Ехал я утром по переполненной Москве в больницу — и почему-то думал о Владиславе Юрьевиче Суркове, первом заместителе руководителя Администрации Президента России.
Не начать ли мне писать письма и звонить Владиславу Юрьевичу? Вроде он не чужд режиссуре, сам из интеллигентной семьи, умеет говорить публично, дружит со многими деятелями культуры, у него серьёзные связи. Слывёт главным идеологом страны.
Вдруг он меня поймёт и поддержит? Почему бы не попробовать?..
И вот на этот вопрос я не могу ответить: что-то мне мешает звонить его помощникам и секретарям, писать письма, искать «личной» встречи, просить друзей из его окружения познакомить нас...
Когда-то я хорошо знал его однофамильца — Евгения Даниловича Суркова. Он приехал в Москву из Горького, как назывался тогда Нижний Новгород. Защитил диссертацию по драматургии Тренёва. Работал в «Литературной газете», затем в Госкино, преподавал во ВГИКе, был членом различных художественных советов. С Евгением Даниловичем мы были близко знакомы, ибо я сотрудничал тогда с журналом «Искусство кино», именно на страницах этогоиздания опубликовал большой очерк о Ю.В. Никулине — практически конспект книги «Почти серьёзно...».
В больнице меня хорошо приняли доктора, быстро сделали анализы. Я вернулся в офис. Поговорил с Евгением Алексеевичем Никитиным и понял: если не заеду домой и не посплю часика два, мне будет просто плохо. Евгений Алексеевич меня понял — и отвёз домой. А потом, через два с половиной часа, привёз в офис, и я был как огурчик.
Из офиса я сделал звонков пятнадцать в различные ведомства и министерства. Везде одно и то же: вышел, ушёл, на совещании, мы передадим, что вы звонили, позвоните попозже, ничего не могу сказать, к сожалению, очень занят, не могу дать вам точной информации...
Да-да, я говорил с людьми, но они изображали роботов. Прекрасно знали, что никогда меня не соединят со своими руководителями, — и я это знал. Тем не менее мы зачем-то продолжали эту игру.
Вечером я выступил перед студентами, живущими в общежитии РАТИ — Российской академии театрального искусства. Слушали хорошо. Три человека тут же согласились пойти со мной в офис и сесть за веб-камеру. Трансляцию они провели прекрасно. Но придут ли они ещё раз или нет?..
Вечером, ближе к ночи, я поехал в ресторанчик на Рождественской улице. Меня туда усиленно звал по телефону Павел Вячеславович Померанцев. Там я встретил Давида Яна и его брата Артура. Отлично пообщались, великолепно поужинали (когда же я перестану есть на ночь?!).
Час ночи. Я входил в подъезд своего дома. В час ноль две я нажал на кнопку лифта. Дверь открылась...
— Ну что, заходи!.. — сказал незнакомый человек, стоявший в углу кабинки, и мне показалось, что у него в руках нож.
— Ну, давай заходи, заходи! Что ты медлишь?! — потребовал он.
Двери лифта закрылись.
Что делать? Бежать на улицу? Вызвать срочно второй лифт? Так всё равно откроется тот, который на первом этаже, — с этим человеком. Звонить в милицию?..
И я решил аккуратно подниматься вверх по лестнице. С трудом дошёл до седьмого этажа, вошёл в квартиру... Мне казалось: вот-вот дверь с грохотом распахнётся, и человек из лифта на меня накинется.
Вот так и закончился нормальный, в общем, день — сердцебиением жутким.
Ваш Владимир Владимирович Шахиджанян
P.S. На следующий день мне рассказали в милиции, что был пойман серийный убийца, нападавший на людей в лифтах в районе метро «Сокольники». Может, я его и видел?..
Так и хочется добавить, что он страдал особым фетишизмом: нападал только на тех, кто с бородой и в очках. На самом деле, как мне сообщили милиционеры, его больше привлекали женщины в коротких юбках и с хорошими украшениями.
«Если бы человек умел краснеть перед самим собой, от скольких явных и тайных преступлений избавил бы он себя». Жан де Лабрюйер
