На международном фестивале искусств «Дягилев. P. S.» состоялось первое танцевальное событие: на Большой сцене Молодежного театра на Фонтанке был показан совместный шведско-нидерландский проект — кукольно-пластический спектакль «Коко Шанель», а компания Norrdans представила два поколения шведских хореографов.
На танце, тем более на балете, скандинавские хореографы не зацикливаются, охотно работая в драме с непрофессиональными танцовщиками и даже с куклами. Для них главное — рассказать зрителям историю, пусть и бесфабульную. А потому скандинавский современный танец, включая балетный, можно считать северной разновидностью танцтеатра, что лишний раз подтвердил фестивальный вечер.
Норвежец Йо Стромгрен с нидерландским режиссером-кукольником Ульрике Кваде поставили свою «Коко Шанель», взяв на роль кукловодов двух танцовщиц и танцовщика, отчего спектакль и его персонажи приобрели особую пластичность и телесную выразительность. В написанной самими авторами истории участвует обаятельный карлик Жан Кокто — в настоящем пиджаке, но с ногами кукловода вместо рук. Есть любящий поэт Пьер с накачанным торсом молотобойца, шишковатой головой боксера и душой, парящей в облаках: в эти минуты куклу размером в человеческий рост ведут все три кукловода, чтобы ее па в воздухе были изящны, как настоящий балет. Имеется и любовник-фашист в виде фуражки и кожаного плаща. Кукол самой Коко в спектакле четыре, включая Коко бестелесную, ее изображает белая рубашка и шляпа, надвинутая на кулак артистки; и надо видеть, как эта и без того бесплотная Коко съеживается от нестерпимого горя при известии о гибели ее любимого Боя — Артура Кейпела.
Лучшая кукла — старуха Коко, точнее, ее голова с выразительной мимикой, огромными глазами, выдающимся носом и щелью рта, алчущего сигареты. Тело — просто костюм в фирменном стиле Шанель, и этот костюм может уютно скукоживаться в кресле или обретать стальную осанку, когда Коко расхаживает по сцене своей цокающей походкой. Манекенные руки, приставленные кукле вместо ног, придают грацию шаткому и нервному вышагиванию на кончиках пальцев — отличная метафора безоглядного риска, без которого для Шанель жизнь бессмысленна. За профессию Коко в спектакле отвечает подвижный занавес, скомбинированный из груды белья — панталон, лифов, рубашек. В этой куче тряпья героиня черпает свои идеи — вроде отказа от корсета, который считается главной новацией Коко. Из кратких некукольных танцев отдельного упоминания заслуживает разве что первый дуэт — танцевальная материализация романа Шанель с ее Боем: мужчина не рискует схватить в объятия желанную, но норовистую женщину, его порхающие руки останавливаются в сантиметре от ее непредсказуемо вибрирующего тела. Но люди и куклы уживаются так органично, что понятен мировой успех этого камерного, трогательного и неортодоксального спектакля, гастролирующего буквально с момента своего рождения в апреле этого года.
В Norrdans, труппе из крошечного городка Хернёсанда, ни одного шведа: в эту обеспеченную компанию, окультуривающую танцем север Швеции (а уж потом — остальную Европу), рвутся артисты всех стран, и маститые хореографы охотно доверяют их энциклопедически воспитанным телам свои спектакли. Матс Эк, например, изъявший свои балеты из репертуара ведущих театров, оставил в репертуаре Norrdans девятиминутный «Не танец» («Pas de danse»). Показанный на фестивале, он назван так вовсе не потому, что в нем не танцуют — две пары по очереди трудятся не покладая ног. Просто танец (как, впрочем, всегда у Эка) не самоцель, а способ изживания человеческих комплексов и выяснения отношений. И фирменные эковские движения, известные еще со времен его «Жизели», не устаревают именно потому, что этот конкретный, общедоступный, с почти бытовыми подробностями язык универсален и пригоден для самых потаенных вывертов психики.
44-летний Мартин Форсберг тоже считает танец средством коммуникации — между артистами и между сценой и залом. Его бессюжетный опус AB3 на музыку Баха, Вивальди и Aphex Twin для двух пар и отдельно стоящей черной мохнатой колонны — идеальный пример, как с помощью формальных приемов разных видов современного танца (физического театра, техники изоляции, контактной импровизации и других) можно говорить о человеке и социуме, об индивидуальных реакциях и законах толпы. Причем это не научный трактат: 25-минутный балет, в котором сарабанду Баха может прервать кукареканье или мычание, гомерически смешон: актерские данные танцовщиков не уступают их телесным возможностям. Зрители, привыкшие на балете благоговеть или ломать головы над концептом, не сразу распробовали скандинавский невозмутимый юмор. Так что «Дягилев. P. S.», сделавший в этом году ставку на шведов, вовремя открыл петербуржцам если не Америку (она как раз известна куда лучше), а загадочного северного соседа.
Татьяна Кузнецова
