В мордовских женских колониях продолжают пытать заключенных

В прессу регулярно попадает информация о пытках в колониях России. А уж если говорить об Интернете, то тут сведений о пытках — огромное количество.

Говорить о том, что пытки в колониях — это «горячая новость», мы не можем. Но мы, правозащитники, не можем и не писать об этой ситуации, которая никак не меняется. Только за последние годы сменилось три начальника ФСИН, но пыток меньше не становится.

Нельзя сказать, что руководство ФСИН не знает о пытках. Руководители один за другим осуждают насилие над заключенными, но не борются с ним.

Особенно мерзко выглядят избиения женщин-заключенных. Огромное количество жалоб приходит из колонии ИК‑2. Мы опросили множество бывших осужденных, и все они подтверждают насилие и пытки.

Ольге Ш. 37 лет. Сейчас она живет в Москве и работает маникюршей, но мечтает поступить в медицинский. Три года назад Ольга освободилась из ИК‑2 Мордовии, где провела два года. Не любит вспоминать, за что получила срок. Да и не важно, за что она сидела, — важно, что с ней там делали.

«Я хочу добиться того, чтобы их всех судили. Чтобы они ответили за свои преступления», — говорит Ольга о сотрудниках колонии.

В сентябре 2013 года между ней и одним из сотрудников ИК‑2 произошел небольшой словесный конфликт. Закончилось тем, что Ольга начала получать удары кулаками по голове, животу, спине и ягодицам. Потом ее поставили к стене и начали бить железной палкой по всему телу, пока она не сползла по стенке.

Избивавший Ольгу мужчина сказал ей: «Теперь я буду приходить к тебе каждый день». И действительно приходил и избивал. Ольга считает, что от смерти ее спасло только этапирование в другую область.

Ольга далеко не первая, кто обратился в фонд «В защиту прав заключенных» после освобождения из ИК‑2. На данный момент у нас есть заявления от шести освободившихся оттуда осужденных женщин. Мы постоянно получаем жалобы от родственников осужденных, которые содержатся там сейчас.

Все обратившиеся описывают одинаковые издевательства над осужденными: работа по многу часов без перерыва, избиения заключенных, доведение до самоубийства (имена сотрудников, участвующих в преступлениях, известны).

О том, что происходит в ИК‑2, в 2013 году писала правозащитница Зоя Светова после скандала с Надеждой Толоконниковой. Несмотря на то что прошло уже четыре года, сменился директор ФСИН и несколько раз менялся начальник УФСИН Мордовии, — в ИК‑2 ничего не изменилось.

Все осужденные ИК‑2 работают на швейной фабрике. Работа совершенно рабская. Подъем в 6 утра, в 6.30 — завтрак, в 7.00 — развод на фабрику.

С 7.00 до 24.00, а иногда до трех часов ночи, женщины работают. Сможет ли осужденная в течение дня сходить в туалет, в столовую, на прогулку, в баню, зависит исключительно от того, выполнила ли она «норму».

Осужденные берут с собой баночки и пакетики, в которые справляют нужду, не отходя от швейной машинки. «Иногда девчонки встают, их мочевой пузырь не выдерживает, они идут и на ходу мочатся под себя», — рассказывает бывшая заключенная Елена Винниченко.

Возможность сходить в баню тоже надо заслужить. Винниченко говорит, что в декабре 2016 года их пустили помыться только один раз — аккурат 31 декабря.

Тут не имеет значения, умеешь ты шить или не умеешь. Работают даже с отрезанными на производстве пальцами.

Бывшая осужденная Татьяна Забелина рассказывает историю своей подруги: «Работала двое суток в закройном цехе, ей отрезало три пальца на правой руке. Ее увезли в больницу. Через неделю привезли и загнали обратно на фабрику работать».

Татьяне Чепуриной не было и 30 лет. Тихая, спокойная, всегда сдержанная. Она не справлялась с «нормой», из-за чего ее заставляли работать по 22 часа в сутки, не пускали в туалет и столовую. 23 октября 2011 года ее назвали неуспевающей и сильно избили. Вечером этого же дня Чепурина повесилась на собственном платке.

Ее тело сутки пролежало на улице возле санчасти, а потом еще сутки в так называемой запретной зоне (периметр между забором с током и колючей проволокой). Смерть впоследствии «списали», т.е. оформили как смерть по состоянию здоровья.

53-летняя Наталья Ульянова также не успевала отшивать норму на промзоне. В декабре 2013 года ей не разрешили вставать из-за швейной машинки и заставили работать в две смены. Естественно, не отпускали в туалет и столовую. Не отпустили даже в медсанчасть, когда ей стало плохо.

Когда Ульянова потеряла способность сидеть и вообще двигаться, ее просто положили рядом с вахтой, где она на холодном полу пролежала несколько часов, ожидая медицинской помощи. В этот же день, 29 декабря, она скончалась.

Бывшую осужденную Татьяну Гаврилову в Мордовии помнят очень хорошо. Из своих 40 лет она провела в заключении пятнадцать, семь лет отсидела в ИК‑2, освободилась в 2014 году.

Первый день в ИК‑2 у Гавриловой вышел очень запоминающимся — как для нее, так и для всей администрации колонии. «Главный по безопасности в колонии К. тут же позвал к себе в кабинет. Он несколько раз меня ударил там по виску дубинкой. Мне ничего делать уже не оставалось, я начала обороняться», — рассказывает Гаврилова.

На крики К. прибежали все сотрудники, но Гаврилова, понимая, что терять ей нечего, не ослабляла захват: «Он приказал всем выйти из кабинета. Дал слово офицера, что больше меня никто тут бить не будет. Ну я его отпустила. Он сел на диван и спокойно уже сказал, что из колонии я никогда живой не выйду».

В этот же день Гаврилову повели в ШИЗО, потребовали снять нательный крестик. Она отказалась: «Пока меня по коридору вели, сотрудник П. со всей дури ударил меня сзади по голове. А он весом под сто килограмм. Я развернулась и нанесла ему боковой удар ногой в живот». Гаврилова тогда еще не знала, что П. являлся начальником колонии…

Увидев лежащего на полу начальника, остальные сотрудники забили тревогу и вызвали ОМОН: «К тому моменту меня уже прицепили наручниками к батарее. П. и другие продолжали мне наносить удары — в грудь, живот. Короче, когда прибежали двое омоновцев, я потеряла сознание».

Сейчас Татьяна Гаврилова — самая активная из освободившихся осужденных ИК‑2. Уже три года она продолжает писать жалобы в прокуратуру и УФСИН, пытается добиться возбуждения уголовных дел против сотрудников ИК‑2, собирает жалобы от других осужденных. У Гавриловой две цели: защитить тех, кто сейчас содержится в ИК‑2, и наказать всех ответственных за смерти и избиения осужденных.

Елена Винниченко прибыла в колонию ИК‑2 в феврале 2015 года. На левой ноге у нее была трофическая язва.

В медсанчасти ИК‑2 вместо надлежащего лечения ей начали колоть антибиотики, язва начала увеличиваться. Комплексного лечения Винниченко не получала, перевязок ей тоже не делали. Когда летом 2016 года женщину не пустили на очередную перевязку из-за невыполненной нормы, Винниченко сама сняла повязку с больной ноги. Из язвы полезли черви…

Другая осужденная рассказывает: при температуре 40, когда ее била лихорадка, свершилось чудо — ее положили в санчасть на два дня, чтобы сбить температуру. После того как температура опустилась до 38 градусов, чудеса кончились: пришлось выходить на промзону, где бригадир отряда начала избивать «отлынивающую».

Татьяна Забелина работала в столовой поваром, освободилась полгода назад. Сейчас живет и работает в Питере. На вопрос «как кормят» отвечает: «Такое ощущение, что дохлых свиней привозят. Когда варишь мясо, стоит отвратительный запах». Молоко выдают только больным, которым прописана специальная диета, но всегда только прокисшее. Но хорошую еду в столовой все-таки готовят, правда, не для осужденных: «Приезжают прокуроры, для них готовится заказ: салаты, утки, печенка, кролик — все готовится для прокурора. Упаковывается и вывозится за зону».

На еду отводится не более 20 минут, потом всех обратно загоняют на промку. Осужденные, зная, что в течение дня им больше не удастся поесть, пытаются спрятать у себя хлеб, но если сотрудники его найдут — обязательно побьют.

«Те, кого сутки не выпускают с производства, приходят в столовую как зомби — они не понимают, что происходит. Женщины в ИК‑2 не живут, а выживают», — рассказывает бывшая осужденная.

Осужденные, которые отбывают в ИК‑2 наказание, сами жалобы никогда не пишут — боятся мести сотрудников и в любом случае знают, что все бесполезно. Даже если кто-то из родственников осмелится написать жалобу в защиту осужденных, в итоге получит один и тот же ответ: «Проведенной проверкой никаких нарушений выявлено не было».

9 марта Владимир Путин освободил от должности начальника УФСИН по Мордовии генерал-майора внутренней службы Рамазана Ягьяева. Это произошло после серии статей члена Совета по правам человека и развитию гражданского общества Елены Масюк о нарушениях прав в мужских колониях Мордовии. Временно исполняющим полномочия начальника УФСИН России по Республике Мордовия назначен заместитель Ягьяева — Михаил Мезин.

Однако ситуация в колонии ИК‑2 не меняется — об этом нам сообщают девушки, которые сейчас находятся там. Описывают работу по 12 часов, отсутствие медицинской помощи, избиения. «В четвертом цехе бригадиры избили девочку беременную. Она вышла с карантина, даже не знала, что она беременна, потому что анализы ей не сделали. Ее избили и с выкидышем увезли», — сообщила нам заключенная Елена И. Заключенная О. сообщила нам о применении физического насилия к ней со стороны бригадира, из-за чего она лежала в больнице.

Нам в движении «За права человека» очень бы хотелось услышать мнение о происходящем генерал-полковника Геннадия Александровича Корниенко, который является директором Федеральной службы исполнения наказаний. Пусть скажет: может быть, так и надо? Может быть, это нормально — избивать и доводить до суицида осужденных девушек? Будем ждать его ответа.

Может показаться, что правозащитники в этой ситуации сражаются исключительно за права осужденных, преступников. Но это не так. Пока в российских колониях будут работать садисты, ни один человек не выйдет оттуда исправившимся. Наоборот — озлобленным, желающим мстить. Именно поэтому уровень рецидивов в России — более пятидесяти процентов.