С утра поехал в больницу. Главный врач больницы имени С. П. Боткина, замечательный и чудесный, добрый и благородный, талантливый и деловой, обязательный и замотанный Владимир Николаевич Яковлев принял меня как родного.
Я обратился к нему по поводу одной своей болячки, и он тут же вызвал двух хирургов. Они меня осмотрели и предложили, не откладывая дела в долгий ящик, сделать небольшую операцию в больничных условиях, но без того, чтобы меня госпитализировать. Я согласился.
Меня напоили чаем, переодели, отвезли в операционную, за тридцать минут всё сделали, дали отдохнуть, а затем мой сын отвёз меня домой. Как хорошо, когда среди твоих друзей есть отличные врачи! Мне с врачами везло.
Когда-то дружил с Игорем Константиновичем Шхвацабая. Сколько раз он слушал моё сердце! Сколько раз он и его коллеги успокаивали меня и лечили!
Вот же – вроде ставили мне диагноз: ИБС (ишемическая болезнь сердца), а я живу, и вроде сейчас никто из докторов не говорит, что у меня ИБС. Вот и сегодня, когда (на всякий случай) мне сделали кардиограмму в больнице имени С. П. Боткина, врач радостно сообщил: сердце у вас прекрасное, кардиограмма замечательная!
А ведь первый раз меня положили в кардиологическое отделение, если не ошибаюсь, в 1976 году, с подозрением на острый инфаркт.
Хорошо помню тот день. В Институт кардиологии, который находился в центре Москвы, в Петроверигском переулке, меня отвёз Юрий Владимирович Никулин.
Вышла забавная ситуация. Юрий Владимирович привёз меня на своей машине, я с трудом дошёл до приёмного покоя. Никулин всё обо мне рассказал, и меня тут же положили на каталку. Повезли на обследование - и минут на пять-шесть обо мне забыли: все кинулись к Ю. В. Никулину – кто брал автограф, кто предлагал ему сделать кардиограмму, а кто-то вполне чистосердечно произнёс (я это сам слышал): - Вашему другу мы, конечно, поможем. Но как бы хотелось, чтобы вы у нас лежали!..
- Да нет уж, - сказал на это Юрий Владимирович, - я лучше похожу, зачем мне у вас лежать… Вы лучше моему другу помогите.
Не знаю почему, но я, видимо, вызывал у врачей симпатию. Наверное, это происходило потому, что смотрел на них с восторгом, обожанием, можно сказать, даже с поклонением.
Помню свою первую встречу с великим Александром Александровичем Вишневским в Институте хирургии.
Должен был взять у него интервью. Постучался в кабинет, услышал отрывистое: «Входите!».
Приоткрыл дверь, и первое, что увидел, - задница великого хирурга, и чья-то рука массирует ягодицы… Только через несколько секунд я разглядел, что это была рука очаровательной медсестры.
Вишневский повернул голову в мою сторону и саркастически заметил:
- Что вы застыли? Мужских задниц не видели? Мне укол делают. Эта медсестра – самая нежная по уколам…
Он сказал это – и расхохотался. Добавил:
- Не только по уколам…
В великом академике А. А. Вишневском мне нравилось всё, кроме одного: его любви к солёным словам, к матерщине. Я легко переносил его обращение ко мне на «ты»: всё-таки он знаменитый Вишневский, а я молодой журналист. Но вот мат… Каждый раз, когда он что-то рассказывал и матерился, я морщился.
- Что ты морщишься?! – чуть раздражённо произнёс однажды он. – Я неинтересно рассказываю?..
- Да нет, очень даже интересно…
Он рассказывал мне о своих отношениях с легендарным хирургом Борисом Васильевичем Петровским – интересно, эмоционально, артистично, но при этом постоянно матерясь.
С трудом выдавливая из себя слова, я произнёс:
- Александр Александрович, вы для меня огромный авторитет. Я вас очень люблю, уважаю и ценю. Каждый раз после беседы с вами выхожу обновлённым. Но я не люблю мата. Если можно, не материтесь.
- Ха! – воскликнул Вишневский. – Мат – это замечательно. Как делать операцию, если не материться?! Но обещаю: при тебе – не буду!
Мне запомнился в кабинете Александра Александровича Вишневского попугай в клетке. Не знаю, может быть, я вообразил, хотя не исключаю, что так было и на самом деле: этот попугай тоже, подражая хозяину, сочно матерился…
Когда говорю о А. А. Вишневском, конечно, вспоминаю и великого Владимира Ивановича Бураковского. Я присутствовал на его операциях. В Институте сердечно-сосудистой хирургии, которым он руководил, лечили мою жену. (Только потом я узнал, что В. И. Бураковский связан был с Вольфом Мессингом, Львом Кулиджановым, Левоном Онниковым из ЦК КПСС…)
Александр Вишневский и Владимир Бураковский поссорились, и мне удалось чуть-чуть поспособствовать возрождению их дружбы.
Сделал я это просто. Говорю с Александром Александровичем Вишневским – и сообщаю ему, что вчера был у Владимира Ивановича Бураковского, и он рассказывал об их отношениях.
- Что, поносил меня? Ругал?..
- Отнюдь нет, - говорил я. – Рассказывал о вас в восторженных тонах, говорил, что обязан вам всем в своей жизни.
Через несколько дней, оказываясь у Бураковского, я рассказывал ему о своём общении с Вишневским.
- И что обо мне говорил Александр Александрович?.. – чуть нервно поинтересовался знаменитый хирург.
- Отзывался о вас в самых восторженных тонах – говорил, что вы очень талантливый ученик и его гордость.
- Не может быть!.. – сокрушённо произносил Владимир Бураковский.
А я добавлял:
- Может быть, вам помириться?..
И ведь они потом помирились!
Словом, во время сегодняшней операции и после неё я вспоминал всех замечательных докторов, с которыми мне повезло встретиться в жизни. Главврача 33-й московской больницы Тамару Александровну Амарантову.
Владимира Давидовича Купермана, оперировавшего меня пару раз (прекрасный был хирург!).
Станислава Яковлевича Долецкого.
Александра Фёдоровича Тура, лечившего меня в детстве.
Главного врача Института педиатрии (моя жена часто у него консультировалась) Митрофана Яковлевича Студеникина.
Офтальмологов Валерия Петровича Еровича, Анатолия Анатольевича Кривошеева…
После операции я часа два полежал дома, а потом не выдержал – и поехал на фирму.
Полдня мы занимались заявкой на нашу новую работу, связанную с созданием видеокурса «Учимся говорить публично». Если нашу заявку примут, то мы получим грант, что позволит нам этот год прожить более или менее спокойно.
- Вы чем-то недовольны? – спросил меня Евгений Алексеевич Никитин.
В ответ я хмыкнул.
- Вот так всегда, - заметил Евгений Алексеевич, - спросишь вас, а в ответ – недовольное хмыканье. Мы же нормально работаем!
- Мы плохо работаем! Я не говорю о том, что проект «Набираем.Ру» не окупается, - это пока нормально. Но мы почти не пишем писем нашим ученикам, не создаём вокруг нашей фирмы актив, сообщество. Мы до сих пор не сделали наши блоги интересными. Вместо того чтобы нанять ещё двух-трёх программистов и активизировать работу, мы плетёмся. От решения что-то добавить, сделать, улучшить до воплощения проходит месяца два – за это время можно заново сделать программу…
Смотрел, как мы ведём трансляцию.
Смотрел, как проходят соревнования.
Смотрел, кто и что пишет в блоги – и всё время сдерживал себя.
Вот уже полгода хочу улучшить соревнования – поменять дизайн, добавить много интересных текстов, привнести элементы игры…
Вроде всё разработали, но дело не движется, и каждый раз слышу одно и то же: через две недели что-то изменится, через две недели что-то появится…
Сейчас вроде загвоздка – в дизайне. То, что присылает наш художник, пока не устраивает ни меня, ни Евгения Алексеевича Никитина. Вот я сержусь, злюсь, нервничаю, а на самом деле мне хорошо. Я живу фирмой, и она даёт мне немало положительных эмоций.
А вот список тех, кому публично приношу особую благодарность. Список из десяти человек.
На самом деле таких людей, к счастью, больше.
Вы можете посмотреть личные странички этих солистов.
Ваш Владимир Владимирович Шахиджанян
P.S. К сожалению, никаких известий от Николая Анатольевича Никифорова, вице-премьера Татарии, мы пока не получили. Очень надеюсь, что он поддержит наше предложение, и в Татарстане мы сможем всех чиновников научить слепому десятипальцевому методу набора.
Нет известий и от Артёма Валерьевича Ермолаева. Решил повременить и несколько дней не звонить. Верю, что Артём Валерьевич нас поддержит, - он ведь образованный и умный человек.
«Безнадёжных больных не бывает, бывают безнадёжные доктора». Стас Янковский, российский информатик, юморист
