XX юбилейный «Кинотавр» не открыл новых имён. Потому как дебютанта Василия Сигарева, который за свой первый фильм «Волчок» получил Гран-при, неизвестным не назовёшь. Достаточно сказать, что этот тот самый Сигарев, который написал «Пластилин», ну и ещё много разных пьес, что уж лет десять ставятся в России и Европе. Не то чтобы драматург решил сменить профессию — скорее, расширить художественное пространство. Не новичок в кино и его собрат по «новой драме» Иван Вырыпаев, который свой культовый спектакль «Кислород» превратил в фильм, награждённый за лучшую режиссёрскую работу и лучшую музыку. Николай Хомерики, впервые участвовавший в конкурсе «Кинотавра» со «Сказкой про темноту», приехал сюда после Каннского фестиваля, где картина участвовала в программе «Особый взгляд».
XX юбилейный не открыл новых имён. Он сделал большее. Именно на нём новое поколение тридцатилетних, чьё тинейджерство пришлось на
Их не объединяет эстетическая программа или хотя бы стилистика. Нельзя даже сказать, что они опираются на «документ» или так называемую реальность. Конечно, можно «Кислород», идущий в стремительном ритме рэповского речитатива и разящий, как удар лопатой, которой Санька из маленького города убил жену, потому что полюбил девушку Сашу из Москвы, считать документом. Но это документ того же рода, что десять заповедей, о которых речь в десяти композициях, составивших фильм. Это документ, что свидетельствует об актуальной картинке не на улице — в мозгах.
Конечно, очень соблазнительно зачислить «Миннесоту» Андрея Прошкина, или «Волчок» Василия Сигарева, или «Бубен, барабан» Алексея Мизгирёва, или «Сказку про темноту» Николая Хомерики в социальное кино. Вроде бы все опознавательные знаки русской провинциальной жизни, о необходимости обращения к которой так долго говорили-писали критики, налицо. Место действия почти всегда — провинциальный город, а то и безымянный посёлок, откуда ещё до ближнего городка иль до железнодорожной станции нужно трястись по ухабам в тесном автобусе. Посёлок с угольными отвалами, разбитыми дорогами, с общежитиями и нестрогими нравами… Но, как ни странно, все эти драмы не на социальных проблемах замешены. Они не о том, что надо прибавить зарплату библиотекарям (хотя неплохо бы, особенно в ситуации кризиса). Впрочем, и не о том, что младшие лейтенанты, работающие в детской комнате милиции, тоже любить умеют. Реальность тут отжата, условно говоря, до формулы «жисть жесть», и эта формула не обсуждается. Обсуждается — умение держать удар. Обсуждается, в сущности говоря, экзистенциальная проблематика.
Пожалуй, это и объединяет людей, пришедших в российский кинематограф в начале нулевых. Совершенно очевидно, что они хотят говорить о главном. О жизни и смерти. Об их смысле. О тотальном одиночестве. О жажде любви. О том, почему — «не убий», «не укради» и «не прелюбодействуй»… Можно сказать, что это поколение, которое оказалось в пустыне рухнувших идеологий наедине с небом. Они вынуждены всё открывать заново. Даже заповедь «не убий».
Их не проведёшь на мякине утешительных сказок. И это, пожалуй, также их отличает — отказ от иллюзий о том, что помощь придёт извне. Герои могут рассчитывать только на себя. Им не на кого опереться. Тема разрушенных человеческих связей оказалась одной из основных на этом фестивале. С предельной, беспощадной полнотой их исчезновение выразил фильм Василия Сигарева «Волчок». История девочки и матери, постоянно сбегающей от ребёнка, потому что она женщина «молодая и жить хочет», рассказана языком даже не простым — варварским. От слов и фраз остаются обломки, типа «ну и чё», «и не надо даже»… Невозможность прорваться сквозь слово оборачивается тем, что говорят жест и тело. Ребёнок, боящийся потерять мать, спит у неё в ногах, несмотря на наличие в кровати очередного претендента на роль папы. Бросает кирпич в машину любовника. Из всех игрушек — вертящийся волчок, подаренный родительницей в редкую трезвую минуту. Вместо друзей — портрет на могиле утонувшего мальчика.
Но насколько безъязыки, немы и грубы герои, ворочающие слова, как камни, настолько тонко выстроен визуальный ряд картины. Социальный и культурный вакуум, в котором живёт девочка, стилизован не под пространство ужастика. Сигарев не стремится сделать свой вариант «Страны приливов» Терри Гиллиама, где героиня играла даже не с портретом покойника, а с умершим папой-наркоманом. Скорее, это пространство страшной сказки, выплывающей из темноты, притаившейся в углах комнаты, пока мама рассказывает дочке, что она нашла её на кладбище. Уходящей в мрак дороги, по которой обычно уезжает мать. А приезжает и уезжает она обыкновенно ночью. Темью улицы, в которой в финале раздастся визг тормозов. Мы не увидим ребёнка под колёсами. Его поглотит ночь. Но мы увидим фигуру матери, прячущуюся от дочки и пьяно хихикающую. Сигарев не подарит своей героине даже намёка на раскаяние. Как Яна Троянова, сыгравшая мать, не дала ей шанса не быть омерзительной. Её роль — из сильнейших женских ролей на фестивале. И приз «Кинотавра» за лучшую женскую роль закономерен.
Впрочем, фильм этот вовсе не о пределе человеческого в человеке. Скорее — о фантастической силе любви. Ребёнка к матери, разумеется. О том, что любовь — не за
И тут обнаруживается вторая особенность лент новых тридцатилетних. При всей мрачной реальности, в которую погружено действие, их картины не назовёшь чернухой, которой так много было в кино
Их мы встречаем в фильме Николая Хомерики «Сказка про темноту» и Алексея Мизгирёва «Бубен, барабан» (специальное упоминание жюри). Эти героини наделены железным характером. «Владей собой среди толпы смятенной…» — читает строки Киплинга на встрече со школьниками библиотекарша Екатерина Артёмовна в фильме «Бубен, барабан». Доблесть владения собой ценится высоко. Она отделяет от толпы. Она — щит (и бремя) избранных. «Не бедность унизительна, а распущенность», — скажет, как высечет резцом, железная леди из безымянного рабочего посёлка. Они обладают и другой чертой аристократии — они аскетичны. Не только потому, что каждый рубль вынуждены считать. Но и потому, что деньги в их глазах не могут быть целью. Только средством. «Мне деньги не нужны», — равнодушно бросит младший лейтенант Геля, героиня фильма «Сказка про темноту». В эпоху тотального одиночества и разорванных связей — семейных, дружеских, профессиональных — выше всего ценится то, что нельзя купить за деньги. И то, что недоступно, — человеческая близость. Не секс — он дёшев и доступен, — а человеческая связь.
Эти красавицы не тургеневские идеалистки. Они умеют выживать. Даже если для этого надо продавать по поездам ворованных «Анжелику» и «Повести Белкина». И ещё — при внешней сдержанности это очень страстные героини, умеющие принимать решения и идти к цели. Наталья Негода, которая вернулась в российское кино после десятилетнего отсутствия с ролью аскетичной библиотекарши, создаёт образ мощный и цельный. Её Екатерина Артёмовна — это почти новая «леди Макбет Мценского уезда», жаждущая мщения, но убивающая только себя саму. «Не можешь жить — не надо», — вместо утешения холодно повторит она двум людям, обратившимся к ней за помощью. Но фактически это императив, который она обращает к себе.
Екатерина Артёмовна из картины Мизгирёва не сможет жить без человека, которого полюбила. Милиционер Геля из фильма Хомерики «Сказка про темноту» — без мечты о другой жизни. Эти картины объединяют не только сильные натуры героинь. Они обе — о многомерной, точнее безмерной, глубине людей. Но у Мизгирёва речь о страстях, дремлющих под покровом культуры. А у Хомерики — о потенциале человеческого в бесчеловечности животного существования.
Нетрудно заметить, что эти героини заметно отличаются от того типа, который жил в российском кинематографе прежде. Ярче всего их новизна чувствуется при сравнении с персонажами фильма Андрея Прошкина «Миннесота», сценарий которого написан Александром Миндадзе. Там в центре повествования оказываются тоже провинциалы — два брата-хоккеиста, одному из которых вроде как улыбнулась удача. Его пообещали взять в команду Миннесоты. Старшего брата несёт по жизни без тормозов: он неспособен на выбор и самоорганизацию, демонстрируя весь спектр штампов о национальном русском характере. Молодецкую удаль, доброту, широту души, мечтательность и любовь к зелёному змию. Младший, когда впереди замаячила «Миннесота», напротив, начинает ценить умение жить по плану и нацелен на успех. Отношения двух братьев — это помимо многого другого ещё и история встречи русского и западного типов в одном семействе. Очевидно, что характеры героинь из фильмов Хомерики и Мизгирёва принципиально иные. Их умение властвовать собой никак не связано с установкой на социальный успех. Их цели не лежат в чисто практической плоскости. Можно сказать, что причина в том, что они женщины. Но в таком случае это означает лишь то, что новый тип сильного героя появляется в женском обличье. Собственно, для русской культуры такой процесс не нов.
Интересно, что новые мужские типы, которые способны претендовать на звание героев, возникают как персонажи… комические. Неслучайно режиссёр Борис Хлебников, когда его спрашивали про героев нового фильма «Сумасшедшая помощь», сравнил их с Чебурашкой и Крокодилом Геной. Увалень гастарбайтер и пенсионер (замечательный актёрский дуэт Сергея Дрейдена и Евгения Сытого) одержимы идеей творить добрые дела. То подстригают соседку прямо на улице, то намереваются обсудить с утками дела человечества, то и вовсе бросаются с резиновым прутиком на милиционера. Они похожи, конечно, на детей. Но ещё больше — на Санчо Пансу и Дон Кихота. Правда, вместо рыцарских романов они читают детские книжки прошлого века.
Эта самоирония и интерес к истокам (не важно — детства, европейского романа или человечества) — одни из самых обнадёживающих черт нового поколения. Значит, если впереди и кризис, то это кризис роста.
Жанна ВАСИЛЬЕВА, СОЧИ-МОСКВА
Гран-при — «Волчок» (реж. Василий Сигарев)
Приз за лучшую режиссёрскую работу — «Кислород» (реж. Иван Вырыпаев)
Приз за лучшую мужскую роль — Борис Каморзин в фильме «Сказка про темноту» (реж. Николай Хомерики)
Приз за лучшую женскую роль — Яна Троянова в фильме «Волчок» (реж. Василий Сигарев)
Приз за лучшую музыку им. М. Таривердиева — фильм «Кислород»
Приз за лучшую операторскую работу — Дмитрий Яшонков в фильме «Я» (реж. Игорь Волошин).
Специальное упоминание жюри — «Бубен, барабан» (реж. Алексей Мизгирёв)
