Однажды случилось то, о чём так долго мечтала спортивная общественность нашей страны. Российская команда вышла в финал Кубка мира по регби и стала новобранцем в двадцатке сильнейших на земном шаре. Про регби у нас знают немного и немногие, к популярным видам спорта оно пока не относится. В лучшем случае кто-то слышал повторяемую фразу в средствах массовой информации: футбол – это игра джентльменов для хулиганов, а регби – хулиганская игра для джентльменов. Хотя регби и ближайший родственник футбола, однако общего у них разве что игровое поле. Всё остальное разное: и ворота, и дынеобразный мяч, и количество игроков, и их физические данные, и, само собой разумеется, правила. Регби – самая жёсткая и самая командная игра. Это сногсшибательный коктейль из силовой борьбы, скорости, точности удара по мячу и противнику, приправленный физической мощью, весом, выносливостью игроков, с высоким градусом болевого порога и невероятной агрессивностью. Агрессии в игре так много, что на болельщиков её уже не хватает. Как и на футбольных матчах, они громко кричат, что-то скандируют, пищат, трещат, размахивают флагами с символикой любимой команды, дают более ценные указания игрокам, чем тренеры, весь стадион время от времени волнообразно встаёт, и тут начинаются регбийные отличия; все болельщики замирают, глядя на огромные экраны, повторяющие по нескольку раз спорные моменты игры, и ждут решения судьи, с которым никогда не спорят. В остальное время зрители выпивают немереное количество пива и бегают от него освобождаться. А после матча болельщики мирно обмениваются впечатлениями, поздравляют с победой выигравших: «Ребята, сегодня вы играли лучше», и расходятся по пабам на третий тайм, то есть заключительную победную или утешительную кружку пива. Кстати, и обе команды проводят третий тайм, обсуждая за пенным напитком успех или неудачу.
Волею судеб мы стали рьяными болельщиками и пропагандистами регби, а потом, воспользовавшись положенным отпуском, отправились на Кубок мира в Новую Зеландию: себя показать, своих поддержать, на других посмотреть, а заодно и с далёкой страной познакомиться. Ведь, чтобы просто так туда прокатиться, надо очень сильно любить путешествия и иметь много свободного времени.
Туристическое агентство включило в маршрут города, где должна играть наша сборная, мы купили авиабилеты с пересадкой в Сингапуре, и шестого сентября отбыли на край света.
Примерно через 25 часов (11 до Сингапура плюс 3 в Сингапуре плюс ещё 11 до Окленда) лучшие в мире Сингапурские авиалинии, скрасив наш полёт исключительными удобствами, невероятной вежливостью, вкусной едой, неисчерпаемыми запасами различных напитков и объёмным меню фильмов, доставили нас в город Окланд, где проживает одна треть всего населения Новой Зеландии, общая численность которого 4,2 млн. жителей.
Если бы было светло, то, подлетая к Окланду, мы бы увидели под крылом самолёта водную гладь Тихого океана с маленьким островом-вулканом, выкидывающим путешественникам приветственный белый флаг. Когда в XII веке первые полинезийские переселенцы достигли неведомой земли, их встретил тот же самый остров, из сердца которого поднимался столб пара, оставляя в небе многокилометровый белый шлейф. Сражённые невиданным доселе зрелищем, маори, люди очень конкретные, но нечуждые поэзии, назвали открытую ими землю Аотеароа – Страна длинного белого облака и в последующие три столетия заселили её. Преодолевая тысячи вёрст, они приплывали на своих waka – огромных, иногда двойных, каноэ, носы которых украшались ажурной резьбой.
Лодки могли перевозить до 200 пассажиров вместе с их скарбом, домашними животными и растениями. Вместе с маори новую родину обрели плоды дерева таро, сладкий картофель, позднее вымершие собаки и ныне здравствующие крысы киоре, которых дорогой длинною ели, а на новом месте они прекрасно размножились и нанесли ощутимый урон птичьему царству.
В 1769 году английский капитан Джеймс Кук отправился в научную экспедицию в южную часть Тихого океана понаблюдать проход Венеры через Солнце, а заодно, может быть, открыть новые земли, описать их, оценить потенциал и расширить британские владения. Художники и учёные составили капитану компанию на борту его хорошо по тем временам оснащённого корабля «Индевер». Закончив на Таити астрономические изыскания, Кук на всех парусах помчался дальше на Юг и однажды подплыл к Новой Зеландии с той же стороны, что и первые маори. Увидел он то же, что и они, то есть крошечный дремлющий вулканический островок, окутанный белой вуалью. Не имея понятия о названии, данном маори, он, не мудрствуя лукаво, окрестил его Белым островом и тщательно нанёс на карту, так же как и линию побережья. Учёные, приехавшие с ним, сделали сотни открытий, а художники – тысячи зарисовок.
Куку и его спутникам повезло намного больше, чем голландскому мореплавателю Абелу Тасману, посетившему эти края на 136 лет ранее. Абел подплыл к вздымающейся суше с другой стороны, где вместо островка его встретили огромные горы. Он послал на разведку шлюп с четырьмя матросами, но они не успели достичь суши, так как на них напали разъярённые маори и перебили непрошеных гостей, прежде чем с кораблей смогли товарищам прийти на помощь. После такой встречи голландцы раздумали высаживаться на берег и уплыли несолоно хлебавши. Однако не забыли окрестить открытую ими землю Новой Зеландией в честь провинции далёкой Родины.
Позже в память о мореплавательных заслугах Абела водное пространство между Новой Зеландией и Австралией нарекли Тасмановым морем.
Если голландцев маори встретили более чем враждебно, прослыв среди европейцев злобными кровожадными дикарями, то англичанам оказали вполне дружеский приём и посильную помощь. Возможно, путешествующий вместе с Куком знатный таитянин сумел объяснить, что к ним приехали друзья, а не враги, и это способствовало удачной работе экспедиции. В отчётах и дневниках Кук подробно описал и житьё-бытьё полинезийских переселенцев, которые всё ещё пребывали в каменном веке, в постоянных межплеменных распрях, поведал и про дикую, почти не тронутую природу страны. Он выяснил, что на двух больших островах, составляющих территорию Новой Зеландии, так же как и на мелких, нет никаких млекопитающих, кроме двух видов летучих мышей, зато в лесах – немерено разных птиц, а в реках и озёрах – рыб. Океан и море кишат китами, котиками, дельфинами, пингвинами. На болотах растёт дикий лён, из него и других стеблей трав плетётся одежда, прикрывающая причинные места местного населения, а из птичьих перьев умельцами создаются богатые накидки, переходящие по наследству. Другие мастера всё свободное время занимаются резьбой по дереву, кости и камню, отдавая предпочтение жедеиту (разновидность нефрита). Из крепкого дерева каори выдалбливаются лодки-каноэ, из древесины попроще строятся дома собраний. В этих домах всё племя во время встреч решает сообща проблемы, молится, слушает вождя и человека с функциями шамана, который по совместительству хранит всю базу данных своего племени. Письменного языка у маори в те времена не водилось, вот и передавали они свою историю и легенды из уст в уста, складывали песни про знаменательные события и великих людей. Песня, которая исполнялась пританцовывающими, стоящими в ряд туземцами, называлась хака. Ясное дело, у каждого племени свои хаки, но всё же есть одна – haka Ke mate, общая для всех маори. Этот боевой танец – песня-речовка устрашения противника с вытаращиванием глаз («Бойся меня!») и высовыванием языка («Могу и съесть!») и одновременно зовёт исполнителя на победу. Сегодня с hаka Ke mate начинаются многие спортивные состязания, особенно выразительно и впечатляюще она смотрится перед матчами по регби. Однако вернёмся к концу XVIII века.
Рацион питания маори многообразием не отличался. К привезённым плодам растения таро и сладкому картофелю они добавили клубни капустного дерева и молодые побеги папоротника, которого до сих пор насчитывается 120 видов, и все они покрывают бесчисленные горы и холмы. Веточка серебристого папоротника стала символом Новой Зеландии, а юный завиток растения олицетворяет начало жизни. Он украшает не только ювелирные изделия и предметы культа маори, но и тела людей. Татуировка возвращает утраченные позиции и снова занимает видное место на руках, плечах и туловищах. В отсутствии письменности она являлась ходячей и всё время пополняющейся автобиографией маорийца. Посмотрел на неё и узнал, где и когда товарищ родился, кто его родители, на ком женился, чем занимается. Вожди племён облагораживали лица изощрёнными узорами, получившими название мока. В конце XIX века их высушенные разрисованные головы пользовались бешеным спросом в Европе, каждый музей и собиратель раритетов мечтал заполучить её в коллекцию.
Предприимчивые маори поставили дело на поток, брали в плен всех подряд, покрывали лица пленных мокой, затем убивали, головы высушивали и продавали всем желающим.
Самым большим лакомством у маори считалось мясо птицы моа. Она походила на огромного страуса, как и он, не летала, только бегала и была прекрасной мишенью для голодных туземцев. Когда бóльшая часть поголовья моа была съедена, а меньшая попряталась в дремучих лесах, маори начали эти леса поджигать и окончательно перебили спасавшихся от дыма и огня птичек. Джеймс Кук увидел только их перья в пальто-накидках вождей. К счастью, второй нелетающий вид пернатых – птица киви – дожила до наших дней, возможно, благодаря исключительно ночному образу жизни и неброскому внешнему виду, похоже, мясо на вкус было так себе, иначе за жизнь её и ломаного гроша не дали бы, а вот ейные пёрышки очень даже ценились в маорийском хозяйстве. Сегодня птицу берегут как зеницу ока и даже селят на отдельных островах, где ничто и никто ей не угрожает.
В каждом киоске и сувенирной лавочке вам предложат киви во всех возможных видах – на открытках, календарях, в серебре, пластмассе, металле, дереве, камне, на майках, шарфах и другой одежде. Нелепая птаха с длинным тонким изогнутым клювом – символ Новой Зеландии. Всё белое население страны называет себя киви. Я спросила нашего гида Пола, чьи шотландские предки строили Веллингтон, теперешнюю столицу государства, почему они себя так зовут. Его удивила моя недогадливость. «То есть как? Киви – уникальна, нигде в мире её больше нет. Мы тоже уникальны. Ну не называть же себя кенгуру и прыгать, как эти дурацкие животные». Отношение к ближайшим соседям здесь не очень доброе. Новозеландцам не нравятся агрессивность и бесцеремонность австралийцев, считающих Новую Зеландию своим придатком, впрочем, иного трудно ожидать от людей, чьи предки были преступниками и каторжниками, поставленными перед выбором – гнить в тюрьме или всё же выжить в далёкой дикой стране на краю света. В прелестном портовом городке Пиктон на Южном острове на вечном приколе в сухом доке морского музея стоит корабль «Эдвин Фокс», последнее судно из дерева, перевозившее каторжников в Австралию, а эмигрантов – в Новую Зеландию. С поводом или без повода киви неустанно подчёркивают: «Да, у нас с австралийцами общая прародительница, но мы – добровольные переселенцы, а не закоренелые преступники». И с удовольствием пересказывают разговор новозеландца с австралийцем. Австралиец: «Ну и сколько у тебя овец?» Новозеландец: «Да уж побольше, чем было цифр в клейме на плече твоего дедушки».
Обе страны поставляют на мировой рынок шерсть, но новозеландская, само собой разумеется, лучше, потому что условия проживания овечек и барашков не просто хорошие, а эксклюзивные: аппетитная зелёная травка круглый год на бесконечных пастбищах, обосновавшихся на склонах живописных холмов, чистейшая вода из минеральных источников, прозрачных ручейков, речушек и рек. Знай себе стригись два раза в год и размножайся, что они успешно и делают, достигнув поголовья в 66 миллионов, то есть 16 штук на каждого жителя страны.
Несколько лет назад одна маленькая овечка отбилась от стада, умудрилась просочиться сквозь ограждение из проволоки сечением № 8 и заблудилась в зарослях папоротника, который ей пришёлся весьма по вкусу. Поначалу овечка не слишком сильно переживала, ведь в лесу ей ничто и никто не угрожал. Ни лис, ни волков, ни змей, ни тем более львов с тиграми в этой стране не водится. Дикие кабаны, олени, кролики и опоссумы её мало тревожили, а с птицами, по её мнению, вообще не стоило считаться, пусть себе чирикают. Еды сколько хочешь, товарки не вынимают изо рта лучший пучок травы, глупые самодовольные бараны не пристают, а умные вездесущие собаки тобой не руководят.
Шло время, овечка превратилась в здоровенную овцу, ей стало всё труднее протискиваться сквозь заросли кустарников, всё чаще приходилось искать лужайки со свежей травой, слишком быстро и много она ела. Прошло три года, у блудной овечки началась одышка, она еле-еле переставляла ноги, всё чаще старалась прилечь отдохнуть. Однажды в яркий солнечный день она встретилась со своим отражением в прозрачной родниковой воде. Из натурального зеркала на неё пялилось чудовище необъятных размеров. Испугавшись до смерти, овца горько и жалобно замекала, умоляя чудовище пощадить её. Вот если бы вернуться на родное пастбище к семье, собакам, людям. Они ведь, в сущности, ничего плохого ей не сделали, разве что заботились о ней. Овца приготовилась к худшему, закрыла глаза и, тяжело дыша, стала ждать неизбежной ужасной развязки.
Но судьба распорядилась иначе. В этот день местный фермер решил призвать к порядку распоясавшихся вконец кроликов. Отстреляв штук двадцать в назидание оставшимся нескольким тысячам на его земле, он вынырнул из зарослей кустарника, цветущего в конце зимы мелкими жёлтыми цветочками, и остолбенел. Возле родника лежало нечто гигантских размеров и жалобно не то стонало, не то блеяло. Фермер вызвал подкрепление, овцу общими усилиями переправили поближе к центру местной цивилизации, и, пока решали, что с ней делать, умная фермерская жена позвонила в редакцию близлежащей газеты. Её сотрудник не поленился, приехал по указанному адресу и сделал несколько снимков живой шерстяной горы. Овечкины фото оказались столь удачны, что обошли все новозеландские и некоторые мировые издания, а вмешательство телевидения превратило овцу в знаменитость, чья слава чуть было не затмила известность клонированной овечки Долли. В комфортабельном авто наша овца объехала многие города и веси Новой Зеландии, удостоилась встречи с премьер-министром, записи в Книгу рекордов Гиннесса и, наконец, была увековечена фирмой тёплого нижнего белья, став её эмблемой и символом. В этом вы можете убедиться сами, купив изделия дома «Айсбрекер» с портретом обросшей до неузнаваемости овцы. В общем, греческое золотое руно ни в какие копыта не годится овце с натуральной новозеландской шерстью.
Безусловно, импортированные первыми белыми переселенцами овцы и коровы стали самым удачным обогащением местной фауны, потому что все остальные завезённые животные принесли больше вреда, чем пользы. Началось всё с кроликов. Первую партию ушастых доставил капитан Кук. Они настолько пришлись по вкусу маори, что от них осталось лишь приятное пищевое воспоминание. Следующий завоз успел дать потомство и частично упрыгать в непроходимые кусты, где началось бесконтрольное размножение с последующим бесконтрольным поеданием любых посевов. То же самое произошло с кабанами и оленями. Но хуже всего дело обстоит с опоссумами. Этот зверёк, прибывший в страну для того, чтобы уставшее от сельхозработ население от души на него поохотилось, быстро почувствовал себя хозяином лесов и принялся за их уничтожение, объедая с деревьев все листья и кору. Ясное дело, вместе с деревьями гибнут и птицы. Кто-то очень умный вызвал на подмогу хищницу ласку. Она, конечно, время от времени нападает на крысообразную белку опоссума, а во всё остальное свободное время лакомится птичьими яйцами и фермерским курям перегрызает горло. Вот уж поистине благими намерениями вымощена дорога в ад! Обеспокоенное правительство выпустило постановление, суть которого сводилась к следующему: «Убей опоссума – спаси дерево» и разрешило круглогодичную 24-часовую охоту на национального вредителя. То же самое относится к кроликам, кабанам, оленям, а заодно и к ласкам. Мясо первых трёх наравне с бараниной присутствует в меню почти каждого ресторана.
Очень часто на дорогах можно видеть павшего под колёсами автомобиля опоссума. У вредителя-опоссума есть некая особенность, которой пользуются желающие пострелять. Ночью он столбенеет от направленного на него света. Столбняк длится несколько секунд, поэтому на охоту ходят парами в тёмное время суток, прихватив кроме ружья ещё и фонарик. Один светит, другой стреляет, потом меняются ролями. Шкурки убитых зверьков не пропадают, и хотя мех опоссума большой ценности не имеет, рачительные новозеландцы из него кое-что делают и продают в магазинах, используя менее кровожадный слоган: вместо «убей» фигурирует слово «купи» опоссума и опять же спаси дерево. Наша семья откликнулась на призыв и с трудом нашла в чемодане место для трёх безрукавок. Сей мужественный поступок помог выжить 36 деревьям. Из шерсти опоссума вяжут массу полезных и нужных вещей: одеяла, коврики, носочки, варежки, шапочки, но меня традиционная овечья шерсть греет как-то больше.
Заглянув в энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона, я нашла очерк о Новой Зеландии и выяснила, что из четырёх основных статей экспорта в 1899-м две первые, шерсть и мясо, по-прежнему лидируют и в 2011-м, а вот третья и четвёртая – экспорт золота и дерева каори – исчезли полностью. Сегодня недра стараются зря не тревожить, а каждое вековое дерево каори состоит на персональном учёте и тронуть его не моги. Однако законом не запрещено пойти на берег речки пособирать золотишко, а потом дома играть в золотой песочек. Также не запрещается посадить у себя в огороде каори и ждать лет триста, пока оно более или менее подрастёт. Зато калифорнийской сосне нужно всего лишь годков 30, чтобы достичь приличных размеров. Вот ею местные фермеры охотно засаживают ещё не приспособленные под пастбища территории. Потом рощи вырубают и сажают новые. Часто по склонам гор валяются ещё неприбранные, но очищенные от веток стволы поваленных деревьев. Издали они выглядят забытыми или рассыпанными зубочистками сказочного великана. Собранную древесину отправляют в страны Тихоокеанского региона.
Свои собственные деревянные нужды удовлетворяет единственный в стране целлюлозно-бумажный комбинат. Новозеландский здравый смысл убеждён, что в первую очередь надо заботиться об экологии, а уже потом обо всём остальном, поэтому полезные ископаемые не добываются, а месторождения не разрабатываются, ну разве что лежит на поверхности древесный уголь, так его собирают и экспортируют в Китай, а у себя жечь не разрешают: мол, продукты горения загрязняют атмосферу. Исключение делается разве что для двух старинных пароходов и одного паровоза, с ними зелёные способны примириться.
Электроэнергию в стране вырабатывают 70 электростанций, 17 геотермальных и многочисленные ветряки, разбросанные по горам и холмам.
Их установка государством всячески поощряется. Некоторые жители в районе Роторуа отапливают дома при помощи пара, вырывающегося из-под земли, а другие организуют у себя во дворе сероводородные джакузи, а третьи, самые предприимчивые, строят СПА для тех, у кого нет своего собственного лечебного источника и кого не смущает дьявольский запах серы. Маори, издавна заселившие эти края, до сих пор готовят на природном пару своё самое любимое блюдо: заворачивают кусок мяса с овощами в специальные листья, заваливают горячими камнями и ждут несколько часов. Оставшиеся в живых свидетели утверждают, что это вкусно.
У всех маори очень почтительное и, можно сказать, трепетное отношение к земле. Они считают, что не она принадлежит им, а они принадлежат ей, поэтому благодарят её за все дары и после смерти возвращают земле свои тела, однако душа умерших устремляется на историческую родину в Полинезию. Именно из-за земли до сих пор существует серьёзный напряг в отношениях маори с британской короной. В 1840 году 50 маорийских вождей, обеспокоенных как собственной судьбой, так и создавшейся ситуацией в стране, болезнями, междоусобицей с «мушкетными войнами», высокой смертностью соплеменников, захватом колонизаторами их территорий, попросили защиты у королевы Виктории и подписали с британским правительством основополагающий документ, регулирующий взаимоотношения двух стран. Он вошёл в историю как договор Ваитанги. По нему Новая Зеландия провозглашалась колонией Британии, маори давались все права и привилегии её подданных, а королева Виктория получила права на покупку земли. Увы, большинство вождей, подписавших договор, не совсем понимали его последствия, возможно, перевод был неточен, а может быть, слишком сильно кому-то из них хотелось заработать на продаже земель. Трудно сказать, но до сих пор маори считают, что их обманули, и требуют возврата собственности. С другой стороны, с договора Ваитанги начинается история Новой Зеландии как государства. Завистники навесили на Новую Зеландию насмешливый ярлык «английская ферма в Тихом океане». Ну что ж, дела на ферме идут неплохо. Пока Европа и Америка лицемерно призывают к политкорректности, новозеландцы тихо и спокойно дружат и с ней, и с демократией. В стране два государственных языка – английский и маори. А ведь во второй половине XIX века исчезновение выходцев из Полинезии казалось неизбежным, один британский генерал-губернатор оставил даже в своём завещании приличную сумму денег на памятник последнему маори. Как оказалось преждевременно, ибо вожди племён всё же сумели обуздать амбиции, остановить «земельные войны». Их здравый смысл победил жажду власти и подсказал путь мирного сосуществования и взаимовыгодного сотрудничества. Белое население приветствовало разумные решения племенных начальников, потому что возрастающему потоку переселенцев позарез требовались земля, мир и рабочие руки, страна становилась огромной стройкой и всё чаще на карте рядом с маорийскими наименованиями возникали греющие британскую душу названия: Данидин, Бленем, Нельсон, Нью-Плимут, Квинстаун… Данидин основали шотландцы, в Нельсоне больше ирландцев, где-то преобладают переселенцы из Уэльса, а в другом месте – англичане. Каждая община соблюдала и продолжает соблюдать традиции, вывезенные с Родины, чтила своих святых, строила свои церкви. В свою очередь, парламент страны следил за соблюдением гражданских прав всех подданных Её Величества, шёл не только в ногу со временем, но и обгонял его, предоставив в 1893 году впервые в мире всем женщинам право голоса, а в начале XX века дал жителям пенсии по старости и болезни, в 30-х годах ввёл 40-часовую рабочую неделю.
После Второй мировой войны высший орган власти провёл работу над ошибками прошлого, начал пересматривать договор Ваитанги и по новой выкупать земли маори. Последние десятилетия ознаменовались борьбой за сохранение экологии и развитием тех отраслей, которые не могут ей повредить, например туризм.
Каждого, кто попадает в Новую Зеландию, в первую очередь поражают красота и разнообразие ландшафтов. Удивительно, как дикая природа уживается с невинно-пасторальным пейзажем.
Пользуясь авиатранспортом для передвижения по стране, я видела с высоты величественные вулканы в снежных шапках-коронах в окружении придворных облаков, любовалась изысканным белым кружевом морской пены, подо мной стелилось холмисто-лесистое зелёное лоскутное одеяло с узорами из домиков, ручейков, рек, водопадов и бесчисленных овечек с коровками. Под лучами солнца ярко светились драгоценные камни-озера. Казалось, таких интенсивных цветов в природе не бывает. Ан нет, ещё как бывает: все оттенки зелёного – от изумруда до бирюзы, синий сапфир, кровавый рубин, яичный желток янтаря и уж совсем неправдоподобный оранжевый топаз. А на самом деле это всё проказы шутника и волшебника кварца. Мне кажется, что о красоте, живописности и разнообразии природы Новой Зеландии можно писать бесконечно. Но, как говорится, лучше один раз увидеть, чем сто раз прочесть. И совершенно необязательно тратить 22 часа на самолёт, чтобы лицезреть всю эту красоту. Достаточно поудобнее устроиться в кресле или на диване, поставить DVD с фильмом «Властелин колец», и пожалуйста, наслаждайтесь потрясающими, прямо-таки сказочными новозеландскими видами, ведь именно в этой стране всё и снималось и монтировалось на местной студии в Велливуде местным же режиссёром, что принесло ему Оскара. Хочу предупредить: если вы всё же не удовлетворитесь просмотром «Властелина колец» и лично явитесь в Страну длинного белого облака, то каждый житель и гид будет вас уверять, что именно у них, в их округе и снималась знаменитая трилогия. Зато доподлинно известно, что сцена битвы в «Последнем самурае» с Томом Крузом разыгрывалась в городе Нью-Плимуте в частном парке Пукекура, где в середине октября проходит фестиваль бешенно цветущих рододендронов.
Оказавшись в Новой Зеландии, очень скоро начинаешь понимать, насколько тесно эта страна связана со своей прапрабабушкой – Доброй Старой Англией, от которой она унаследовала: английский язык, переменчивую погоду, островную клаустрофобию, праворульный автотранспорт, страсть к путешествиям, пабы, прецедентное право, трепетное отношение к погибшим во всех войнах, а особенно в Первой мировой; уважение к закону, к своей, пусть и очень короткой истории, к традициям; любовь к регби, fish and chips, к охоте, к садово-парковым утехам, к современному искусству; увлечение парусным спортом и гольфом; пристрастие к каминам, к неотапливаемым зимой помещениям, к грелкам, к ковровым покрытиям, что приводит к большому количеству заболеваний астмой; и, наконец, чувство юмора и самоиронии, несколько ослабленные географической удалённостью. Имеются и существенные отличия от прародительницы. Например, в Новой Зеландии никогда не существовало псовой охоты на лис, ввиду полного отсутствия последних и весьма ограниченного количества первых; нет старинных дворцов, замков и их развалин, а древностью почитается дом возрастом в сто пятьдесят лет; ни в магазине, ни в ресторане не встретишь ни одной форели, она под охраной государства отсиживается у себя в горных реках, и её можно ловить только в спортивных целях по лицензии, а поймав, немедленно отпустить, и лишь одну-единственную разрешается использовать в личных целях, приготовив и съев. Никто толком не знает, что такое роскошь. Дорогие игрушки человеческого тщеславия здесь не производятся: роллс-ройсы, остин-мартины, суперяхты с супервиллами можно пересчитать по пальцам, да и то они, как правило, принадлежат либо американцам, либо австралийцам. Они же владеют несколькими бутиковыми отелями с пятизвёздочной маркировкой. В последние лет 40 усиленно производится вино, особенно белое; люди не развращены чаевыми, но полностью развращены государственной помощью и поддержкой; страдают синдромом младшего брата по отношению к Австралии.
Чем дольше находишься в Новой Зеландии, чем больше общаешься с людьми, тем сильнее проникаешься симпатией к жителям и стране, начинаешь понимать, почему потомки белых переселенцев называют себя киви. И дело тут не только в том, что птичка уникальна, у неё чудесный характер, она скромна опереньем, спокойна и нетороплива в своей бескрылой ночной жизни. Длинный изогнутый клюв делает её немного нелепой, трогательной и ужасно симпатичной. Некоторые её качества присущи и белому населению, по большей части они тоже скромны, неторопливы и симпатичны. Но если пернатые киви беззащитны, то люди-киви умеют и постоять за себя, и уникальной птахе обеспечить светлое будущее в тёмном лесу, потому что их предки покинули викторианскую Англию и забрались так далеко с твёрдым намерением преуспеть на новом месте. Они физически и морально были готовы к любым трудностям и рассчитывали только на собственные силы.
За 170 лет существования Новая Зеландия явила свету нацию самоделкиных, провозгласивших: «Мы всё можем сами fix up – от постройки дома и забора до установления раковины на кухне, возделывания виноградника, стрижки овец и дойки коров, а помогает нам волшебная проволока сечением № 8», опутавшая загрождениями всю страну. Сами понимаете, самоделкины лишнего ни за что платить не будут, они руководствуются здоровой прижимистостью. Зачем тратить лишние деньги на дорогие шмотки? Ни восторженное му-у, ни оценивающее бе-её не заменит удобной грязе-ветро-водонепроницаемой одежды. Да и больную овцу с запачканной сторожевой собачкой на «майбахе» не станешь возить по узким, извилистым просёлочным дорогам. А жильё, как одежда, должно защищать от ветра и холода, быть удобным и уютным. Ласково горит искусственный камин в скромном щитовом домике с почти икейским дизайном. Со стен смотрят серьёзные лица прабабушек и прадедушек, оценивая деятельность своих потомков, а правнуки и правнучки прекрасно помнят своих предков и очень ими гордятся.
В городе Бленеме наш ирландский гид и по совместительству водитель подробно и с удовольствием припомнил всех своих родственников. В конце XIX века его финская прапра встретила молодого ирландца, а в XX столетии на генеалогическом древе семьи появилась мощная ветка маори. Поэтому он как потомок полинезийцев хочет выпить как можно больше, но как человек с ирландской кровью совершенно не хочет за выпивку платить.
Город Бленем уютно расположился среди гор провинции Мальборо на Южном острове. Эти края славятся своими фруктовыми садами, виноградниками, оливковыми рощами и саундами. Новозеландский саунд – это то же самое, что норвежский фьорд, только наоборот, т.е. он находится ниже уровня моря и по его узкому руслу морская вода устремляется в глубь суши. В саунды заплывают морские обитатели, котики, дельфины навестить диких лососей, прочно обосновавшихся в спокойных солёных водоёмах. В этом мы сами убедились, отправившись ловить снеппера – вкусную местную рыбку. Не очень ранним утром последнего зимнего месяца сентября мы подкатили к небольшому причалу маленького уютного порта, зажатого между холмами, само собой разумеется, очень живописными, и погрузились на катамаран. К катамарану прилагался капитан внушительных размеров из племени осси, так здесь называют австралийцев. При капитане находился повар и два огромных холодильника. В одном – продукты, а в другом – местные белые вина и мощный ассортимент пива. При поваре были плита и мангал, ожидавшие нашего улова. Кроме охоты на снеппера в программу входили знакомство с фермами по выращиванию устриц и знаменитых зелёных мидий, обильный ланч и постоянное восхищение окружающей средой.
С погодой нам повезло. Под ласковыми лучами по-весеннему греющего солнышка окружающая среда улыбалась нам изо всех сил. На изумрудных волнах от катамарана покачивались белые чайки, чёрные нырки, многодетные утки в ожидании хлебной милостыни и прочих съестных деликатесных объедков. На ещё более изумрудной травке близлежащих холмов паслись коровки вперемежку с овечками и их абсолютно игрушечными новорождёнными барашками. Не отрываясь от вечнозелёной свеженькой жвачки, под мелодичное позвякивание колокольцев пасущиеся лениво обменивались замечаниями. На каждое весомое и густое му-у-у следовало чуть дребезжащее жалостливое бэ-э-э. Присмотревшись, можно было разглядеть и пастуха – равнодушной, невнятной масти собаки, изредка поглядывающей на свою паству и всем своим видом демонстрирующей: «Как же вы меня достали своими бэ-э-ками и му-у-ками!»
Охота на снеппера не задалась. После четырёх некрупных диких лососей, сфотографированных и отпущенных домой, потому что в холодильнике уже лежало свежеразделанное филе из их родственника, попалась небольшая акула. Она была безобидна на вид, лупоглаза, улыбчива, с рядом нескончаемых острых зубов и абсолютно несъедобна, по словам повара. Фотоаппараты защёлкали, акула поизвивалась, поулыбалась, и в качестве гонорара капитан освободил её от крючка и бросил назад в саунд. Уж не знаю, что она сказала своим товаркам, только в последующие два часа наши крючки подцепили ещё шестнадцать её подружек. Капитан делал вид, что сражён результатом наших рыболовных усилий, а нас поразила страшная догадка: уж не диверсант ли он, вредящий имиджу Новой Зеландии? А его фотоальбом с гигантскими трофеями – всего лишь жалкая подделка. Проплывавший по своим делам морской котик, парочка веселящихся дельфинов, лицезрение устричных и зелёномидийных зарослей несколько снизили градус нашего разочарования, а вкуснейший обильный ланч вернул отличное настроение. Количество поглощённых жирненьких, свеженьких, аппетитненьких устриц, равно как и мидий a´ la mariniere в огромных красивых раковинах с широкой зелёной полосой, никто не считал. И те и другие были так велики, что от них приходилось откусывать и долго жевать. Местное белое вино прекрасно помогло справиться с первой закуской, затем последовали слегка обжаренные морские гребешки, а на горячее мангал предложил гриль из филе лосося и нежнейший шашлык из happy chiken. Похоже, что цыплёнок действительно был счастлив при жизни, потому что мясо его таяло во рту, доставляя истинное наслаждение. Десерт из меренги, плавающей в киселе, почему-то носил имя великой русской балерины Павловой.
Еда подействовала умиротворяюще, рыболовный азарт бесследно исчез, все растеклись по шезлонгам, подставившись нежному солнышку, приласкавшему и нас, и окружающие горы, и изумрудную воду. Глаза закрылись сами собой, и сквозь дремоту пробилась счастливая мысль: так вот она какая – эта прекрасная, неторопливая, вкусная, отдыхательная жизнь! А акул прошу меня больше не беспокоить.
Кроме рыбалки нам досталось ещё одно водное развлечение – морская прогулка под парусами на настоящей яхте, красавице с именем греческой музы поэзии «Талия». Рождённая в Голландии, яхта после основательного ремонта оделась в дорогое полированное дерево, прописалась в порту Окланда, вызывая завистливые взгляды соседок и восхищение прогуливающихся по набережной любопытных. Она и вправду хороша собой – стройная, стремительная, нарядная с уютной кают-компанией, удобными каютами, с гостеприимной командой молодых, красивых, умных людей, влюблённых в море и кочевую жизнь, а ещё и с коком, творящим чудеса из местных продуктовых достопримечательностей: голубой трески, гигантских креветок, моллюсков оболонь, раковых шеек и белых мальков.
Хозяин «Талии», посылая яхту по совету специалистов на ремонт и переоснащение в далёкую Новую Зеландию, и не подозревал, что принял решение, которое полностью изменит его жизнь. Приехав через три года принимать работу, он без памяти влюбился в Страну длинного белого облака, а чтобы крепче связать свою судьбу с возлюбленной, прикупил заводик, разливающий минеральную воду «Вайвера», и прилагавшееся к источнику СПА. Если вдруг вы подумаете, что в Новой Зеландии вся вода сплошная минералка, вы окажетесь правы. Такой замечательной питьевой воды во всём мире осталось немного, потому что забота об экологии сидит не только в головах чиновников, но и поселилась в сердцах каждого жителя. Новая Зеландия добилась запрещения испытаний Францией ядерного оружия в Тихоокеанском регионе. Выйдя из всех военных союзов, она категорически не разрешает чужим военным кораблям и атомным подводным лодкам приближаться к своим территориальным водам. В этой стране зелёные – это реальная сила и к их мнению: «Не нужен нам атом, оружию нет! Мы за чистый продукт, воду и свет!» – прислушиваются. Чистый продукт растёт и пасётся повсюду, а остальное сохраняется в национальных парках, занимающих 30% всей территории. За разумную плату по паркам можно гулять, с инструктором ходить в походы от одного дня до недели, ночуя в специально построенных хижинах. Можно кататься на лошадях, велосипедах, лихо спускаться на лыжах с крутых склонов вечно заснеженных гор или вулканов. Увы, в программу нашего пребывания всё вышеперечисленное не вписалось, так же как и некоторые другие экстремальные развлечения. Например, я не стала прыгать с моста вниз головой за 200 местных баксов, понаблюдав, как юные японки с резкой нехваткой адреналина в крови и дикими воплями занимаются бангиджампингом, я не полетала на тандемном параплане с холма, не спустилась по узкому горному потоку на лодке и не испробовала рафтинга с виндсёрфингом, и каяк с каноэ проплыли мимо… Зато в день своего рождения я на маленьком красном вертолётике с пилотом по имени Дай кружила вокруг Белого острова, навестила кратер того самого вулкана, который подарил миру Страну белого длинного облака. А сколько всего вкусного я съела и выпила, особенно крепкого эля с именем истреблённой птицы моа. Два изумительных дня я прожила на ферме Каори Клифс в стильном коттедже на краю лучшего в мире гольфового поля на берегу океана. В Розовой бухте я собирала перламутровые раковины, в лесу я видела 900-летнее дерево каори. Огромными каплями прозрачной душистой смолы оно оплакивало вырубленные и сожжённые леса своих родственниц. Я спрашивала дорогу у ворчливых диких индюшек, со мной беседовали на разные голоса птички туи, прозванные prist из-за чёрного оперения с белым воротничком вокруг шеи, что действительно делает их похожими на местных священнослужителей. На меня никакого внимания не обращали жирные куропатки и мелкие суетливые перепёлки, а фазаны завлекали ярким оперением, разгуливая по газонам и кокетливо прячась за диковинными папоротниками.
Я млела от счастья, любуясь закатом, игрой света уходящего дня с океанским простором, когда в светлом серебре облаков поплыла почти прозрачная луна, всё ещё круглая, не оправившаяся от полнолуния.
На другой ферме с именем Boom Rock на моих глазах из пухлой коровы вывалился телёнок. А она в это время продолжала щипать траву. Хозяин фермы Джон ничуть не волновался, потому что сдал скот и пастбища в аренду, за что получает приличные деньги, а за разрешение поставить на своей земле ветряки государство снабжает его бесплатным электричеством. Сам он в это время развивает VIP-туризм. Построил павильон на скале с умопомрачительным морским видом, на других скалах обустроил гольфовые лунки с расстоянием 50, 100 и 150 метров для желающих попытать счастье. Попадёшь в первую лунку – получишь от заведения бутылку шампанского и тысячу баксов. За вторую дают ящик шипучки и 2 тысячи. А третья оценивается в 10 тысяч местных купюр и в 3 ящика напитка с пузырьками. Пока ещё никто точностью удара не отличился, зато пляж под скалами усеян белыми гольфовыми мячиками, а жаждущих собрать их не нашлось. Находчивый Джон заключил контракт с автофирмой, построил на её деньги у себя трек и устраивает тест-драйв джипов. Хочешь, можешь прокатиться по бугристо-холмистому бездорожью, вот и узнаешь, чего стоит внедорожник. Ещё у Джона в чистом поле стоит сараюха, а в ней шесть шикарных ружей беретта – бери любое, надевай беруши и стреляй по тарелочкам, тренируйся перед охотой на уток.
Есть у Джона и помещение, в котором его шотландский прапра стриг своих первых овец, о чём свидетельствует красочная надпись на деревянной стене, мол, здесь был Джек в 1897-м и настриг 30 мешков шерсти.
Но не шерстью единой живы новозеландцы. В этом я убедилась, посещая бесконечное количество галерей современного искусства. Каждая уважающая себя деревушка имеет таковую на главной улице. А в столичном Веллингтоне построен огромный музеище – за один день не обойти. Кроме гигантского собрания новозеландских художеств в столице прописана Королевская академия танца и оперы, есть и драматические театры. Меня больше всего поразила коллекция альтернативной моды в музее WOW! в городе Нельсоне. Дизайнеры этого направления каждый год устраивают неожиданные яркие шоу, собирающие любопытных со всего мира. Зайдите на сайт музея, и, скорее всего, вы согласитесь, что представленные на показах вещи очень необычны. Они так же экстравагантны, как и экстремальные виды спорта. Надо же как-то адреналиниться в размеренно-благонадёжной островной жизни! А развлечения попроще и поспокойнее – воскресный рынок. В этот день всё население делится на две неравные части: одна – поменьше, жаждет расстаться с ненужными вещами и лишними произведёнными продуктами, а другая – помногочисленнее, состоит из праздных и покупающих. Я примкнула к последней, не побоявшись противного мелкого дождя и порывистого ветра. Накануне мне было обещано оживлённое поле-базар, но ненастная погода внесла изменения, люди не захотели месить грязь, и лишь десяток авто с открытыми багажниками, три-четыре фургончика и несколько столиков под зонтами расположились на небольшой городской площади. Я внимательно изучила предлагаемый товар. На одном лотке – расфасованные по маленьким пакетикам орехи, на другом – скромные по размерам баночки с домашними вареньями, на третьем – самодельные пирожки. Вот фермер предлагает наисвежайшие яйца, а у другого – мясная выкладка. Из багажников выглядывают ящики с разнообразной рассадой, тыквой, цветной капустой, зелёными салатами и прочими сезонными овощными радостями.
На крошечной сцене под прозрачной плёнкой-навесом двое киви самозабвенно играют джаз и кантри, а в центре площади немолодая тётенька в смешной остроконечной шляпе а-ля Незнайка не менее самозабвенно танцует под усиливающимся дождём, и все улыбаются, глядя на неё. Мне вдруг захотелось присоединиться к ней, что я и сделала, попросив помедленнее двигаться, чтобы я могла повторять танцевальные па. Минут через десять у нас уже неплохо получалось, и мы даже удостоились аплодисментов. На память о базарном дне с танцами я купила у Виктории баночку апельсинового джема, у молочницы Лиз – кусочек сыра, раздарила имеющиеся в сумке мелкие сувениры и рассказала, что приехала с семьёй из России на Кубок мира по регби. Оказалось, что все смотрели нашу игру с американцами, болели за нас и, несмотря на то, что мы проиграли, надеются, что уж австралийцам мы надерём з-цу. По некоторым причинам не удалось обыграть Осси, хотя мы и занесли им три мяча, что для новобранцев стало неслыханным успехом, и наш игрок Виктор Гресев благодаря двум своим попыткам вошёл в символическую сборную мира. За нас с австралийцами рассчитались сами новозеландцы, уверенно обыграв их в полуфинале. Для хозяев Кубка мира победа над старшим братом и соседом была не менее важной, чем победа в финале, тем более что австралийцы квалифицировались как сильнейшая команда мира. Новозеландцы настолько выложились в игре с Осси, что с трудом обыграли французов в финале, команду значительно более слабую, которая, однако, сумела собраться и оказать достойное сопротивление.
У меня нет статистических данных, но думаю, на последних минутах финального матча у новозеландских болельщиков случился не один сердечный приступ, потому что в регби разрыв в одно очко – ничтожно маленькая разница в счёте. Но хорошо всё, что хорошо заканчивается. All Blacks стали чемпионами, продемонстрировав выдающееся мастерство, волю к победе, упорство, мужество и выносливость. А ликующие болельщики бессрочно застряли в третьем тайме, где пиво лилось рекой и чудом удалось избежать наводнения. Над всей Новой Зеландией взвились победоносные чёрные флаги, вся страна – от младенцев нулевого размера до глубоких стариков – оделась в чёрное. И на одежде, и на флагах гордо белели веточка папоротника и магическое словосочетание All Blacks. Впервые новозеландские регбисты появились в чёрной форме с серебристым папоротником на груди в 1888 году, а в 1905-м они в турнире обыграли все британские команды. С тех пор за национальной сборной и закрепилось название All Blacks – «Все в чёрном».
Интересно, что в Новой Зеландии две команды All Blacks. Первая – это национальная сборная, в которой выступают и киви, и маори, и жители Самоа и Фиджи. А вторая команда только для маори. Я многих спрашивала, почему из всех завезённых англичанами видов спорта: гольфа, поло, крикета, футбола, парусного маори – выбрали регби. В ответ я слышала только общие фразы, лучше всего сформулированные отцом знаменитого в прошлом новозеландского игрока Шона Фицпатрика: первое – в регби все равны; второе – играя, получи удовольствие; третье – относись к игре серьёзно; четвёртое – будь настолько успешен, насколько можешь; и, наконец, пятое – это великая игра, развивающая командный дух.
Только к концу нашего путешествия я наткнулась на статью молодого московского учёного, который, по-моему, ответил на заинтересовавший меня вопрос. Дело в том, что маори, как и другие полинезийские народы, верят в ману. Мана – это не осязаемая, но измеримая сила, это энергия, которую можно аккумулировать и за счёт этого возвышаться, приобретая власть над другими людьми. Так вот регби для воинственных и отважных маори в сегодняшней мирной жизни – самый верный способ, победив врага и забрав его энергию, увеличить свою собственную ману. Но и для белого населения регби – любимая и важная игра, школа воспитания командного духа и личного мужества. Вот и получается, что регби прочно цементирует всё новозеландское общество, объединяет его и сплачивает.
Регби – залог мирного и дружного сосуществования маори и киви, их общая религия и образ жизни. Вместе они непобедимы и перед решающей схваткой после национального гимна исполняют знаменитую хаку, в которой звучат главные слова для всех: «Ка ора! Ка ора!» Что означает: «Это жизнь! Это жизнь!»
