Фильм «Вторжение» — не про фантастику, а про людей. Герой картины «Калашников» был маленьким человеком с большими мечтами и амбициями. Об этом в интервью «Известиям» рассказал актер Юрий Борисов, сыгравший главные роли в фильмах Федора Бондарчука (уже в прокате) и Константина Буслова (на экранах — с 20 февраля).
— Перед нашим интервью вы упомянули, что на пробы «Вторжения» вас заставила пойти ваша жена, актриса Анна Шевчук. Звучит это весьма странно — полагаю, каждый артист без раздумий пошел бы к Федору Бондарчуку. Разве нет?
— Когда готовили фильм «Вторжение», у меня были другие приоритеты: я не хотел сниматься в мейнстриме, мне были интересны артхаус и авторское кино. Но любопытство победило, и мейнстрим потихоньку вошел в мою жизнь — с тех пор я снялся в «Т-34» и сейчас готовлюсь к главной роли в большом жанровом кино. Но, если честно, я до сих пор пытаюсь там адаптироваться.
— Просто любопытство или есть и другие причины?
— Просто подумал, что мне интересно всё посмотреть, всё узнать.
— Как впечатление от съемок «Вторжения»? Все-таки масштабы были покруче, чем в артхаусе?
— Масштаб съемок действительно был грандиозный. К тому же организовано всё было на высшем уровне. Когда мы приходили на съемку, кадр уже был построен, всё отрепетировано, то есть сто человек уже всё за тебя продумали и подготовили. Часть съемок проходила в европейских павильонах, где снимают голливудские фильмы.
Оператором был Влад Опельянц. Он подходит к постановке кадра очень серьезно. На съемках «Вторжения» было очень и очень много света, приборов и техники, необходимой для такого качества картинки, которое мы в результате увидели в этом кино. А какую ребята сделали компьютерную графику! Я был просто поражен.
— Вам фильм понравился?
— Да! Я, например, от многих слышу: «Не хочу идти, потому что это фантастика, а я ее не люблю». Хотел бы сказать, что «Вторжение» — вообще не фантастика. Оно про то, что могло бы произойти, если бы инопланетные цивилизации попали в Москву. Чем был интересен фильм «Притяжение»? Тем, что мы видим знакомое всем Чертаново, и туда вдруг падает какая-то тарелка. Всем сразу интересно: «Что, реально? Тарелку нарисуют прямо в Чертаново? Как это? Давайте посмотрим!» Во второй части всё еще круче. Это история про реальных людей, которые в реальной Москве взаимодействуют в первую очередь друг с другом. Там же дело даже не в инопланетянах, а в том, что мы не умеем друг с другом сотрудничать.
— У критиков были претензии к фильму. Они обоснованы?
— На то они и критики — разносить по максимуму, чтобы мы делали новые шаги вперед. Но сотни тысяч человек, которым «Вторжение» безумно нравится, пишут в соцсетях: «Вау, моя жизнь перевернулась». Где-то посередине между критикой и восторженной верой зрителя, что это реально клевое кино, и существует наш фильм.
— Впереди очередная громкая премьера с вами в заглавной роли — «Калашников». Сложно было играть человека, который, с одной стороны, гений, а с другой — создал оружие, которым и сегодня убивают множество людей?
— Прекрасно понимал неоднозначность этого вопроса, личности изобретателя и знал про уклон фильма в патриотизм. Мне хотелось сделать этого человека живым, чтобы он не выглядел долдоном, который изобрел автомат и не понимает, что сделал.
Были два аспекта, которые я хотел осветить, но ни один из них не использовали в фильме. Первый — покаянное письмо конструктора. В конце жизни он рассказывает о своей душевной боли по поводу того, что создал оружие, которое стало символом военной агрессии. Второй связан с тем, что Калашников был одержим этой целью, шел к ней долго и всё это время не замечал жизнь вокруг.
Вопрос: нужен ли был вообще этот автомат? С точки зрения государственной важности, естественно, нужен. А если судить с позиции сегодняшнего переосмысления войны и того, куда нынче движется человечество?
Я не знаю, что у нас в итоге получилось. То, о чем я сказал, мои размышления на тему. Знаю одно — нам удалось снять фильм про маленького человека с большими мечтами, надеждами и амбициями.
— Каким получился у вас этот прославленный конструктор?
— Я играл человека, который из деревни приехал в город. Он тогда действительно был очень простым парнем. Конечно, позже его знали уже другим — я и сам его видел однажды. Но когда-то он был обычным, порой смешным и нелепым. Кстати, было бы неплохо, если зрителям картины будет смешно, потому что деревенский человек в городе — это всегда забавно.
Каждый раз, поднимаясь на новую ступень, мой герой обалдевает от того, что с ним происходит. Вот он думает, как бы ему сделать автомат: «Сейчас быстренько соберу… Собрал — всё, смотрите, на фронт отправляем». Но ему говорят: «Да, но тебе надо еще на вот этот завод съездить и вот это сделать». — «Хорошо-хорошо». Приехал на завод — а там совсем другие масштабы. Но и с ними он справился. И вот так он постепенно добрался до самого верха. На мой взгляд, когда автомат приняли на вооружение, Калашников уже не понимал, зачем он всё это делает, сильно запутался и просто хотел вернуться домой.
— Вы заметили, как вырос интерес зрителей к простым парням? Несколько лет назад был спрос на типаж Данилы Козловского — питерского интеллигента, «правильного красавчика». И роли у него были соответствующие. Сейчас в топе вы, Саша Кузнецов и Саша Петров, играющие в том числе гопников. Чем это вызвано?
— Наверное, тем, как мы все росли — среди гопников. Среди представителей современного поколения я знаю больше гопников, чем интеллигентов. И интеллигентных гопников тоже знаю — это хипстеры. Вот и мы все, условно говоря, хипстеры. Хотя и это понятие уже давно размыто, вообще непонятно, кто это. Я, например, жду новых лиц — интересно посмотреть, какие актеры придут в кино через несколько лет.
— У вас было дворовое детство?
— Во дворе я и был, и не был. Не рос, как какой-то детдомовский пацан, но всё время там находился. При этом никогда не был атаманом.
— А хулиганом?
— Кто такой хулиган? Кто окна в школе бьет и унитазы взрывает?
— Вроде того, этакая шпана.
— Школу мы не обижали, зато после школы я везде лазил. С бомжами воевали, совали железяки под поезда…
— Вам стыдно, что обижали бомжей?
— Я же не мог тогда по-другому. Нам было по 12 лет, мы лазили по заброшенным зданиям, встречали там бомжей. Естественно, нам было страшно — они были взрослыми, но полубухими овощами. Подойти к ним было страшно, а бросить камень — нет. Естественно, это был полный бред, но из этого я вырос таким, какой есть.
— Шрамы на вашей голове — следы детских войнушек?
— Да, разные неосторожности. Специально побрил голову, чтобы всё было видно: буду играть чувака, у которого было совсем не благополучное детство.
— В 2019 году вышло множество проектов с вашим участием, на этот заявлено не меньше. Готовы к тому, что над вами начнут прикалываться, как над Сашей Петровым, лицо которого везде?
— Всё равно, просто нравится работать. Не очень думаю о том, любят меня или не любят.
— Лукавите?
— Любовь зрителей очень субъективна. Бредовая затея — думать об этом.
— Актерам хочется нравиться — профессия такая.
— А мне не хочется. Но хочется за людьми наблюдать и воплощать их на экране. В кино или сериале я не я, это абсолютно другие люди, которых я показываю. Какая мне разница, понравятся они кому-то или нет? Иногда девчонки пишут в соцсетях: «Ой, какой клевый персонаж! Какой клевый ты!» А откуда вы знаете, какой я? Никто не знает.
Вообще не очень причисляю себя к актерам — для меня это немного ругательство. С самого детства актер в моем представлении — это самовлюбленный человек. Скучно и противно.
— Никто в вашей семье не был связан с искусством. Вы когда-нибудь чувствовали дефицит знаний, кругозора из-за того, что не росли в определенной среде?
— Всё время об этом думаю, но так сложилось, и ничего с этим не сделаешь. Хотя то, чем я сейчас занимаюсь, всё время вынуждает что-то читать, смотреть. Я ленивый и ради себя, может быть, ничего бы не делал. А так постоянно продолжаю чему-то учиться. У вас, наверное, так же?
— По сути да, но я постоянно…
— ...чувствуете себя тупой? Я тоже. На самом деле, к сожалению, очень многие тоже ничего не знают. Но есть и те, которые много чего знают, и с ними интересно разговаривать. Вопрос — интересно ли таким разговаривать с тобой? Очень важно постоянно понимать, какой ты тупой. Если забыл об этом, то уже нет стимула для развития.
— Спорная мысль. В психологии, например, описан «синдром самозванца». Когда профессионал не может себя дорого продать — считает, что знает недостаточно. И наоборот — более ограниченные люди востребованы, потому что высокого о себе мнения.
— Вот вы говорите: «Не могут себя дорого продать…» А себя вообще продавать не надо. Ты такой, какой есть — ни больше, ни меньше. Не стоит этого стесняться и не стоит этим кичиться. Знаю многих людей, которые ничего не знают и при этом в сто раз чище, в каких-то аспектах мудрее и честнее, чем люди, которые прочли все книги мира. Не в этом сила.
— Вы хорошо начинали в «Сатириконе». Почему ушли?
— Думал, что театр — место, где все хотят заниматься искусством, выпускать спектакли. Оказалось, что это место, куда люди приходят работать и получать зарплату, и иногда получается так, что там ставят спектакли, в которых действительно интересно поучаствовать.
Когда я пришел в «Сатирикон», спектакли там выпускал Юрий Бутусов. Мы с другом напросились к нему в постановку «Отелло». Было интересно, хотя и сложно для меня. Как только это закончилось, мне стало мучительно находиться в театре.
— А с Константином Райкиным вы работали?
— Да, и это было плохо. Он очень крутой, гениальный артист, интереснейший человек, но абсолютно неинтересный режиссер — для меня.
— С вашей женой вы познакомились, когда вам было 16, а ей 18. Сейчас у вас двое детей. У вас есть какие-то правила в отношениях?
— Одно правило: «Нет никаких правил». В первую очередь надо быть внимательным к другому человеку. Но и это только слова, потому что на деле не всегда получается. Или получается, но немножко искусственно, потому что ты должен об этом вспоминать. Это всё работа, нескончаемый процесс — делать счастливым другого человека.
— Вы страдаете от женской эмансипации?
— Страдаю, но при этом стараюсь размышлять на эту тему. Когда было четкое разделение — мужчина принимал все решения, а женщина хранила очаг, — многие ответы на многие вопросы были очевидными. Людям было проще жить, каждый знал свое место. Чувствовала ли себя женщина от этого счастливее? Конечно, нет — ведь она всегда была вторым номером. Современные женщины могут быть президентами, главными в семье, но при этом тоже несчастными.
Вопрос взаимоотношений глубокий, коротко ответить на него не могу. Скажу так — я люблю свою жену, она любит меня. Это требует ежесекундного обновления контента, потому что иначе любовь протухает, превращается в повседневность. Ты должен вновь и вновь подпитывать свои чувства, если хочешь остаться вместе. Есть другой вариант: люди разводятся, находят нового партнера и утыкаются в те же самые тупики. Поэтому ответ один: вместе искать ответы на вопросы, уважая друг друга.
Наталья Васильева
