Можно без преувеличения сказать, что к маме в очередь стоял почти весь Союз писателей: кто хоть раз с ней работал, на других машинисток не смотрел. У Екатерины Ивановны, моей бабушки, клиентуры немного. Ребята-международники, которые, как и она, работали на радио, книг не писали; коротенькие выступления в эфире.
Кроме них всего один автор. Зато какой! Александр Исидорович Фельдман, профессор, отоларинголог, консультант Кремлевской больницы. Ученый с мировым именем.
Познакомились они, наверное, в редакции науки. Потом несколько раз Катя водила к нему меня, лечить носоглотку. Сыграла роль и территориальная близость: мы – в Дегтярном, Фельдман – на углу Воротниковского и Старопименовского. Кстати, с его внучкой, Мариной, мы учились в одной школе. Она на класс младше.
- Хорошо помню Екатерину Ивановну, – говорит Марина
Евгеньевна Загорянская, профессор, заместитель директора Центра, где лечат людей с нарушениями слуха. – Дедушка часто посылал меня к ней, отнести рукопись, забрать. У вас была огромная коммунальная квартира.
А я помню квартиру Фельдманов. В холле, на стенах – фотогра-
фии артистов. С автографами-благодарностями. Федор Шаляпин и Наталья Шпиллер, Надежда Обухова и Вера Давыдова, Мария Ермолова и Сергей Образцов… Дело в том, что Александр Исидорович был отоларинголог-фониатр. Артисты, особенно оперные, буквально молились на него. Считали, что только он может привести в порядок их голосовые связки.
- Бывает, артист занят в спектакле в первой сцене, а потом в последней, – продолжает Марина Евгеньевна. – Как убить время? Естественно, читают. Дедушка предупреждал:
- Закройте книгу! Связкам нужен отдых!
- Но они же читали не вслух! Про себя.
- Связки реагируют рефлекторно. Двигаются, напрягаются… Немало хлопот Александру Исидоровичу доставлял Шаляпин.
Артист был безумно суеверным. Не дай Бог, в театре, перед началом спектакля спросить, как он себя чувствует? Реакция – словно черная кошка дорогу перебежала! Вопрос приводил в отчаяние. Федор Иванович тут же требовал, чтобы приехал Фельдман:
Пока не подтвердит, что связки в порядке, на сцену не выйду.
Спорить было бесполезно
Фельдман очень любил такие вызовы. Брал с собой жену и дочку, Валентину Александровну. Успокаивал Шаляпина. А потом они садились в ложу… Пересмотрели все спектакли с участием Шаляпина.
В январе 1952 года я развернула газету:
Мама! Катя! Какой ужас!
На первой полосе сообщение ТАСС: арестована группа врачей-вредителей. Террористы состояли на службе иностранных разведок. Задача – сократить жизнь видных деятелей Советского государства. От их рук уже погибли А. Жданов и А. Щербаков. Список врачей открывал профессор В. Виноградов, главный терапевт Лечсанупра Кремля. Дальше – корифеи медицинской науки. Среди них Фельдман.
Александра Исидоровича арестовали днем, когда он выходил из клиники, – говорит Марина Евгеньевна. – Дома был обыск, двое суток. Потом маму повезли на дачу. И там обыск. Забрали садовый нож – сочли его холодным оружием. И вырвали листок настольного календаря, где было написано: «Ашхен Лазаревна». Это показалось подозрительным. Валентина Александровна объясняла: речь идет о жене Микояна, которая ждала профессора Фельдмана на консультацию. Не слушали. Арестовали и Веру Михайловну, жену Фельдмана. Вынуждена была уйти с работы Валентина Александровна.
И Катя, и мама были потрясены. В нашем доме две компрометирующие вещи: статья Александра Исидоровича, которую Катя еще не начинала печатать, и рецепт капель, выписанных мне от насморка. На штампе четко видна фамилия врача… В общем рукопись спрятали, капли решили не заказывать: насморк и так пройдет.
В газетах новое сообщение: разоблачить преступников помогла рядовой советский врач Лидия Тимашук. Тут же Указ о ее награждении.
А потом умер Сталин. И вот сообщение в газетах: «Проверка показала, что обвинения являются ложными. Врачи полностью реабилитированы». У доктора Тимашук отобрали орден.
Катя бросилась печатать статью.
Удивительно, какими разными машинистками они были, мама и Катя! Скажем, обе задерживаются на работе. Звоню:
- Домой не собираешься?
Отвечают одинаково:
- Мне еще три странички.
Значит, мама придет скоро: три странички – ерунда. А Катя не раньше, чем через час; для нее три странички – целое дело.
Катя готовилась к началу работы основательно. Долго устанавливала машинку, вправо подвинет, влево. Копирку проверит, хорошо ли положила. Карандашом конец странички отметит, чтобы нижние поля были правильными. Стул придвинет, отодвинет; подушечку на него положит, утрамбует.
Маме утрамбовывать ничего не надо. Машинка на столе как вкопанная. И карандаш не нужен – интуитивно чувствует, когда страничка кончается. И копирку не проверяет: знает, что все правильно. Ну а стул… Да она и опуститься на него не успевает – по комнате уже барабанная дробь.
Удар у мамы легкий, воздушный, пальцы едва касаются клавиш, словно птичка клюнула. У Кати удар тяжелый, сильный, основательный. Две машинистки в одном доме – небо и земля. А работу обе выдавали блестящую.
Марина Евгеньевна вспоминает, как недели через две после смерти Сталина в квартире Фельдманов раздался телефонный звонок. Трубку сняла Валентина Александровна.
- Говорит следователь. Ваш отец рядом со мной.
- Хочу услышать его голос.
- Не положено. Он спрашивает, как Мариночка сдала сессию?
Сомнения отпали. Да, Александр Исидорович действительно рядом! Они поняли: его интересовали не только отметки любимой внучки. Он хотел узнать, все ли у Марины в порядке, не исключили ли ее из института.
- Сдала отлично.
Поздним вечером 3 апреля в квартиру Фельдманов нагрянули друзья, артисты Виталий Доронин и Анатолий Ржанов:
- Утром включайте радио!
Артисты только что видели Владимира Герцика, диктора Всесоюзного радио. И он сказал, что завтра будет читать Указ о реабилитации врачей.
Скоро Александр Исидорович и Вера Михайловна были дома. Возвращение отмечали всей огромной семьей. У Фельдмана было пять братьев и три сестры, Вера, Надежда, Любовь.
Потом уже я узнала, как начиналось это дело. «Дело врачей».
Над Виноградовым тучи стали сгущаться раньше. Ефим Смирнов, министр здравоохранения, рассказывал, как однажды был у Сталина на даче, недалеко от Сочи. Гуляли. Вдруг Сталин спросил:
- А кто лечил Димитрова и Жданова?
- Профессор Виноградов.
- Странно. Один и тот же врач, и оба умерли.
Министр объяснил, что ничего нельзя было сделать. Сталин промолчал.
Второй раз Виноградов вызвал недовольство, когда лечил самого
Иосифа Виссарионовича. Он отметил резкое ухудшение здоровья и рекомендовал полный покой. Это расценили как попытку отстранить вождя от активной деятельности.
А врач Лидия Феодосьевна Тимашук вообще не имела к делу врачей никакого отношения. В конце 40-х годов на Валдае отдыхал Андрей Жданов. Однажды стало плохо с сердцем. Из Москвы прилетели профессора Егоров, Виноградов, Василенко. И врач-кардиолог Тимашук, которая снимала электрокардиограмму и утверждала, что у больного инфаркт. Профессора с таким диагнозом не согласились. Разрешили Жданову встать. А на следующий день он умер. Лидия Феодосьевна очень переживала, даже написала в Кремль.
И вот теперь – дело врачей. Нужен был повод, чтобы раскрутить его. Тут-то и вспомнили про Лидию Тимашук. Пригласили в Кремль, попросили вновь описать те события. Георгий Маленков от имени правительства и от Сталина лично поблагодарил: помогла разоблачить врагов народа. Она думала, что речь идет о тех врачах, которые приезжали на Валдай. За голову схватилась:
Враги народа!!! И лишь потом, прочитав газету, поняла: это совсем другие врачи! Многих она вообще не знала. Говорят, до конца жизни Лидия Феодосьевна пыталась доказать это.
Александр Исидорович, вернувшись домой, позвонил Кате:
- Екатерина Ивановна, рукопись готова?
- Конечно. Мы так за вас рады…
