Будущее, как известно читавшим всяческих утопистов, светло и прекрасно. Но если у нас в отечестве утопии уже не в моде, то в Турции... будущее — это наше все.
Не в том смысле, что завтра будет лучше, чем вчера, — в это-то и прочих птиц счастья завтрашнего дня верить хочется всем, а в таком, я сказала бы, грамматическом смысле.
У нас в турецком языке грамматических времен не так чтобы много, никаких плюсквамперфектов и будущих-в-прошедшем не водится, и, может быть, поэтому простое будущее одно из самых распространенных по жизни.
Сегодня, например, нам позвонила деловая девушка с приятным голосом, который мы успели позабыть. Мы решительно не помнили ее имени, названия фирмы, которую она представляла, мы не понимали, о чем она говорит, и не могли припомнить, что нас с ней связывало.
Ошибка была исключена: девушка знала нас по именам и назвала наш адрес.
И тут мы вдруг поняли — это она, та, которая два с лишним месяца назад вела с нами почти ежедневные переговоры по вопросу установки у нас душевой кабины... та, которой не стало... ха-ха, подумали мы с ехидной, неужели девушка полагала, что мы все это время не мылись?! Если так — как она не побоялась нам звонить?
«Завтра, — произнесла она свое любимое слово, — я пришлю вам рабочих, и они все установят...»
«Девушка, — проникновенно сказал мой муж, который еще сильнее меня ненавидит будущее время, — мы уже. Без вас и ваших рабочих. И, пожалуйста, больше никогда... чтоб я вас больше не слышал и не вспоминал...»
А было что вспомнить.
Девушка, ловко и энергично управлявшая небольшой фирмой, так же ловко и энергично употребляла глаголы будущего времени, а мы, наивные, полагали, что они означают именно то, что должны, согласно грамматике.
Мы ждали рабочих «завтра» и еще «завтра», и после-послезавтра, мы были гуманны и терпеливы, мы соглашались на любое удобное для рабочих время, мы много дней провели в ожидании... хотела сказать — Годо, сами понимаете... впрочем, они не пришли, так же как и он.
Мы не были наивны и не ждали их вовремя.
У нас был богатый опыт общения с людьми самых разных ремонтирующих профессий и конфессий, и мы не ждали их не только в назначенный час, но даже в назначенное «завтра». Цинично понимая, что «завтра никогда не наступает», мы все-таки надеялись, что послезавтра вполне может и наступить. Мы предусмотрительно отправили детей на дачу с бабушкой, мы взяли абонемент в ближайший бассейн на несколько дней, пессимистично полагая, что обещанная нам глаголами будущего времени душевая кабина попадет к нам — нет, не «завтра», оно понятно, но... хоть в течение недели.
Мы не ждали, сложа руки. Мы несколько раз в день звонили той самой девушке, выясняли, когда наступит завтра, а если не завтра, то тот самый день. Вы не поверите, но раза два нам было сказано в настоящем времени, что они сейчас, вот как раз сейчас выезжают.
Ехидна, правда, советовала спросить — откуда? Потом мы поняли, что, видимо, из Нью-Йорка... сегодня уже можно предположить, что нашу душевую кабину везли морем из Австралии.
Это частность нашей частной жизни, но когда такие частности случаются слишком часто... ох, заговариваюсь уже! — словом, тогда они уже не частности, а закономерность.
Будущее в турецком языке светло и прекрасно; его любят, его используют постоянно, им морочат головы плохо знающим язык... ибо хорошо его знающий уже усвоил: реально произойти может исключительно то, о чем ему сказали в прошедшем.
«Пришла!» — кричит из-за двери соседка, услышав мой звонок и еще не открыв дверь. Кричит она откуда-то из глубины квартиры, а квартиры у нас тут не хрущевские, коридоры длинные — ей еще идти и идти... но она говорит именно так: «Пришла!» Потому что уверена, что до двери дойдет совершенно точно.
А те, кто употребляет настоящее или совсем уже будущее время, они ни в чем не уверены и ни за что не отвечают. «Приду», «приеду», «сделаю» — слышали мы все это... плавали, знаем!
«Я позвоню вам завтра!» — сказала, честно глядя нам в глаза, приличная на вид девушка — учительница музыки. Дочь уже год берет уроки у другой — с которой, угрожая ей угрожающим и воспламеняющим взглядом ехидны, мне удалось договориться сразу, не сходя с места.
«Я верну вам все костюмы после спектакля!» — пообещала тоже приличная на вид девушка — учительница английского, которой я, наивная, одолжила костюмы своего английского театра. Спектакль благополучно прошел весной, сейчас осень, унылая пора, очей очарованье... понятно, что занятой девушке не до моих костюмов.
Кстати, когда поступил тот самый телефонный звонок с приятным девичьим голосом и ключевым словом «завтра», мы заподозрили всех трех... нет, еще нескольких подобных, что-то нам должных милых барышень.
Может быть, это вообще такая болезнь местных деловых девушек — бездумно употреблять будущее время, не подозревая о наступающей за таким употреблением ответственности? Чем заняты их прелестные головки — карьерой, думами о модной расцветке тюрбана или юбки-коротышки, ужасом от ожидающих дома ароматных моющих средств?
Прелестная Скарлетт с ее знаменитым «я подумаю об этом завтра!» настоящие дела — не сердечные, а те, другие, на лесопилке! — на завтра никогда не откладывала, но она была американка и чуть-чуть ирландка, а у нас тут что?
Правильно, здесь — Турция!
Когда я слышу это универсальное оправдание («Бурасы Тюркийе!» плюс тяжкий вздох и печальная улыбка), я, не переходя на личности, начинаю патриотично кричать, как они неправы и какая у них (и у нас всех!) прекрасная страна... могла бы быть, шепчет мне в ухо моя ехидна.
Ах, какая могла бы быть страна, если бы они только отменили к черту кусок грамматики!
Небольшой кусочек, что им стоит, вот Мустафа Кемаль наш Ататюрк отменил же к черту тюрбаны и прочие отклонения от стандартной и психически уравновешенной Европы, а тут всего-то ничего — будущее время! Даже не понедельник в календаре.
Нет, мы с ехидной еще отменили бы ненавистное нам пофигительное наклонение (кто не в курсе, это такое «да пусть его, нам пофиг!», «лет ит би!» типа), но это мы такие реформаторы и нон-конформисты, и кремлевские мечтатели, а на самом деле отмены будущего времени для полного процветания и благоденствия всей страны было бы вполне достаточно.
Вон курение и то недавно отменили — в закрытых помещениях, и ничего: никакого бунта бессмысленного и беспощадного не воспоследовало.
Правда, на днях муж заходил в одно закрытое помещение — кафе, где смотрят футбол (а все матчи тут на разных платных каналах, и мужу просто надоело поспевать за ними и приобретать их все!), и, вернувшись, начал скидывать с себя всю верхнюю одежду в прихожей, и, выкрикнув «Выброси все это или как хочешь!», быстро пробежал в душ, и долго отмывался там от дыма с воплями а ля леди Макбет, что, мол, весь океан не смоет... но закон, однако, есть.
В кафе можно было вешать топор — жаль, его там никто таки не повесил... впрочем, тогда это был бы уже русский бунт, бессмысленный и беспощадный, а звать к топору вообще-то не наше с ехидной хобби... словом, там вопреки закону действовало пофигительное наклонение: пусть все курят, нам пофиг!
Так что лучше все-таки отменить его тоже.
Но главное — будущее время! Отменить особым указом до особого распоряжения — безжалостно и бесповоротно!
Хоть в закрытых помещениях.
И если кто-то кое-где у нас порой... выразился неосторожно, употребил в речи слово «завтра» — сразу ему штраф. Сказанул, не подумав, «послезавтра!» — получай как за злостное хулиганство в общественном месте.
А уж если употребил, не побоюсь этого слова, глагол в будущем времени без точного указания времени и даты и всенародной демонстрации подписки о невыезде в тот период и контракта на совершение упомянутых действий — так... в тюрьму, в тюрьму с лишением, поражением и конфискацией!
Если ответственность, в том числе и уголовная, за употребление будущего времени в деловых (пусть только в деловых, не частных, приватных, любовных!) беседах будет наступать неотвратимо... впрочем, похоже, мы с ехидной, сами того не желая, размечтались и превратились в прожектеров и утопистов, а утопистов, когда мы еще проходили мимо них в школе, нам с ехидной всегда хотелось исключительно утопить — по определению.
Никто не отменит будущего, ибо оно, как не нами было сказано, светло и прекрасно. Однако тот же утопист, который, кстати, и звал к топору и которого, подозреваю, жаждало утопить не одно поколение древнесоветских школьников, после мантры о светлом и прекрасном сказал и нечто почти разумное. «Любите его...», нет, это еще не разумное, это еще в ритме мантры... то-то все так и кинулись любить, всем (и не одним!) народом... «работайте для него» — это получше, этак душевая кабина могла бы попасть к нам гораздо раньше... и — главное! — «переносите из него в настоящее столько, сколько сможете перенести!»
Перенести в настоящее душевую кабину оказалось слишком тяжелым делом. Там же, в прошедшем и давно прошедшем зависли театральные костюмы, уроки музыки, обещанные звонки и книги, не присланные на визирование интервью... непереносимая, однако, тяжесть!
Все живут завтрашним днем — не только деловые девушки (да не обвинят меня феминистки в злостной ехидности и ехидном преследовании личностей по сексуальной принадлежности!), но и вполне деловые и серьезные мужчины всех профессий, конфессий и концессий. Над ними над всеми птица счастья завтрашнего дня пролетела, крыльями звеня... и поэтому теперь они такие.
«Я позвоню вам завтра!» — никогда не говорите этого в Турции: вы можете попасть на людей, которые реагируют на это как на уголовно наказуемое деяние или, напротив, начинают смеяться и впадать в транс — в зависимости от предыдущего жизненного опыта и глубины перенесенных из-за этой фразы страданий.
Никогда не верьте, если услышите что-то подобное: будущее время в турецкой грамматике — непостижимая вещь в себе, отнеситесь философски... и сделайте все сами.
Как мы душевую кабину.
Ибо оно, конечно, очень светло и прекрасно, когда у всей страны незаходящего солнца все впереди, но душевую кабину и прочие полезные вещи мы с ехидной предпочитаем иметь здесь и сейчас.
Ибо ехидны и циничны и еще в отрочестве хотели утопить утопистов, чтоб никому неповадно было... оскорблять наше чувство реальности глаголами будущего времени безнадежного наклонения.
Ехидна в последнее время, натерпевшись и осознав, что закон об отмене будущего времени явно не получит большинства в парламенте, заметно охищнела и настороженно прислушивается к звону крыльев.
Как услышит его отзвуки в приятных вещающих по телефону девичьих голосах, так шерсть у нее встает дыбом, а глаза загораются ведьминским огнем.
«Завтра?! — шипит она... как им повезло, что по телефону, а не в натуре! — Что есть такое „зафффтра“? Я не понимать по-турецки, назовите мне точную дату. Я сама не местная... я не понимать тот глагол! Нет, и „послезаффтра“ не понимать... никак... только „сейчас“ — о да, да! Жду... не отключайтесь... иду открывать дверь... пришла!»
Жестоко?
А нечего жечь нас глаголами не того времени, не на таких напали.
