В «городе-музее» Санкт-Петербурге появился новый музей. Точнее, появился он внутри Эрмитажа, время от времени позволяющего себе подобные прибавления. Новая постоянная экспозиция в здании Главного штаба — «Музей российской гвардии» — построена в хронологическом порядке, занимает семь залов и включает в себя самые разнообразные экспонаты, от батальной, жанровой и портретной живописи, мундиров, оружия, медалей и орденов до произведений прикладного искусства. Смотрела Кира Долинина.
Это очень странный музей. И дело не в том, что он «для мальчиков», вот Рыцарский зал тоже обязательная точка на карте Эрмитажа, если вы приходите туда с отпрыском мужского пола. Дело в том, что он для взрослых мальчиков. Для тех, кто вырос и даже постарел, а все готов играть в солдатики и легко держит в голове знамена полков русской и французской армий 1812 года. Это такое особое знание и такой особый предмет, что случайный посетитель остро чувствует там свою чужеродность.
Хотя задумывалось все как будто бы не для этого. Здание Штаба Гвардейского корпуса, которое стоит между зданиями Зимнего дворца и Главного штаба на Дворцовой площади, Эрмитажу получить не удалось. Хотя хотелось — там Музею гвардии было бы самое место. Главный штаб принял его, потеснив свои художественные экспозиции и залы с историческим убранством Росси. Семь залов нового музея — про славу и честь русского оружия. Дело хорошее, чего спорить. Есть некоторые «но» в соображениях о преемственности новообразованной Росгвардии по отношению к той, имперской гвардии, о которой ведет рассказ Эрмитаж, но вроде бы до прямых аналогий пока еще не дошло.
Мы имеем дело с подробным и последовательным изложением истории гвардии от Петра Первого до Николая Второго. Петр обзавелся своими двумя «коренными» гвардейскими полками в 1683 году — это лейб-гвардии Преображенский и лейб-гвардии Семеновский полки. Это именно они назывались до 1700-го «потешными», хотя дела вершили к тому времени уже весьма серьезные. Последние гвардейцы ушли в 1914-м на Первую мировую и оттуда уже не вернулись. Пославшей их воевать страны уже не было на свете. Между этими точками гвардейцы воевали не так часто, зато участвовали во всех дворцовых переворотах. Павел I гвардейцам не очень доверял, но, вслед за матерью, сильно укрепил их казаками (в апреле 1798 года была учреждена Уральская казачья сотня, в сентябре того же года включенная в состав лейб-гвардии Казачьего полка). При Александре Первом гвардейцы участвовали почти во всех сражениях периода наполеоновских войн: Аустерлиц, Фридланд, Смоленск, Бородино, Тарутино, Красный, Березина, Лютцен, Бауцен, Дрезден, Кульм, Лейпциг, Ля-Ротьер, Париж. В 1808–1809 годах часть войск гвардии участвовала в последней русско-шведской войне.
Николай I вынужден был разбираться с гвардейцами, вставшими против него на Сенатской площади: из нижних чинов Московского и Гренадерского полков — участников восстания — был сформирован Сводно-гвардейский полк, два года воевавший на Кавказе, после чего все его чины были прощены и возвращены в прежние части. Николаевское время — эпоха человека в мундире, затянутого и наглухо застегнутого, в этом все равны — что солдат, что генерал. Реформы второй половины XIX века отражались на структуре и составе гвардии, но гвардейцы как были, так и оставались неотъемлемой частью столичного ландшафта: с их парадами, белоколонными зданиями казарм, отменной выправкой, любимцы женщин и ротозеев уходили и возвращались в Петербург под звуки оркестров и салют из цветов.
В этом рассказе главное — пафос. Стиль экспликаций, буклета, да и сам строй экспозиции совершенно в гвардейском духе: все всерьез, по-военному, без иронии и сомнений, а если лирика, то прямо за душу берет: «И как на последний свой парад, вместе со всей старой Россией, в ее кровавую могилу Первой мировой войны и небытия революции, ушла и Императорская гвардия. Ушла в составе четырех пехотных, трех кавалерийских дивизий, казачьей бригады, при поддержке десяти самостоятельных артиллерийских частей и подразделений — около 100 000 бойцов».
Но слова словами, а последний раздел экспозиции оправдывает все стилистические огрехи. Он про «возвращенную память», про вещи, вывезенные осколками гвардии в эмиграцию и мало-помалу возвращаемые на родину. Портреты, знамена, ордена, пережившие самые страшные для Европы 100 лет, государственная и частная жизнь, сплетенная временем и памятью воедино.
Кира Долинина
