В Москве по состоянию на 2015 год насчитывалось около 15 тысяч бездомных. Официально оказанием помощи им занимаются департамент труда и несколько благотворительных организаций. Этого недостаточно, уверены москвички Татьяна Дмитриева и Наташа Комкова, которые последние два года занимаются самостоятельной помощью бездомным.
Почти два года каждые выходные они готовят у себя дома гречку, картошку и овощи, садятся в машину и едут на один из московских вокзалов кормить бездомных. The Village поговорил с девушками об эмпатии и пользе от домашней еды.
«Возможно, это просто проснулся материнский инстинкт»
ТАТЬЯНА: Впервые мы покормили бездомных в августе 2016 года — и почти сразу начали заниматься этим на постоянной основе. Раз в неделю ездим на вокзал.
НАТАША: Я, честно говоря, не вспомню, откуда такая идея возникла. Учитывая, что у нас все еще нет детей, можно предположить, что это просто проснулся материнский инстинкт. Желание кого-то накормить, помочь ему и сделать хорошо.
Н.: У нас были мысли присоединиться к организации, которая занимается помощью бездомным профессионально. Работать в фонде, наверное, было бы интереснее, но легкомысленно сразу подписываться под это, не зная, сколько ты можешь уделять этому времени. Поэтому мы поговорили и решили начать с чего-то небольшого.
Т.: И наша позиция оправдалась. Потому что фонды, как нам кажется, не дают такого персонализированного подхода. Зачастую бездомным людям важна не только еда, но и какая-то поддержка, теплые слова. Они рассказывают, почему оказались на улице, — и им нравится, когда их выслушивают. Поняв свою готовность помогать людям самостоятельно, мы решили не идти ни в какой фонд и продолжили работу вдвоем.
Н.: К чему это может привести в дальнейшем? В целом мы в состоянии организовать свой фонд: все-таки уже не студенты, а люди с большим опытом в управлении.
«Первый человек, которого мы накормили, пришел к нам сам»
Н.: Когда мы первый раз приехали на вокзал, главный вопрос был — где собираются бездомные? Вот этот — бездомный? А вот этот? Где они и как выглядят? Этот мужчина? Эта женщина? Как такие люди себя ведут? Пьяные или не пьяные? И вот, мы стоим в очереди на парковку в «Европейский», и к нам, видимо, что-то почувствовав, подбежал мальчик лет пяти-шести. Была жара, у нас были закрыты окна. Мальчик начал махать, мы переглянулись — у нас же есть еда! — и решили предложить ее. Опускаю стекло, предлагаю хлеб, горячую кашу, он все это берет. Было понятно, что ребенок правда очень хочет есть. Так что первый человек, которого мы накормили, пришел к нам сам и был настолько рад, что даже не сказал спасибо, просто убежал. Потом подошла девочка, которой он помахал, сестра или знакомая — ее мы тоже покормили. Я в тот же момент прослезилась. Мы не ожидали, что такого эффекта можно добиться, просто предложив человеку еды.
«Зачем ты этих нехристей кормишь?»
Т.: Мы постоянно видим отклик от того, что делаем. Иногда мы приходили на вокзал, когда там бездомные между собой ругаются. Подходим к ним, говорим: «Хотите кушать? Мы вот вам еды принесли». Они сразу же перестают спорить и начинают улыбаться: «Спасибо вам большое, мы очень голодные». Приятно видеть, когда люди улыбаются, становятся добрее. Не знаю, долго ли продлились их улыбки, может, они потом опять начали ругаться. Но такие моменты дают понять, что все это не зря. А в другой раз был случай, когда осталось несколько контейнеров с едой после вокзала. Я тогда работала на Таганке. Там есть церковь Сергия Радонежского, где очень часто бывают бездомные. Периодически я покупала им еду на утро — хлеб, сыр. А тут у меня осталась горячая еда, и я подумала: «Доеду туда, возможно, они будут там». Около церкви сидел один дедушка, а через дорогу — ребята из Средней Азии, наверное, которые там обычно собираются. Они меня увидели, замахали руками, а я им говорю: «Да, сейчас я приду, только дедушку покормлю еще». А дедушка на меня смотрит и говорит: «А зачем ты этих нехристей кормишь?» Я отдаю эту еду ему и спрашиваю: «Дедушка, вот вы в бога верите? Я же и вас кормлю, и их кормлю, и не важно, кто какой веры». Он взял кашу, расплакался и попросил прощения и у меня, и у них. Сказал: «Да, конечно, мне очень приятно, но очень стыдно, извините меня, пожалуйста». Еда сделала его добрее и мягче.
Н.: Людям нужно внимание. Потому что, когда кормить людей приходит большая команда, это немного другое. А вот если ты приносишь домашнюю еду сам и хотя бы пять минут с человеком общаешься, ты можешь помочь ему психологически. Напомнить, что у него когда-то был дом, где можно было есть домашнюю еду, и что нет ничего страшного в том, если родные узнают, в каком положении оказался этот человек. Может быть, если с кем-то так регулярно встречаться, то человек поймет, что у него есть семья, которой можно пойти и позвонить. Это дает понимание, что не всем все равно, что есть люди, которые готовы выслушать, которые готовы понять проблемы.
Т.: Но это работает не всегда. Однажды я покупала себе билет на электричку на Курском, и ко мне подошел человек и попросил денег. Я ему сказала, что денег не даю, но могу купить еды. Он согласился, я сходила и купила ему горячей еды. Спрашиваю: «Что случилось?» Мужчина ответил, что только что вышел из тюрьмы за воровство. Он из Белоруссии, документы украли, поэтому теперь бомжует. Предложила ему помочь в восстановлении документов — и даже купить билет до Белоруссии. Через несколько дней мы пошли в полицию, узнали, куда нужно идти, какие нужны документы и так далее. Но в последний момент он говорит: «Тань, я не хочу документ. Да не хочу я возвращаться в Белоруссию. Я три года отсидел в тюрьме, в моем доме в белорусской деревне нет ни водопровода, ни отопления, куда я сейчас поеду, кому я там нужен? Я так хорошо устроился на Курском вокзале за две недели. Так что я, наверное, лучше побомжую». В итоге он так никуда и не поехал. После этого я ни разу его не видела.)
«Государство — не наш вариант»
Н.: Я бы не приплетала сюда чувство вины за то, что государство не уделяет бездомным достаточного внимания. Чувство вины — очень мощный психологический термин, которого точно нет конкретно в этом вопросе, тем более вины за государство. Уровень работы нашего государства не дотягивает до уровня работы государств других — европейских или каких-то еще. Обиды в этом явно нет, потому что это просто факты, определенная данность.
Н.: Каждый человек — творец своей судьбы, да? Если бы у нас была более сильная медицина, возможно, было бы меньше бездомных. Но бездомные государству нужны — потому что очень легко на какого-нибудь бездомного списать преступление, убийство. А что, ему хорошо, его отмоют, обуют, оденут, приведут в суд, скажут: «Вы убили» — «Да, убил», — ну, живите теперь в колонии, очень хорошо. Но мы не выбираем страну, в которой нам приходится рождаться. Я бы не стала нашу инициативу сравнивать с чувством вины за государство, которое не заботится о бездомных и других людях. Я за здоровый эгоизм. Сейчас я работаю на Курском вокзале и каждое утро, выходя из метро, вижу вокруг себя бездомных. И если бы каждый человек испытывал удовольствие от помощи другим людям, было бы лучше. И можно бы было обойтись без помощи государства. Конкретно я как-то давно уже себя стала отделять от государства, потому что не часто к нему обращаюсь. Ни за помощью, ни в какие-то институции. Понятно, что налоги, которые я и мой работодатель платим государству, уходят на содержание только самого государства. Но я об этом мало думаю. И уж тем более не верю в то, что оно защитит меня или кого-либо еще.
Т.: Да, государство — не наш вариант.
(материал публикуется в сокращении)
