Выйти из сумрака

Удушливый смог, плотно укутавший Москву, поставил несколько простых, но, увы, безответных вопросов. Как случилось, что под столицей ядерной сверхдержавы (а в будущем и под мировым финансовым центром) уже многие годы лежит гигантская торфяная мина, до которой никому нет дела? Где были все наши многочисленные «центры управления» и «ситуационные штабы», работу которых так любят демонстрировать в прямом эфире, проспавшие в буквальном смысле запрограмированную чрезвычайную ситуацию? Кто компенсирует те потери, которые смог нанес экономике Москвы и здоровью ее жителей? И наконец, когда столица, а вместе с ней и вся Россия, будет «разминирована» раз и навсегда?

Мина под боком

Всю прошлую неделю городская служба «Мосэкомониторинг» била тревогу. «Угарный газ, углеводороды и взвешенные частицы — все эти вещества называют индикаторами горения, их концентрация в столичном регионе заметно повышена, и причиной тому природные пожары», — сообщил «Итогам» эксперт центра «Мосэкомониторинг» Алексей Попиков. По превышению количества взвешенных частиц в воздухе существуют определенные нормативы: разовые и среднесуточные. Например, среднесуточный, который составляет 60 микрограммов на один кубометр воздуха, ежедневно превышался в среднем на 10 процентов. То же самое касается и разового норматива. В нормальной ситуации он составляет 300 микрограммов на кубометр воздуха. Разовые превышения, особенно в утренние часы, достигали порядка 10–20 процентов. Критическим превышением нормы считается показатель в 500 микрограммов вредных веществ на кубометр воздуха, но до этого, к счастью, пока не дошло. Если дойдет, придется объявлять Москву зоной повышенной опасности и вводить некие чрезвычайные меры. Например, выдать поголовно всем жителям респираторы.

Упорное нежелание различных ведомств признавать факт чрезвычайной ситуации вполне понятно. Бюрократия прекрасно понимает, что воз проблем, связанных с подмосковными торфяниками, если и сдвинулся, то разве что в противоположную сторону. Жители столичного региона как жили, так и продолжают жить по соседству с миной замедленного действия — это 170 тысяч гектаров торфяных болот. Срабатывает эта бомба исправно, как только столбик термометра переваливает за отметку 30 градусов. «90 процентов торфяных пожаров связаны с антропогенными факторами, такими, как окурки и костры, но нельзя исключать и естественное возгорание из-за высокой температуры воздуха», — говорит эколог Владислав Юдин. Торф имеет способность гореть во всех направлениях без доступа воздуха и даже под водой. Под слоем почвы он тлеет даже во время умеренного дождя и снегопада. О его горючести говорит такой весьма красноречивый факт: влажность торфа составляет 28 процентов, а пороха — 25.

На сегодняшний день основными средствами борьбы с подземными торфяными пожарами как были, так и остались вода и лопата. Очаг заливают водой, одновременно окапывая его глубокими канавами глубиной вплоть до минерального грунта или грунтовых вод. Трудоемко и малоэффективно. Но ничего лучшего пока никто не придумал. «Если пожар произошел в лесном массиве, то на помощь могут прийти только авиация и люди с огнетушителями, — рассказывает заместитель директора ВНИИ торфяной промышленности Александр Михайлов, — как правило, доступ техники в эти места ограничен». Если огонь занялся на открытых площадях, то обычно с помощью бульдозеров изолируют квадрат, где происходит пожар, и проливают территорию водой.

По старой русской традиции если в деревне горит одна изба, то тушат всем миром независимо от чинов и званий. На торфяниках сегодня можно увидеть и чиновников из районной администрации, и генералов МЧС, и представителей лесного ведомства. «Сегодняшние климатические условия — худшие за последние несколько десятков лет, температура на несколько градусов выше нормы, — бодро комментирует ситуацию начальник Центрального регионального центра МЧС Александр Кац. — В 2002—2003 годах, когда горели леса и торфяники, погода была более благоприятной для тушения, но на этот раз мы задействовали большое количество людей и техники, к тому же принятые подзаконные нормативные акты позволили ограничивать доступ людей в зоны торфяных пожаров. Так, например, на территории Центрального федерального округа вместе с работниками лесного хозяйства задействовано 75 тысяч человек, 18 тысяч единиц техники». Однако руководитель лесного отдела Гринпис России Алексей Ярошенко считает, что МЧС в этом деле играет вспомогательную роль: «Количество сотрудников ведомства от общего числа людей, участвующих в тушении, составляет, как правило, около 10 процентов». При природных пожарах, согласно установленным регламентам, чрезвычайное ведомство подключается к процессу, когда огонь подходит к населенному пункту на расстояние 10 километров. Когда ситуация критическая, то группировку МЧС увеличивают до 50 процентов от общего состава участников, плюс к этому в тушении принимают участие еще около 20 процентов местных жителей, которые знают местность и заинтересованы в том, чтобы огонь не добрался до жилого сектора. Случается, что к борьбе с огнем подключаются арендаторы лесного фонда.

В реальности же метод борьбы с огнем по формуле «всем миром» рождает немалое количество проблем. Прежде всего несогласованность действий. «На местах часто царит полный хаос, никто не знает, чем занимаются люди из другого ведомства», — посетовали «Итогам» в Федеральном агентстве лесного хозяйства (Рослесхоз).

На всякий пожарный

Отчего в стране возникла такая неразбериха? «Итоги», похоже, нащупали разгадку. Как только задымились торфяники, в чиновных коридорах стали поминать недобрым словом реформу лесного хозяйства, начавшуюся в стране в 2007 году. За три прошедших года количество сотрудников лесхозов резко сократилось. Если в 2000 году в целом по стране насчитывалось около 200 тысяч работников, то теперь осталось 50–60 тысяч. «Раньше в горящих регионах у людей была хоть какая-то возможность восстановить силы, сейчас лесники работают на износ», — говорит Алексей Ярошенко. А еще до 2007 года в России существовала система лесной охраны. За каждым лесником был закреплен так называемый обход — территория, которую он согласно своим обязанностям дважды в день должен был патрулировать. В целом по стране насчитывалось около 75 тысяч таких обходов. Контроль за состоянием угодий осуществляли с вышек, с воздуха и с земли. В пожароопасный сезон работы было много: очаги возгорания выявляли, огонь тушили, проводили профилактические мероприятия. Конечно же, институт лесничества не был панацеей от лесных пожаров, но значительно смягчал ситуацию. «Даже в самые пожароопасные годы до такого уровня, который мы получили сегодня, не доходило», — считает представитель Гринпис России.

После принятия нового Лесного кодекса, который специалисты критиковали по разным позициям, леса по сути оказались бесхозными. «Все органы лесного хозяйства от Рослесхоза были переданы министерствам природных ресурсов и министерствам лесных хозяйств субъектов Федерации, — говорит Ярошенко, — старая система полностью разрушена, а новую только предстоит создать — причем в условиях жесткого дефицита финансирования». И полыхающих пожаров. «На сегодняшний день новая система еще не работает, — соглашается представитель пресс-службы Рослесхоза Виктория Иванова, — в каждом регионе свой подход, за все отвечает губернатор. Наше агентство может разве что призвать на борьбу с пожаром и осуществить контроль. Всем остальным занимаются субъекты Федерации».

Но если в целом по стране заниматься лесными пожарами должны региональные органы власти, то Московская область стоит особняком. Здесь охраной лесов, в том числе от пожаров, занимается специальное региональное подразделение Федерального агентства лесного хозяйства (Мослесхоз). Дело в том, что новый Лесной кодекс позволил регионам, в которых плотность населения в 15 и более раз превышает плотность населения в среднем по стране (таким и является Подмосковье), оставлять леса под управлением федерального органа исполнительной власти. Иными словами, ответственность за охрану лесов, тушение пожаров, выявление нарушений и наказание виновных в пределах Московской области должен нести Мослесхоз. «Это ведомство заключает договоры с исполнителями на тушение лесов, совершает патрулирование, — говорит Алексей Ярошенко. — Сказать точно, сколько денег тратится на это в области, невозможно. Для Подмосковья в статьях федерального бюджета не существует отдельного раздела на охрану лесов от пожаров. Зато известно, что в 2010 году „лесные деньги“ для всей России составили 2,2 миллиарда рублей». В среднем на каждый регион страны таким образом приходится примерно по 27 миллионов рублей.

Уж мы их тушили-тушили...

По большому счету ничьими сегодня оказались и подмосковные торфяники, которые в большинстве своем располагаются на «землях запаса» — находящихся в государственной или муниципальной собственности и не предоставленных в пользование гражданам или юридическим лицам. Какой прок с территорий выработанных либо брошенных торфоразработок? Их не продашь, на них ничего не построишь. Поэтому и за пожар на этих землях никто не несет никакой ответственности. «Правительство может разве что пожурить губернатора или МЧС, произвести кадровую перестановку, но к уголовной ответственности привлечь никого не удастся», — сетует представитель Рослесхоза.

В пик торфяных пожаров премьер-министр Владимир Путин на селекторном совещании попытался выяснить у губернатора Подмосковья Бориса Громова, что делается для ликвидации задымления. Тот сообщил премьеру, что проблема решаема: торфяники нужно обводнить. Для этого потребуется 20–25 миллиардов рублей. Откуда взялась такая цифра?

Специалисты подтверждают: единственный способ покончить с торфяными пожарами — это напитать их влагой. Во всем мире выработанные торфяники возвращают под заболачивание. Способ достаточно прост. Дело в том, что изначально для добычи торфа болото осушают, и на его месте остаются ирригационные каналы, по которым когда-то отводилась вода. Если перекрыть основной или магистральный канал, то естественные, талые воды соберутся вновь. Через 2–3 года место будет снова заболочено. Каких-то специальных технологий для этого не требуется. Так, например, в Белоруссии с этим прекрасно справляются бобры, создавая запруды и дамбы. «Специалистам-гидрологам надо всего лишь понять, где расположен сток и в каких местах создать дополнительные дамбы, чтобы вода собиралась не только в месте основного стока, но и по всей территории», — говорит Александр Михайлов. Стоит ли эта работа 25 миллиардов рублей? Сомнительно. Так, в 2003 году группа добровольцев из числа научных работников провела эксперименты в Талдомском и Сергиево-Посадском районах. Тогда на обводнение 10 гектаров было потрачено в общей сложности около полумиллиона рублей. Несложно подсчитать, что на обводнение всех 170 тысяч гектаров подмосковных торфяников потребуется 8,5 миллиарда рублей, но никак не 25.

В 2002-м, когда столица утопала в дыму, уже звучали обещания властей разного уровня, что торфяники затопят, группировку по борьбе с природными пожарами усилят. На реализацию программы пожарной безопасности правительство Подмосковья в 2003 году даже выделило около 300 миллионов рублей. На что пошли эти деньги? «В 2003 году Мособлдума утвердила закон об областной целевой программе „Обеспечение пожарной безопасности на территории Московской области в 2003—2006 годах“ с объемом финансирования в 308 миллионов рублей, — сообщил „Итогам“ источник в администрации Московской области. — На эти деньги оснастили пожарные части и лесхозы, которые до этого были абсолютно не готовы к борьбе с крупномасштабными пожарами. Кроме того, улучшили финансирование профилактических мероприятий — лесхозы проводили очистку пожарных водоемов и ремонт подъездных путей к ним, скашивали траву у лесных массивов и торфяников».

Ясно одно: Москва будет дышать ядовитым смогом до тех пор, пока не будет принято политическое решение. Достаточно главе правительства дать команду властям Подмосковья начать обводнение старых торфяных выработок. Но если быть объективными, вопрос с торфяниками — это верхушка айсберга, на который мы напоролись. В России на данный момент нет действенного механизма борьбы с лесными пожарами. По сути, как считают специалисты, пришло время заново создавать в России эффективную и жесткую «лесную вертикаль». Ныне существующая, как показало это лето, не работает абсолютно. Причина, как считает источник «Итогов» в правительстве РФ, «дырявая законодательная база, отсутствие единого центра ответственности и дисбаланс полномочий между Центром и регионами». Местным властям дарована большая самостоятельность в бюджетной политике, но при этом не повышен кратно уровень ответственности региональных правительств. И получается так, что ряд небогатых регионов тратит деньги на лесоустройство и противопожарную безопасность по остаточному принципу — лишь бы поставить галочку в соответствующем отчете, направляемом в Москву. А на случай возникновения реальной чрезвычайной ситуации, как горько пошутил источник, «наши губернаторы выучили два несложных телефона — Шойгу и Кудрина».

Эх, прав был герой незабвенной «Собаки Баскервилей», призывавший держаться подальше от торфяных болот, где силы зла властвуют безраздельно...

Журнал «Итоги»