Это было много лет назад. После ужина в доме одного из богатейших «браминов» Бостона и страхового магната чета сенатора Эдварда Кеннеди предложила добросить меня до моего отеля. Я, разумеется, согласился. За руль села жена сенатора — красавица Джоан. Она была пьяна. Мы — пассажиры — ехали как на иголках. После очередного сумасбродного виража своей супруги сенатор, чтобы разрядить напряженность, решил сострить:
— Вот Джоан сейчас нас всех опрокинет, а завтра газеты станут писать о «роке, висящем над кланом Кеннеди».
Пассажиры натужно засмеялись, а Джоан сказала:
— А ты откуда знаешь, быть может, я — это слепое орудие рока?
Кеннеди благополучно доставили меня в отель. Вскоре их брак распался. Джоан явно страдала алкоголизмом и баловалась наркотиками. Через некоторое время сенатор вновь женился. Его жену — ныне уже вдову — зовут Викки.
Я вспомнил об этом эпизоде, когда телевидение сообщило о кончине сенатора от штата Массачусетс Эдварда Мура Кеннеди. Он был последним и младшим среди четырех братьев Кеннеди. В отличие от своих старших братьев он прожил долгую жизнь. Ему было 77 лет, когда он умер.
Рак, а не рок добил Теда Кеннеди, и тем не менее жизнь его была столь же драматичной, как и его братьев, а смерть — столь же героической. До последнего момента, пока сознание не покинуло его, мысли сенатора витали над Капитолием в Вашингтоне. Там сейчас идет битва вокруг нового закона о медицинском страховании, духовным отцом которого был он. Сенатор знал, как важен был его голос для прохождения этого закона, и, даже находясь на смертном одре, требовал от губернатора своего штата изменить его конституцию, чтобы преемник сенатора был назначен немедленно и мог проголосовать вместо него. А сколько раз, буквально полумертвый, он прилетал в Вашингтон лишь для того, чтобы своим голосом склонить чашу весов на сторону правого дела, и, проголосовав, терял сознание! Даже его противники-республиканцы отдавали аплодисментами долг его мужеству.
Да, он умер в кровати, но от этого его жизнь не стала менее драматической, а его смерть — менее трагической…
Матриарх клана Кеннеди госпожа Роуз словно олицетворяла фаталистическую жажду власти этого клана. Ее мужество напоминало страсть разгневанной фурии, не останавливающейся ни перед чем, готовой на любую жертву ради славы, мести и власти. Помню, в моем присутствии она говорила о своих сыновьях, погибших насильственной смертью: о Джоне и Роберте, павших от рук убийц, о Джо, погибшем в воздухе. Она цитировала строки из трагедии Еврипида «Женщины Трои» и жаловалась на «фундаментальную неестественность» того, что родителям приходится хоронить своих детей. Но она тут же добавляла, что Бог предопределяет величие человеческих судеб, и люди должны воспринимать свои личные трагедии как составную часть вечной и бесконечной мистерии.
— Все мужчины в моем роду, — говорила госпожа Роуз, — отец, муж, сыновья — рассматривали политику как стоящую амбицию и благородную профессию. Я верю в политическое будущее Тедди. Я верю в его возвышение.
Эти слова были произнесены матриархом клана Кеннеди после того как сенатор, находясь в подпитии, перевернул свой «
Но, потеряв права на вождение автомобиля, Тед потерял право на руководство страной. Он считался естественным демократом-претендентом на кандидатство в президенты в 1972 году, но путь в Белый дом ему преградила его политическая Офелия — Мэри Джо. Покойный президент Джон Кеннеди говорил: «Если со мной что-нибудь случится, то у меня есть брат Роберт. А если что-нибудь случится с Робертом, то у нас есть еще Тед. Кстати, Тед самый красивый и талантливый из нас как политик».
«Что-нибудь» случилось и с Джоном, и с Робертом. Но когда пришел черед Теда, то и с ним произошло «что-нибудь», хотя это «что-нибудь» было уже не из древнегреческих трагедий, а из уголовной хроники. Но именно это и погубило президентские амбиции последнего из братьев Кеннеди. Легенда клана Кеннеди померкла. Его притязания на династическое владение Белым домом были отвергнуты Америкой.
Но, не став президентом, Тед оставался сенатором. А главное, он оставался Кеннеди! Несмотря ни на что, он был баловнем судьбы. Его крестил сам Папа Римский. Инцидент на Дайк-бридж совпал с высадкой первых людей на Луну. Но газеты тех дней больше писали об «Олдсмобиле» Теда, чем о «Колумбии» Армстронга. Когда пораженный инсультом отец Теда наблюдал по телевидению похороны экс-президента Эйзенхауэра, он думал, что хоронят Теда, его последнего сына. Старика никак не могли разубедить. «Нет, нет, — повторял он, — такие похороны Америка устраивает лишь моим сыновьям!»
Вот что значит быть Кеннеди в Америке! Даже тогда, когда политические бури и низменные страсти, что чаще всего одно и то же, развеяли миф о Белом доме как о сказочном замке Камелот, созданном Жаклин Кеннеди, клан продолжал жить в Соединенных Штатах, как короли во Франции. И в первую очередь — его новый патриарх Эдвард Мур Кеннеди.
Распрощавшись с Белым домом, Тед сосредоточился на Капитолии. 46 лет он был сенатором. Когда он впервые переступил порог сената Эдвард стал его самым молодым членом. Недоброжелатели шушукались о «блате». Сенатскую кампанию 1964 года Тед вел с госпитальной койки. Самолет, в котором он летал, потерпел аварию. Тед чудом спасся. И снова тема рока.
За почти полвека в сенате Кеннеди заслужил два титула: «самого влиятельного сенатора за всю историю США» и «льва либерализма». Этот сын мультимиллионера и плоть от плоти истеблишмента защищал интересы униженных и оскорбленных Америки — бедняков и цветных. Он, как лев, отстаивал в Конгрессе прогрессивное законодательство в области равенства прав, просвещения и особенно здравоохранения. Это он стал инициатором закона, понизившего возрастной ценз избирателей до 18 лет. Враги обвиняли его в «социализме», недоброжелатели — в попытках искупить свои грехи плейбоя, искупить грех потопленной им Мэри Джо.
Когда на горизонте американской политической жизни появился Барак Обама, Тед, не колеблясь ни минуты, возглавил свой клан в борьбе за его президентство. Он увидел в Обаме человека, готового и способного нести эстафету братьев Кеннеди. Предлагая кандидатуру Обамы в качестве кандидата в президенты на съезде демократической партии, Тед произнес: «Надежда еще не умерла! Мечта еще живет!»
В конце
Тед Кеннеди прилетел, и я сел ему «на хвост». Не будет преувеличением сказать, что миф Кеннеди в Советском Союзе был не менее силен, чем в Америке. Где бы ни появлялся Тед, его встречали, как легенду. Люди видели в нем убиенных Джона и Роберта, видели все хорошее, что было связано у них с Америкой.
Пользуясь правом «доступа к телу», я не забывал и о своих прямых журналистских обязанностях. Главное — я пытался добиться от Теда ответа на вопрос: будет ли он бороться за президентство в ближайшем будущем? Кеннеди отвечал уклончиво. А однажды, будучи в хорошем настроении, он сказал мне:
— Мэлор, посмотрите попристальнее на меня. Похож ли я на кандидата в президенты США?
Я внимательно посмотрел на Кеннеди и «ничего такого» в его внешности не обнаружил.
— Посмотрите на мою буйную шевелюру и бакенбарды, как у вашего Пушкина. Разве с такой растительностью на лице, как у хиппи, баллотируются в американские президенты?..
Мы рассмеялись. А сопровождавший Кеннеди в поездке по Советскому Союзу знаменитый американский либеральный публицист Норман Казни добавил:
— Когда Тед коротко подстригается и сбривает бакенбарды, в его сенаторской почте резко возрастают письма с угрозами убить его, если он вновь покусится на Белый дом.
Норман отнюдь не шутил. Сотрудники секретной службы подтвердили эту любопытную взаимосвязь количества волос на голове и лице Теда с количеством писем-угроз.
Поездка Теда по Советскому Союза совпала с советско-американской Дартмутской встречей, которая в тот раз проводилась в Тбилиси, вернее, в его правительственном пригороде Крцаниси. Кеннеди выделили отдельный коттедж, а вот Дэвиду Рокфеллеру — «лишь» люкс в гостинице. Рокфеллер пожаловался мне на это. (Он руководил американской делегацией.)
— Я знаю, в чем причина этого, — говорил неофициальный «председатель» американского истеблишмента. — Имя Рокфеллера ассоциируется в вашей стране с капитализмом, а имя Кеннеди — с идеализмом.
Я навел справки. Дело не имело ничего общего с высокими материями. Просто Кеннеди был на Дартмутской встрече проездом — всего два дня, а Рокфеллер — весь срок. Отель был новый, построенный финнами на основе новейших технологий. А коттедж — старый, с обветшалой сантехникой, которая в любой момент могла дать осечку. Я рассказал об этом Рокфеллеру. Он мне не поверил. И лишь позднее, когда Тед уехал, совершив тур по злополучному коттеджу, согласился со мной.
Уже в Москве, прощаясь с Кеннеди, я сказал ему, что написал документальную повесть об инциденте на Чаппакуидик «Дайк-бридж — это в Америке», в которой он играет роль отрицательного героя.
— Мне говорили об этом. Но это не твоя вина, а моя, — сказал Тед.
После того как Кеннеди получил фильм о своем пребывании в СССР, он прислал мне благодарственное письмо, где были такие строки: «На сей раз я у тебя в роли положительного героя…»
Кеннеди умирал долго и мучительно, но душевно был в мире с самим собой. Он отказался от специального лечения — инъекций вакцины, сделанной из его собственных клеток. «Зачем страдать, — говорил он. — Я предпочитаю встретить смерть с ясным разумом».
Прощался с жизнью Кеннеди так, как это подобает Кеннеди. Сидевшего в ортопедическом кресле Теда возили в яхт-клуб Хианииспорта и погружали на моторную лодку. Она курсировала вдоль Кэйп-Кода, и соленые брызги Атлантики обдавали старого морского волка, блестели на его дымчатых очках. Кто знает, быть может, он вспоминал в эти минуты далекое прошлое, когда Джон, Роберт и он устраивали здесь яхтсменские гонки, покоряя сердца невест бостонской аристократии.
Спокойно, без надрыва, отдавал он свои последние распоряжения. Он долго не мог решить, где приклонить голову: на Арлингтонском кладбище в Виргинии близ Вашингтона, где похоронены Джон и Роберт; в семейном склепе на Голливудском кладбище в Бруклине, штат Массачусетс, где покоятся его родители; или быть кремированным, чтобы затем его прах был бы развеян над водами Нэнтаккет Саунда, где он так любил ходить под парусами. Наконец выбор остановился на Арлингтонском национальном кладбище.
Его положат рядом с убиенными Джоном и Робертом. И три богатыря молодой американской мифологии станут совместно охранять землю предков, став в последний дозор. От международного терроризма и внутреннего мракобесия.
Однажды Эдварда Кеннеди спросили, почему он хочет стать президентом. Он растерялся, стал держать долгую паузу, но так ничего и не сказал. Политические противники навалились на него: мол, он смолчал, ибо было неловко ответить «потому что я — Кеннеди!». Но в зрелые годы Эдвард уже не чувствовал себя наследным принцем династии Кеннеди. Он чувствовал себя ответственным слугой своего великого народа, которому он говорил, что надежда еще не умерла и что мечта еще живет. И доказывал это всей своей жизнью до последнего вздоха.
Мэлор Стуруа
