закрепить в законодательстве правило не применять общий трехлетний срок в антикоррупционных исках.
Последнее слово за коллегией Конституционного суда. В ближайшее время высшая инстанция примет свое решение.
Татьяна Антонова
