Человек часто поступает по необъяснимому капризу, но каприз этот, своевольность, так дорог ему, что он не променяет его на самую благоустроенную жизнь, где будет что угодно душе, но не будет у человека права на своеволие.
И вот эти «хочу», «не хочу» — самые возмутительные для воспитателей. Их ответ: «Мало ли чего ты хочешь!» Только в жизни человека «хочу» и «не хочу» играют роль куда более значительную, чем принято считать в педагогике.
Можно с важным видом повторять, что нельзя потакать капризам. Можно горячиться: «Да что же это получится, если каждый...» Можно и заклеймить здесь, на бумаге, любую «выламывающуюся» личность. На бумаге-то педагогика — самая легкая из наук: нельзя — и точка. Нехорошо. Некрасиво.
Но педагогика как детектив. С детьми то и дело случаются всякие «вдруг». Вдруг вырвалось, вдруг сказал почему-то, вдруг подумал, вдруг сделал что-то, о чем всю жизнь придется вспоминать со стыдом. Здесь, здесь рушатся все наши прекрасные построения! Разумеется, можно упереться в то, что в основном поведение людей осмысленно и предсказуемо, что неясные и дурные желания появляются редко, что в том-то и состоит задача педагогики, чтобы научить ребенка бороться с ними. Но и после таких призывов и объяснений природа человека останется такою же.
Шестилетний ребенок проходил мимо чужой квартиры, увидел, что в двери торчит ключ, повернул его, запер дверь, а ключ унес во двор и зарыл в снегу — скандал вышел ужасный. Хорошо, что мальчик признался, и хорошо, что отыскал ключ. «Ну почему ты это сделал?» Он не может объяснить. И никакой мальчик не может объяснить, почему он взял чужое, ударил товарища, ущипнул, толкнул, обозвал, почему он не стал делать уроков, показал соседке по парте язык — откуда он знает, почему? И какие мудрецы ответили бы?
Пока мы обходим это «вдруг», воспитание остается бессильным. Повторяя без конца: не понимают, надо разъяснить, надо научить, надо приучить, надо потребовать, надо, чтобы понял, надо заставить, надо контролировать — прибегая к этим привычным педагогическим оборотам речи, мысли и действия, мы незаметно для себя проскакиваем мимо чего-то очень серьезного.
Дело в том, что на самом деле человек не «подчиняется требованиям», не «адаптируется», не «обуздывает свои дурные желания» под давлением социальных норм — а в нем самом живут собственные его стремления к доброму, правдивому и красивому. У него есть дух.
Духовное стремление, а не изнурительная борьба с собственными низменными страстями помогает нам расти. Не запрет на дурное, налагаемый обществом, руководит нами, а собственное стремление к добру, правде и красоте. И в душе человеческой не мысль с желанием встречаются, а желание с желанием.
Потому-то воспитание — это не подавление, а возвышение желаний.
