Короля делает свита. Конечно, в те годы меня, как редактора отдела семьи и быта, сделали авторы, такие, как Похлебкин, Соловейчик. Что ж, с кулинарией и педагогикой все в порядке. Да разве Архангельский даст перевести дух! Теперь, считал главный редактор, надо пускать в ход тяжелую артиллерию – так же глубоко и интересно писать о семье.
Но, во-первых, как писать о семье? Как говорить на эту запрещенную тогда тему? Немецкий писатель Ганс Фаллада в автобиографической книге «У нас дома в далекие времена» рассказывал, что однажды он, одиннадцатилетний мальчик, пришел в гости к своей старой тетке. Он расшалился, и мать сказала, чтобы он не болтал ногами. Тетка ужаснулась: «Настоящей даме лучше не упоминать про это, внизу, – она глазами показала на мои ноги. – Но если уж ей необходимо это назвать, то она должна говорить «пьедестал» или «постамент». Ганс, оставь в покое свой постамент – вот как звучит прилично».
Мы смеемся над этим, но еще недавно и мы были примерно в такой же ситуации. Слова «бюстгальтер» или «аборт» на страницах газет воспринимались как ЧП. Писать такие слова запрещалось.
Во-вторых, о чем писать? Нам внушали: в советской семье – никаких проблем! Нет бесплодных браков, брошенных детей, гомосексуалистов. Нет суицида, проституции и внебрачных связей. Нет детей-инвалидов; нет и никогда не будет. И, конечно же, не растет число разводов, не снижается рождаемость. Словом, тишь да гладь. А потому наша семья крепка и нерушима. Да разве может она быть иной в социалистическом обществе?!
Специалисты знали: семейных проблем накопилось множество.
О них нужно говорить. Нет, не говорить – кричать, открыто, громко, на каждом шагу. Но кричать было негде. Специалисты «варились» в своем узком кругу.
Впрочем, даже в те осторожные времена один термин был, пожалуй, безопасен: «демография». В официальных документах на семейную тему акцент делался именно на этом слове.
Среди моих авторов – Дмитрий Игнатьевич Валентей, профессор, руководитель Центра народонаселения экономического факультета МГУ. Изредка он приглашал на различные совещания, на симпозиумы. А однажды пригласил меня в музей. В музей-квартиру Мейерхольда.
- Какое отношение это имеет к демографии?
- К демографии – никакого. Это имеет отношение к моей жене, Марии Алексеевне.
Я знала, что Мария Алексеевна – внучка Мейерхольда. Начиная с 1955 года, когда Всеволод Эмильевич был полностью реабилитирован, она стала бороться за выселение жильцов из его бывшей квартиры на улице Неждановой. Чтобы создать здесь мемориальный музей.
Наконец музей открыт.
- Вот кабинет Мейерхольда, – показывает Мария Алексеевна. – А это гостиная Зинаиды Райх. К сожалению, пока освободили только одну квартиру.
- Разве их было две?
- Стало две. После убийства Зинаиды Николаевны квартиру разделили – номер 11 и 11-а. В одной из них поселилась женщина, которая работала в аппарате Берии. Другая квартира досталась его водителю.
Мейерхольда арестовали ночью 20 июня 1939 года, в Ленинграде, в квартире, подаренной ему Сергеем Кировым. Впрочем, гонения на режиссера начались давно. Первый звонок прозвенел в 1928 году, когда Сталин сказал, что «Мейерхольд нам не нужен». Какое-то время театр еще существовал. После его закрытия Всеволод Эмильевич полтора года работал у Станиславского, в оперной студии. И вот арест. Ему приписывали участие в антисоветской троцкистской организации, шпионаж в пользу четырех стран.
- В то лето, – вспоминает Мария Алексеевна, – я жила на даче, в Лопасне, с бабушкой, Ольгой Михайловной. Это первая жена Мейерхольда. Ненадолго я оказалась в Москве и зашла к Зинаиде Николаевне. Она лежала на диване, была очень возбуждена. Упрекала себя, что после закрытия театра решила отправить письмо Сталину в защиту мужа. Теперь считала, что это письмо спровоцировало арест.
- Что было в письме?
- Точно никто не знает, ведь письмо не сохранилось. Кажется, она возмущалась, зачем политики «лезут в искусство». Уговаривала меня, пятнадцатилетнюю девочку, написать Сталину, объяснить, что Всеволод Эмильевич ни в чем не виноват. Я торопилась на дачу, там заболела приехавшая из Ленинграда сестра бабушки. Пообещала Зинаиде Николаевне зайти к ней в ближайшее время. Но через два дня ее убили. После ареста Мейерхольда и месяца не прошло.
- Как убийцы забрались в квартиру?
- С крыши соседнего маленького домика. На балкон кабинета.
- Она была в доме одна?
- Вообще-то здесь жили еще Таня и Костя Есенины. В 1922 году Зинаида Николаевна вышла замуж за Мейерхольда и сразу же забрала к себе детей, которых после развода с Есениным оставила в Орле, у родителей. Тане тогда исполнилось четыре года, Косте два. Ну а в ту страшную ночь в доме были только она и домработница. Двадцатилетняя Таня с годовалым сыном жила на даче в Горенках, а Костя – в Константинове, у бабушки со стороны отца.
- Соседи не слышали криков?
- Слышали. Но не вышли. Убийцы спустились по лестнице – в подъезде, на полу и на стене остались следы крови. Домработница выбежала из квартиры, стала звать на помощь. Но дверь случайно захлопнулась. Дворник вызвал милицию…
Зинаиде Николаевне нанесли семнадцать ножевых ран. Когда милиция вошла в квартиру, она была еще жива, даже успела дать показания.
Было предписано в течение 48 часов освободить квартиру. Вообщето не имели права: Мейерхольд не осужден, идет следствие. Отец Зинаиды Николаевны пытался приостановить выселение внуков…
- Квартиру заняли. А архив?
- К счастью, не пропал. Татьяна Всеволодовна, моя мама, и Таня Есенина перевезли его в Горенки. А потом архив спрятал Сергей Эйзенштейн, на своей даче.
Припомнили Мейерхольду и происхождение: немец-лютеранин.
Его имя – Карл Теодор Казимир. Перед регистрацией брака с Ольгой Михайловной Мунт он принял православие. И стал Всеволодом. Женившись на Зинаиде Николаевне, к своей фамилии добавил фамилию любимой женщины: Мейерхольд-Райх. А она стала РайхМейерхольд.
От первого брака у Мейерхольда было три дочери. Мария Бялецкая умерла рано, похоронена в Москве на Ваганьковском кладбище. Здесь же ее дети, Игорь и Аня. Ирина вышла замуж за артиста Меркурьева, уехала к нему в Ленинград, там и похоронена. Татьяна Всеволодовна тоже умерла.
В то время, когда Мейерхольда арестовали, Татьяна Всеволодовна жила в Лопасне, работала директором совхоза. В начале войны она вывезла свой совхоз в Раменское, где ее и арестовали. Долго держали на Лубянке, потом в Бутырках. Осуждена на восемь лет. Правда, освободили раньше, но жить в Москве так и не разрешили.
- А дети Есенина?
- Таня в начале войны эвакуировалась в Ташкент. Там и осталась. И она умерла, и Костя.
Константина Сергеевича Есенина я знала: вместе работали в «Московском комсомольце», в начале 60-х годов. Помню очень сильные очки. Был он спортивным обозревателем, прекрасно разбирался в футболе. Стихов не писал. Рассказывал, как в 30-х годах, когда против Сергея Есенина началась кампания, Зинаиду Николаевну вызвали то ли в райком, то ли в школу:
- Костя должен забыть, что его отец – Есенин. У него теперь другой отец, хороший.
А потом началась кампания против Всеволода Мейерхольда. Костя с сестрой Таней, уже взрослые, были на приеме у военного прокурора:
- Забудьте о Мейерхольде. Это плохой человек, его вина доказана. У вас другой отец, настоящий…
У Сергея Есенина были еще дети. Юрий – сын Анны Изрядновой, с которой поэт встретился до Зинаиды Николаевны. Юрия убили в 1938 году. И Саша Вольпин; его он ни разу не видел. Говорят, Есенин не хотел ребенка, но мать Саши пообещала, что никаких претензий к нему иметь не будет.
Однажды я готовила статью для «Недели» о работе московских загсов. Попала в Хамовнический. И вдруг показывают мне архивные записи:
- Наша достопримечательность! «1922 года 2 мая. Зарегистрирован брак: жених Есенин Сергей, 27 лет, невеста Дункан Айседора, 37 лет. Литератор и артистка. Он холост, она девица. Сбор канцелярский – 3 рубля».
Есенин женился на Дункан сразу после развода с Зинаидой Райх, они уехали за границу. Бесконечные поездки и бесконечные скандалы. Вернулись и быстро разошлись. Запись о разводе не сохранилась. Зато есть регистрация нового брака: «Сергей Есенин и Софья Толстая. 18 сентября 1925 г.»
С Марией Алексеевной Валентей-Мейерхольд я встречалась еще несколько раз. После смерти Дмитрия Игнатьевича. В Брюсовом переулке (нынешнее название улицы Неждановой), где освободили вторую квартиру. В музее добавились розовая комната Тани и голубая Кости. Мария Алексеевна стала секретарем комиссии по творческому наследию Всеволода Мейерхольда.
Ее стараниями и усилиями открыт Центр имени Мейерхольда.6 июня 2001 года Указом президента РФ ей присуждена Государственная Премия Российской Федерации в области литературы и искусства 2000 года: «За сохранение, изучение и развитие творческого наследия Вс. Мейерхольда». Награду вручал Владимир Путин в Екатерининском зале московского Кремля.
О том, как много Мария Алексеевна сделала для своего великого деда, рассказывает Петр Меркурьев-Мейерхольд: «В 1939 году, когда Мейерхольда арестовали, его пятнадцатилетняя внучка Маша Воробьева начала стучаться во все дубовые и железные двери НКВД, прокуратуры, тюрем и везде задавала вопрос: «За что моего деда посадили?». Историю «хождений по мукам» Марии Воробьевой (затем Валентей) нужно писать отдельно. Никакие жены декабристов не могут сравниться с этой женщиной. Ее гнали в дверь – она влезала в окно».
Я была у Марии Алексеевны в день памяти Дмитрия Игнатьевича Валентея, дома и на кладбище. На этом же кладбище – могила Зинаиды Николаевны Райх. Потом Мария Алексеевна на свои деньги установила красивый памятник. На нем барельеф Мейерхольда и надпись: «Всеволоду Эмильевичу Мейерхольду и Зинаиде Николаевне Райх».
- Вы не имели права ставить памятник Мейерхольду там, где он не похоронен, – возмущались недоброжелатели.
- А вы знаете, где он похоронен? – парировала она.
Мария Алексеевна упрекала себя, что уехала тогда за город; муж умер без нее. Раньше жила на Юго-Западе, недалеко от МГУ, где Дмитрий Игнатьевич Валентей работал. После его смерти переехала на Пресню, чтобы жить недалеко от Ваганьковского кладбища, где он похоронен.
Теперь и она там похоронена… Мария Алексеевна Валентей, внучка Мейерхольда, умерла 15 января 2003 года.
А в память о Дмитрии Игнатьевиче у меня осталась огромная книга: «Демографический энциклопедический словарь». Он – главный редактор издания.
Елене Романовне Мушкиной – это ж этап в развитии нашей науки. Ваш Д. Валентей. 15.XI.1985 г.
Однажды Д. Валентей познакомил меня коллегой, молодым сотрудником, Валерием Елизаровым. Он мне понравился, а еще больше понравились слова, которые он написал на книге, подаренной мне.
«Перспективы исследования семьи»:
Елене Романовне – лучшему журналисту среди демографов и лучшему демографу среди журналистов… 1987 г.
