19 февраля, 12:43
У меня есть что рассказать про Льва Рубинштейна. Хотя мы и незнакомы. Впервые я его увидела в самом начале перестройки (а то и в конце застоя) в Клубе медиков на Никитской, которая была еще улицей Герцена. Выступали Рубинштейн и Пригов. Рубинштейн перекладывал карточки, Пригов кричал кикиморой. Обоих слышала впервые и ничего про них не знала. Ощущение было совсем непревзятое: Пригов - ярко талантлив а Рубинштейн гений. Просто почувствовала: гениальный поэт.
Продолжение года через 2 после этого. Время определяю по тому, что Кирюша был не очень взрослым, а Прибалтика еще была СССР. Шли мы по улице Литвы – город не помню, ну Вильнюс или Каунас. Навстречу – 2-3 человека, среди них Рубинштейн, возможно, он шел с семьей. Я сказала Кире негромко, но и не шепотом: «Смотри, идет гениальный поэт».
Прошло лет 20. Двадцать, Карл! Время определяю по тому, что Ходорковский еще не сидел, но часы уже тикали. Мы с Муратиком были на просмотре докум кино «для своих». Эти просмотры с обсуждениями и фуршетом шли года два, их спонсировал Ходор. Юкос уже висел на нитке, помню, что сперва из фуршетов исчезли коньяк и клубника, потом и сами фуршеты закончились, но кино еще смотрели и обсуждали.
Рубинштейн там тоже бывал, но мы не были представлены и не здоровались. Как-то оказавшись рядом у фуршетного столика, я коротко поведала ему о нашей былой встрече в Прибалтике и что я сказала тогда своему сыну. Лев сдержанно ответил: «Я помню».
Видимо, это был один из самых последних просмотров, потому что мне не удалось проверить, узнает ли меня теперь гениальный поэт при встрече.
Чайный гриб в трехлитровой банке
14 февраля, 14:19
Чайный гриб в трехлитровой банке, перевязанной марлечкой. Похож на медузу, а может он и есть медуза. После чаепития в него сливали остатки заварки из заварочного чайничка. Немного подсыпали сахарку.
Сегодня у людей представление, что жизнь горожан, их гостей и их грибов в банках проходила в кухнях. Нет, кухонная жизнь, кухонные посиделки — это происходило позже, во времена хрущевок, да не первых - первые хрущебные квартиры еще часто заселялись коммунально. Скажем, муж, жена и ребенок получали комнату в двухкомнатной квартире. Рядом жил сосед (чаще соседка) или, например, молодая пара без детей. Вот мы с родителями получили такую комнату в квартире нового дома, с одной соседкой. Лень объяснять тем кто моложе, почему это было гораздо лучше прежней комнаты, а то совсем забуду про гриб. Сами Зощенко почитайте.
А в кухне прежней, дохрущевской коммуналки, в старом доме в центре Москвы помимо готовки и мытья посуды (у каждого на своем кухонном столике) еще и висело на веревках чужое белье, которое перед этим тут же кипятили в тазу. Под раковиной стояло общее мусорное ведро. Ну много чего там было несовместимого с жизнью гриба.
Поэтому гриб жил у каждого в своей комнате.
Относились к грибу нежно. Ну, не как к коту, но примерно как к рыбке в аквариуме. Кстати, котов в квартире особо не припоминаю. Дворовых было полно. В кухнях порой появлялись полакать из блюдечка. Но чтоб как член семьи... Бывало, но как-то реже чем теперь. А уж чтоб по улице шел человек, выгуливающий собаку — совсем такого не было. Не помню. Не было.
13 февраля, 17:04
когда Киря пошел в школу, еще были чернила. Чернильницы и перья уже повывелись, чернила накачивали в ручку, устроенную по принципу пипетки. А шариковые ручки привозили в подарок из-за бугра те, кого выпускали. И мне подарили как-то в семье ученого-китаеведа Эйдлина пару стержней для шариковой ручки. У меня не было куда вставлять, но я с удовольствием пользовалась стержнем, прихватив его пальцами повыше. Вот когда это было - не помню.
8 февраля, 20:29
Иду к метро и вспоминаю детство, юность - снежные, белые тротуары, утоптанный снег, присыпанный желтым песочком. Тогда снег не чистили до асфальта. Свежевыпавший, пушистый, дворники его сгребали в сугробы лопатами. Сугробы стояли вдоль тротуаров, где ездил снегоуборочный грузовик и прихватывал их такими здоровыми, двигающимися влево-вправо, слегка закругленными штуками, подавая снег спереди назад - на конвеерчик, который торчал, нависая над грузовиком ехавшим сразу позади. Нависал над кабиной и снег валился прямо в кузов. А остальной снег, оставшийся под ногами, утрамбовывался ногами прохожих, и дворники этот плотный, скрипящий, удобный для ходьбы слой посыпали песком. Уже при Брежневе, кажется, в 70-х, появилась идея счищать снег до асфальта. Сперва дворники честно долбили скребками, потом родилось ноу-хау – посыпать солью. И тогда появился знакомый нынешним москвичам слой слякоти, ядовитой для обуви и собак. Эта жижа при любом морозце превращалась в лед, ну, это вы, более молодые современники сами знаете. Этот лед опять посыпали солью, чтобы не каждый прохожий сломал что-нибудь, а только испортил обувь. Потом вместо соли появилась химия. Не знаю, что хуже – но химия, наверное, дороже. Во всяком случае, дороже и вреднее песка. Сейчас, когда со снегом сходу невозможно справиться, все дворы и многие тротуары утрамбовались, как когда-то, но без песка они превратились в очень опасную поверхность – скользкий снег и лед. Во дворах и на выездах из дворов машины и люди вместе передвигаются между сугробами по опасным для ходьбы проходам. Песочек, песочек, вспоминаю тебя с ностальгией. Кстати, это было и красиво – песок на снегу.
4 февраля, 16:24
Была я в Израиле, в декабре, в 90м году. В Москве и во всем СССР было голодно, в магазах пусто, а в Т-Авиве на улицах апельсиновые деревья, созревшие плоды падают на землю и гниют. Никто не рвет. Израильский мой друг объясняет- это для красоты, а для еды покупают в любой лавочке. Я изумилась: "Неужели никто не рвет?!" Друг ответил, что только русские, недавно приехавшие, иногда сорвут, а так нет, это не в обычае - как цветы рвать в сквере. Впрочем мне так хотелось с дерева, что он улыбнулся: ну сорви. Я сделала это.
4 февраля, 7:49
Когда- то у нас очень любили Америку. На Великолепную семерку ходили чуть ли не как до войны на Чапаева. (Цитировали: "у меня врагов нет", "Что, совсем нет врагов?!" "Живых"). Ковбоистость украшала и придавала дополнительный шарм и Абдуловскому Медведю в Обыкновенном чуде, и Михалковскому сэру Генри в Собаке Баскервилей. Президент Кеннеди 60-х, и при жизни и после уго убийства, был любимцем всего СССР (причем не только женщин). А лет за 10 до Кеннеди всеобщим кумиром был другой американец – очаровательный юный победитель конкурса Чайковского, пианист Ван Клиберн. Сегодня «Ванечку» только старушки и помнят. А тогда, после конкурса победитель давал концерт, бисируя, сыграл мелодию нашего шлягера тех лет: «Не слышны в саду даже шорохи». На этом все в него довлюбились окончательно. Через 40 лет, при Горбачеве, он снова приехал, уже под более точным по транскрипции именем Вэн Кляйберн. Юношеская прелесть с него слетела, шлягер, который он опять сыграл – несколько подзабылся. Горбачев с Раисой подпевали в зале из гостеприимства, но большинство испытывало неловкость – понимали, что Ванечка помнит былой ажиотаж и обожание, а соответствовать не могли.
А в семидесятых секс-символом и любимцем женщин стал Бельмондо. Куда Ричарду Гиру! Про Бельмондо слагали неприличные анекдоты, а про Ричарда Гира – не слыхивала никаких.
Батниковое платье и прочие радости
3 февраля, 21:30
Киря маленьким был жутким копушей. Особенно за едой. Отвлекался, тянул время - ну жуткое дело. Обычно мне не хватало терпения на эту тягомотину и я, отобрав ложку, начинала его докармливать. Он уже в первый класс ходил, а все еще докармливался мною. И вот как-то пришла в гости подружка Алька. Сидели, трепались, выпивали-закусывали... Она углядела в шкафу мою обновку и возопила: "у тебя новое батниковое платье, а ты до сих пор не рассказала? Да с тобой дружить невозможно!" Ну, словом, хорошо сидели, вот как Добровольская и Аронова в фильме "Артистка". Но за разговором я все доела из своей тарелки, а Алька немного замешкалась. И я рефлекторно отобрала у нее ложку, подобрала остатки с тарелки и, продолжая беседу, сунула ей в рот. Алька обалдела.
1 февраля, 18:09
Поэт Александр Аронов, Саша был другом Муратова, да и моим. Про Сережу, как про телекритика, он как-то написал колонку с замечательным многосмысловым названием «Копье оруженосца». Могу похвастаться фрагментом стишка, который он сочинил в мою честь: «Нам – чтоб закрыты двери, чтоб вьюга за окном, и ну – за здравье Мэри стакан за стаканОм!» Про Сашу у меня много воспоминаний и баек. Мильон. На вскидку: закончил Саша педагогический (вместе с Юлием Кимом, кстати), пошел работать в школу, влюбился в ученицу. Были у него большие неприятности, кажется, даже пришлось из той школы уйти. На школьницу очень обиделся, потому что точно знал – он-то никому не говорил. Потом Саша женился два-три раза, а потом встретил ту, бывшую школьницу. Она по-прежнему была красавицей, но уже развелась. А сын ее стал актером. Его зовут Максим Суханов. Мама Максима - последняя, любимая Сашина жена. А Максим говорил не раз в интервью, что многим обязан отчиму.
Все, кто не читал Ароновских стихов, все равно знают песенку на его слова из «Иронии судьбы» - «если у вас нет собаки, ее не отравит сосед…»
Чувствую, что писать про Аронова – начать и не закончить. Столько полезло...
А ведь я на этот раз - из-за стихотворения, которое все же здесь напечатаю. Это в связи с тем, что теперь и поляки тоже решили оскорбляться. Какая-то всеобщая обидчивость. Обижаются за воспоминания. В Польше вводятся штрафы и тюремные сроки до трех лет за публичные заявления о причастности поляков к массовому уничтожению евреев в годы Второй мировой войны.
Вот стихи Аронова, написанные почти 30 лет назад:
Гетто. 1943 год
Александр Аронов
Когда горело гетто,
Когда горело гетто,
Варшава изумлялась
Четыре дня подряд.
И было столько треска,
И было столько света,
И люди говорили:
— Клопы горят.
А через четверть века
Два мудрых человека
Сидели за бутылкой
Хорошего вина,
И говорил мне Януш,
Мыслитель и коллега:
— У русских перед Польшей
Есть своя вина.
Зачем вы в 45-м
Стояли перед Вислой?
Варшава погибает!
Кто даст ей жить?
А я ему: — Сначала
Силенок было мало,
И выходило, с помощью
Нельзя спешить.
— Варшавское восстание
Подавлено и смято,
Варшавское восстание
Потоплено в крови.
Пусть лучше я погибну,
Чем дам погибнуть брату, —
С отличной дрожью в голосе
Сказал мой визави.
А я ему на это:
— Когда горело гетто,
Когда горело гетто
Четыре дня подряд,
И было столько треска,
И было столько света,
И все вы говорили:
"Клопы горят".
1991
20 января, 12:59
Мои друзья и ровесники в основном учились в художественных институтах, где военной кафедры не было никогда. И все они после первого - второго курса прошли через армию, потом вернулись в институт. Со многими я переписывалась. Мой приятель Котя Остольский, фанат Сальвадора Дали, писал из армии, что в это время Дали сбрил усы и Котя очень страдал, что не с кем поделиться - его распирало. А я к своему мальчику ездила во Львовскую область и он тоже приезжал на побывку. Дедовщины тогда не было. От армии никто в восторг не приходил, но и трагедии не было. И как-то тогда не принято было защищать сыновей от армии до последнего. Ну я так и относилась к этому, когда пришел срок Кирюши. Но он перенес все тяжело - психологически. У него ушла почва из под ног, сломались представления о разумности отношений и после армии он был совсем потерянный. Как-то во время кросса с выкладкой один солдатик подвернул ногу и Киря ему помог дошкандыбаться до финиша. Оба пришли последними, обоих как-то наказали. Киря был потрясен.Потом он усвоил армейские тюремные порядки. Рассказал мне, что если твой товарищ по казарме порезал руку и просит тебя подменить его с мытьем пола, следует его грубо отшить, лучше матом. Иначе ты навсегда станешь тем, кому ВСЕ сваливают свои обязанности.
