Крупного питерского ученого в позднесоветское время избрали почетным доктором одного западного университета. Но успеху советского ученого начальство не порадовалось. Его даже не выпускали на церемонию. Он попросил объяснить причины. Его вызвали к секретарю Ленинградского обкома партии Зинаиде Кругловой.
«Она тусклым голосом монотонно считывала с бумажки трафаретные фразы о расцвете социалистической культуры и ее перспективах, — описывал ее известный филолог Ефим Эткинд, — говорила она мертво, безнадежно скучно, не слишком грамотно и выглядела непроницаемо: ни тени улыбки, или волнения, или смущения, или еще чего-нибудь человеческого... Она славилась иезуитской логикой и непривычным в ее кругах открытым цинизмом».
Круглова объяснила профессору:
— Мы не можем отпустить вас на Запад. Это они безразличны к своим ученым, мы же свои кадры ценим и бережем.
Профессор изумился:
— Но меня же там ждет докторская мантия, а не террористический акт!
— Как знать, — ответила секретарь обкома, — мы не можем поручиться, что они вам не сделают какой-нибудь укол, под влиянием которого вы будете говорить совсем не то, что думаете.
Зинаиду Круглову вскоре перевели в Москву председателем президиума Союза советских обществ дружбы и культурных связей с заграницей. И сама она мужественно встречалась с иностранцами и даже рисковала ездить за границу. В собственные рассказы об ужасах иностранной жизни партийные функционеры не верили.
Открытие месячника советско-индийской дружбы в Доме дружбы
с народами зарубежных стран. Зинаиде Кругловой вручают почетный диплом
и медаль лауреата премии имени Джавахарлала Неру. Фото: РИА Новости
Фильмы смотреть опасно
Большевики, взяв власть, сразу отрезали страну от мира. Выезд из страны запретили. Разрешались только служебные командировки (очень редкие). Почему никого без крайней нужды не выпускали? Исходили из того, что, если советскому человеку представится такая возможность, — обязательно сбежит. Иначе говоря, ясно понимали, какую жизнь создали. Поэтому держали железный занавес закрытым! И ссылались на подстерегающих повсюду шпионов.
Встречаться с иностранцами было рискованно даже для уполномоченных на то лиц. В сталинские годы чиновники от иностранцев шарахались, как черт от ладана. Попытки заглянуть за железный занавес — без особого на то разрешения — никому не позволялись. В 1947 году заведующий отделом внешней политики ЦК партии Михаил Суслов доложил высшему начальству:
«В Министерстве угольной промышленности СССР фильмы, получаемые из английского посольства, просматривались в помещении министерства и на квартире у министра т. Засядько. Просмотры организовывал заместитель управляющего делами министерства, который лично поддерживал связь с английским посольством через сотрудника редакции «Британского Союзника» советского гражданина Ю. Л. Шер. Отдел внешней политики ЦК сообщил о связях Министерства угольной промышленности с английским посольством в МГБ СССР. Ю. Л. Шер арестован».
Контакты с посольством и просмотр иностранных художественных фильмов изначально рассматривались как антигосударственное преступление...
Davno.ru
В послесталинские годы атмосфера улучшилась. Но на любую встречу с иностранцами требовалось разрешение начальства. Надо было сделать запись в спецтетради, которая хранилась в первом отделе. А во многих ведомствах — и представить отчет.
Не садись рядом с иностранцем!
На одном совещании Никита Хрущев призвал советских людей: «Все должны помогать органам, быть их агентами, так сказать». Председатель КГБ Шелепин, учтя пожелание первого секретаря, доложил:
«Органами госбезопасности в Москве, Ленинграде, Киеве, Минске, Тбилиси, Сталинграде и Туле скомплектованы группы нештатных сотрудников, которые на общественных началах участвуют в наблюдении за иностранцами. Нештатные сотрудники подобраны из числа коммунистов и комсомольцев — рабочих, служащих, студентов, а также неработающих пенсионеров органов госбезопасности и внутренних дел.
Особенно полезным было использование нештатных сотрудников в наблюдении за иностранцами в часто посещаемых ими местах, где они имеют условия для проведения встреч с интересующими их лицами. Успешно проводилось наблюдение за иностранцами в музеях, читальных залах библиотек, плавательных бассейнах».
Наружное наблюдение под силу только профессионалам. Дилетант не способен ни выявить разведчика, ни засечь его контакты. Но записка председателя КГБ свидетельствует о масштабах слежки за приехавшими из-за границы. Фиксировался каждый контакт с иностранцем. В книге бывшего первого заместителя председателя КГБ генерала армии Филиппа Бобкова описаны такие истории. К примеру: женщина села на скамейку, не подозревая, что рядом иностранный турист. Ее тут же занесли в картотеку: связь с иностранцем. А это означало ограничения в приеме на работу, запрет на выезд за границу.
Как в тыл врага
Порядок оформления загранкомандировок непрерывно ужесточали. В мае 1949 года решением политбюро образовали комиссию по выездам за границу при ЦК под председательством бдительного Суслова:
«Комиссия проверяет политическую надежность лиц, командируемых министерствами, ведомствами и организациями, их подготовленность к командировке, а также целесообразность самих командировок.
Комиссия разъясняет каждому выезжающему за границу советскому гражданину правила его поведения за границей и под личную роспись отбирает от него соответствующее письменное обязательство. Для этой работы Комиссия привлекает работников Министерства государственной безопасности. Комиссия изучает поведение советских людей за границей по материалам МГБ СССР».
Детей дипломатов — проверенных товарищей — старались держать подальше от западной заразы. В 1950 году политбюро постановило:
«Считать нецелесообразным направление детей школьного возраста за границу для проведения летних каникул. Обязать Главное управление советским имуществом за границей <...> обеспечить этим детям нормальный отдых в пионерских лагерях, санаториях и домах отдыха в СССР».
Загранкомандировка приравнивалась к отправке на фронт. Или, точнее, к заброске в тыл врага. За разрешением отправить кого-то за границу обращались в отдел ЦК по работе с заграничными кадрами и выездам за границу. Отдел ЦК, в свою очередь, на каждого выезжающего (кроме высших чиновников) посылал запрос в Комитет госбезопасности. Чекисты, покопавшись в архиве, давали один из двух вариантов ответа: в благоприятном случае — «компрометирующими материалами не располагаем», в неблагоприятном, напротив, сообщали о наличии таких материалов, ничего не уточняя.
Отдел ЦК имел право пренебречь мнением КГБ и разрешить поездку за рубеж. На практике никому не хотелось брать на себя такую опасную ответственность. Спрашивать КГБ, какими именно «компрометирующими материалами» он располагает, в отделе тоже не решались. Люди становились невыездными, не зная, в чем они провинились...
Михаил Суслов встречает в аэропорту Шереметьево генерального секретаря
Французской коммунистической партии Вальдека Роше. Фото: РИА Новости
Запрет на иностранную литературу
В марте 1946 года появилось постановление об увеличении зарплаты научным работникам. Особые милости были оказаны академикам, которым раздавали квартиры, дачи и машины. Сталин боялся, что научные достижения утекут за границу, поэтому ученых отгородили от внешнего мира. Сначала им запретили печататься на иностранных языках, а затем лишили права получать мировую научную литературу. Для научной мысли — катастрофа... Как правило, это делалось под предлогом экономии валюты.
В сентябре 1946 года политбюро приняло решение «О выписке и использовании иностранной литературы»:
«В закупке и использовании иностранной литературы сложилась порочная антигосударственная практика. Различные ведомства и учреждения расходуют крайне много валюты на приобретение ненужных для них и не имеющих ценности зарубежных книг, журналов и газет. Неправильная практика наносит ущерб интересам государства, ведет к растранжириванию валюты и распространению среди части населения антисоветской пропаганды, содержащейся в зарубежных газетах, журналах и книгах».
Ученым приходилось вычеркивать ссылки на иностранных авторов.
«Даже цитировать иностранных авторов не полагалось, — вспоминал академик медицины Александр Мясников, — редакция их имена все равно должна была вычеркивать, так как советская наука — передовая, и только несоветский человек может «преклоняться перед заграницей». Даже название некоторых диагностических признаков или методик стали «русифицироваться». Точку Эрба для выслушивания аортального диастолического шума переименовали в точку Боткина (который, ссылаясь на Эрба, указывал на ее значение); симптом Битторфа стал симптомом Тушинского, хотя сам Михаил Дмитриевич и не думал открытие Битторфа приписывать себе. Появился «симптом Кончаловского», хотя это был хорошо известный симптом Румпеля — Лееде».
«Читали, прослушивали, просматривали»
Получать зарубежную прессу полагалось ЦК партии, Министерству иностранных дел, госбезопасности, ключевым идеологическим учреждениям... Академии наук и научным институтам разрешили выписывать научную литературу. Но все иностранные издания проходили через Главное управление по охране государственных тайн в печати (Главлит). Всемогущий Главлит располагался в Китайском проезде. «Запах кислых щей, обшарпанный лифт, полумрак на площадке, милиционер в дверях, — вот впечатления побывавшего там высокого чиновника. — Непривычно и тоскливо».
«Главлит контролировал ввоз в страну печатной, аудио-, видео- и изобразительной продукции из-за рубежа, — вспоминал один из руководителей ведомства. — Десятки работников специального подразделения Главлита (Второе управление), владеющих иностранными языками, ежедневно вскрывали бандероли и посылки с информационной продукцией, приходящей из-за рубежа. Читали, прослушивали, просматривали, переводили на русский язык, составляли аннотации и обзоры, докладывали руководству… Все, что не пропускалось, вывозилось на свалку и сжигалось. Нередко сверхбдительные контролеры не пропускали к адресатам уникальные издания, альбомы репродукций всемирно известных мастеров, таких как Сальвадор Дали, Пикассо».
На поступающие в служебные библиотеки издания цензор ставил шестигранный штамп, который означал, что эта книга, журнал или газета подлежит специальному хранению — то есть находится под замком и выдается только тем, у кого есть специально оформленный допуск к работе с секретными материалами.
Но даже тем, кто имел доступ к спецхрану, не позволяли знакомиться с тем, что на Западе писали о руководителях Советского Союза. На этих страницах цензор ставил два штампа; составлялся акт: они вырезались и сжигались.
В цензоры набирали людей малограмотных, но бдительных. Сами ничего знать не хотели и другим не позволяли. Побеседовав с начальником Главлита, выдающийся ученый академик Владимир Вернадский обреченно записал в дневнике: «И в руках этих гоголевских типов — проникновение к нам свободной мысли».
В результате советские ученые оказались в изоляции. Масштабы ущерба, нанесенного науке, невероятны. А как пострадала обороноспособность страны!
Идеология важнее обороны?
В апреле 1940 года в ЦК проходило совещание начальствующего состава армии, посвященное итогам войны с Финляндией. Многие высказывались очень откровенно — наболело (стенограмма рассекречена).
Комбриг Иван Копец, командующий Военно-воздушными силами Северо-Западного фронта, получивший за бои в Испании Золотую звезду Героя Советского Союза, доложил:
— Разведывательные данные, которые были в штабе ВВС, относились к 1917 году, более свежие — к 1930 году. Никаких других данных мы не имели.
Будущий маршал Кирилл Мерецков предложил:
— Мы опоздали с изучением опыта Запада. Нам нужно скорее иметь документы и материалы, которые дают опыт современных войн. Сейчас идет война в Европе, мы не получаем зарубежных газет и журналов и не знаем, что там пишут. Вот это, товарищ Сталин, и мешает нам следить за развитием военного дела за рубежом.
Кирилл Мерецков. Фото: РИА Новости
— Нетерпимое положение, — реагировал Сталин, как будто не он запретил ввоз иностранной литературы в страну.
Участники совещания насели на генерала Ивана Проскурова, военного летчика, Героя Советского Союза, которого поставили во главе военной разведки:
— Все засекречено! То, что за границей стоит во всех витринах, для Красной армии секрет... Иностранные военные журналы являются секретными для нашей Красной армии... За границей ежедневно выпускается бюллетень иностранных военных миссий, а у нас в открытом виде он не распространяется.
Генерал Проскуров объяснил:
— Потому что в этих журналах есть всякая клевета о Красной армии.
Вот что было главным: не позволить офицерам узнать, что в мире думают о Советском Союзе. Идеологические интересы важнее интересов обороны страны.
Иностранными языками генералы не владели, зарубежной военной литературы не читали — она лежала за тремя замками в спецхране. Так и было все десятилетия советской власти. По воспоминаниям одного из генералов, министр обороны маршал Родион Малиновский на учениях попросил главкома Группой советских войск в Германии маршала Ивана Якубовского рассказать о государстве Люксембург. Маршал уверенно ответил, что это крупное агрессивное государство, имеющее большую армию. Малиновский улыбнулся: «В составе одного батальона».
Разведка тоже пострадала
Многим казалось, что ограничения на контакты с иностранцами и знакомство с иностранной прессой государству не вредят: кому надо — всё знают, разведка-то работает.
Политбюро поручило Главному разведывательному управлению генштаба Вооруженных сил СССР изучать военно-экономический потенциал зарубежных стран. В ГРУ сформировали 10-е (военно-экономическое) управление, которое выпускало «Сборники статистических и оценочных показателей военно-экономического потенциала иностранных государств» (США, Великобритании, ФРГ, Франции, Италии, КНР и Японии). Сборники отправляли высшему руководству страны. Но, информируя начальство, вспоминал занимавшийся этим известный военный разведчик полковник Виталий Шлыков, возможности танковой промышленности США завысили примерно в сто раз:
«Например, указывалось, что в Детройтском танковом арсенале пять сборочных линий общей производительностью 16 тысяч танков в год. На самом деле единственный в США танковый завод в Детройте с трудом выпускал 600 танков в год… Просто перенесли на западную промышленность советские взгляды на собственную мобилизационную подготовку, нисколько не заботясь об истинном положении дел в США и других странах. Аналогично (в десятки и более раз) были завышены мобилизационные возможности военной промышленности США и по производству других видов вооружения».
Американские военные сосредоточились на выпуске не танков, а новых видов оружия, которые вскоре появятся на поле боя.
«Мой доклад о реальном положении дел, — вспоминал полковник Шлыков, написавший об этом книгу, — сопровождался ропотом недовольства со стороны присутствующих, который начальник ГРУ генерал армии Петр Ивашутин пресек обращенными ко мне словами:
— Мы не можем выйти к министру обороны с подобными данными. Пересмотрите свою точку зрения.
— Пришлось ответить «Есть!» и сесть на место».
Когда реальную информацию довели до сведения начальника мобилизационного отдела Госплана СССР, он взорвался:
— Да вы знаете, что мы под ваши данные вложили сотни миллиардов рублей?»
Вообще-то, чтобы узнать реальные цифры выпуска военной техники в США и других западных странах, разведка и не нужна: эти-то данные можно найти в открытой литературе или услышать на международных конференциях. Но общение с иностранцами ученым оборонки запрещалось. Иностранная литература считалась секретной.
* * *
Профессор кафедры оперативного искусства Общевойсковой академии Вооруженных сил России полковник Александр Калистратов констатировал в военно-теоретическом журнале Министерства обороны «Военная мысль»:
«По официальным данным, Советский Союз с 60-х гг. расходовал на оборонные цели от 8 до 28 процентов ВВП. По неофициальным, в отдельные годы эти расходы достигали 45 процентов. Критическим показателем уровня военных расходов, превышение которого неизбежно приводит любую страну к экономическому краху, является показатель в 40 процентов ВВП. Именно непомерность военных расходов явилась одной из важнейших причин разразившегося в стране в 80-е годы мощного экономического, а в начале 90-х годов и политического кризисов».
Леонид Млечин
