О зависимости жизнедеятельности фирмы от курсов валют, модернизации молочных заводов, использовании растительных масел и проблемах системы «Платон» рассказал генеральный директор одного из лидеров рынка компании «Danone Россия» Бернар Дюкро.
Дмитрий Городецкий, редактор сайта
Инвестиции растут и в кризис
— Бернар, как вы оцениваете результаты прошедшего года?
— Если говорить о результатах 2015 года, то есть два основных момента. Первый — прошлый год был достаточно сложным, но мы закончили его более успешно, чем начали, смогли добиться более стабильных показателей и в целом справиться с макроэкономическими проблемами.
Второй — нам повезло работать в сегменте на рынке питания, тем более рынок свежих молочных продуктов в России развит. Они являются одними из основных продуктов питания, поэтому рынок достаточно стабилен.
Приятно отмечать, что потребителям по-прежнему интересны новые продукты, разнообразие. Мы успешно запустили ряд новых продуктов, в том числе производимых по термостатной технологии.
— И тем не менее, несмотря на стабильность, вы сокращаете число собственных заводов. В 2015 году закрылись два завода, еще три — в 2014 году. Можно ли сказать, что дело все-таки в спросе?
— Закрытие площадок никоим образом не связано с изменениями в спросе. Для нас самое важное — иметь развитую индустриальную платформу, которая состоит исключительно из технологичных производственных площадок.
К сожалению, у компании не было возможности инвестировать в развитие и совершенствование заводов в Томске и Чебоксарах, которые были закрыты в 2015 году.
Нам потребовалось бы 800 млн руб., чтобы довести их до соответствия стандартам Danone и ужесточающимся требованиям законодательства. Учитывая размер площадок, экономически было бы нерезонно вкладывать такие средства.
Однако эти заводы не просто закрыты и брошены. Производственные мощности перенесены на близлежащие площадки. Из Чебоксар — в Саранск и Казань, а из Томска — на производственную площадку в Кемерово и Красноярск, все с гарантией дальнейшей закупки закупаемого для них сырого молока. Также сейчас мы занимаемся вопросами повторного трудоустройства сотрудников томского и чебоксарского производств.
— Предприятия выставлены на продажу. Пока подробности и дополнительную информацию я раскрывать не могу.
— А в какие площадки было целесообразно вкладывать деньги? Сколько вы инвестировали в российское производство за предыдущий год?
— В 2015 году мы вложили в развитие площадок более 6 млрд руб., причем наибольшая часть этих инвестиций была направлена на повышение стандартов качества продукции, повышение пищевой и экологической безопасности.
Сейчас наша задача — распределить производственные мощности на территории России ровно таким образом, чтобы обеспечить оптимальную логистику и оптимальное производство. И развитие наших производственных площадок идет параллельно с установкой очистных сооружений, то есть это не просто инвестирование в производственные линии.
Мы продолжаем начатую в прошлом году работу по повышению стандартов четырех производственных площадок, специализирующихся на производстве продуктов для детей до трех лет. Также была установлена новая производственная линия прессованного творога в Ялуторовске (Тюменская область), линия по производству термостатных продуктов в Самаре, были открыты очистные сооружений в Саранске и так далее. И работа по развитию наших производственных площадок — она непрерывная.
В 2012 году Danone объявила, что планирует инвестировать в развитие своих активов в России $700 млн, и с того времени мы поступательно движемся в рамках проекта. В 2015 году были вложены значительные инвестиции, в 2016 и 2017 годах мы в рамках обещаний.
— Каков объем инвестиций на 2016 и 2017 годы? Сколько осталось вложить?
— Уже освоено около 80% инвестиций. В 2015 году вложено более $100 млн.
— Тогда такой вопрос. Есть ли у Danone планы по покупке каких-нибудь новых заводов, новых активов?
— Сейчас мы идем по принципу развития имеющихся брендов и продуктов, запуска новинок на рынок. Пока это приоритетный путь, и, для того чтобы предлагать интересные потребителям товары, у нас есть все необходимое: 18 площадок, развитая инфраструктура, знание и наличие технологий и дальнейшие планы по развитию нашего портфеля. Мы не смотрим на то, что сейчас есть на рынке для покупки, но ничего нельзя исключать, ничего нельзя сбрасывать со счетов.
— Хотелось бы тогда уточнить ваше мнение по поводу конкретной производственной площадки. Мог бы Danone быть интересен один из молочных заводов в Вологодской области — Учебно-опытный молочный завод (УОМЗ) имени Верещагина, который власти пытаются выставлять на торги и предложить к приватизации?
— Как я уже сказал выше, нас удовлетворяет существующая индустриальная база. Но совершенно исключать какие-либо возможности я бы не стал.
«Пальма» на совести контролирующих органов
— Бернар, давайте перейдем к продуктам и потребителям. Люди наверняка сейчас стали более избирательными в кризис: за два года у нас двузначные темпы роста цен на молочные продукты. При этом на рынке существует серьезная проблема фальсифицированной продукции. Что Danone делает для решения этого вопроса, у вас есть какие-нибудь предложения?
— Нынешние условия действительно вынуждают потребителя быть гораздо более аккуратным при выборе продукта и стоимости, которую они платят за этот продукт. Два года назад произошел кризис цен на молоко. Разрыв между спросом и предложением, естественно, привел к инфляции цен на молоко и молочные продукты. Но мы как компания принимаем меры для развития молочного рынка в России, для нас важно развитие первостепенных партнеров — производителей поставщиков сырого молока. Поэтому работа с фермерскими хозяйствами, с молочными хозяйствами по увеличению и улучшению качества молока — это одна из самых надежных мер, которая гарантирует достоверность молочных продуктов или отсутствие фальсификатов. Поэтому наша задача не бороться с тем, что есть на рынке, а в том, что мы делаем для рынка. Мы доказываем, что у нас настоящий, натуральный продукт из натурального коровьего молока. Бороться с чем-то — это ответственность соответствующих органов и инстанций.
— И тем не менее с пальмовым маслом на рынке сейчас напряженная ситуация. Как из-за темпов роста импорта этого продукта, так и из-за сообщений властей, публикаций в СМИ. Выходят исследования, что из-за кризиса производители пытаются экономить в том числе и на составляющих своего продукта. Вы не думаете, что происходящая истерия бросает тень на все молочные компании, как маленькие, так и крупные?
— Если честно, даже не знаю, какой вам комментарий дать. Могу сказать только одно, что продукты, которые мы производим, натуральные. Все то, что написано на этикетке продукта, — это то, что в нем содержится. В первую очередь это наше обязательство — производить продукты наивысшего качества, натуральные для потребителей. А имиджевая тень или еще что-то, это… Может быть, людям извне тяжело понять наш настрой, но человек в Danone, тот, кто работает у нас, наверное, каждое утро просыпается с той мыслью, что своей работой он становится чуточку ближе к тому, чтобы предоставлять потребителям здоровые, качественные продукты, чтобы население России становилось каждый день чуть более здоровым. Я вас убедил в том, что в наших продуктах нет пальмового масла?
— Вопрос не в том, использует ли Danone пальмовое масло. Есть…
— Какие бы то ни было непрозрачные или прочие схемы производства были бы для нас нелогичными, если бы был большой риск для самих брендов и продуктов.
— Я перестрою вопрос. Были оценки, что около 10% товаров на рынке молочных продуктов — это фальсификат. То есть неназванные компании, видимо, в целях экономии или заработка используют в производстве пальмовое масло, но не пишут об этом на упаковке. И вы, разумеется, с ними тоже конкурируете. Вопрос в том, есть ли у вас как у участника рынка какие-либо предложения по унификации правил игры? Может, вы поддерживаете ужесточение наказаний за фальсификацию или же у вас есть другие идеи?
— Я еще раз, наверное, подчеркну, что наша задача — делать свою работу хорошо. А контроль и, скажем так, наказание за несоответствие правилам игры — это ответственность соответствующих инстанций, органов, которые должны эти действия отслеживать.
Мы просто по умолчанию полагаем, что все игроки и все производители, которые играют на этом рынке, соответствуют требованиям и правилам, выводят на этикетку все то, что должны выводить, а регуляторные службы это контролируют. Мы исходим из таких вот установок.
Как бороться с издержками
— Хорошо, тогда возникает логичный вопрос: как вы справляетесь с девальвацией рубля и соответствующим ростом цен на составляющие? Какие факторы больше влияют на цену продукта, какие меньше? В какой степени вы зависите от курсов валют?
— Мы видели инфляцию, потребители тоже это ощутили, это, безусловно, сказывается на потребителях. Поэтому наша компания пересматривает ряд вопросов, которые позволят максимально снизить эффект роста цен.
Условно факторы можно разделить на две группы. Есть то, на что мы можем повлиять, и есть то, на что мы повлиять не можем. Соответственно, приоритет в действиях — влиять там, где можно что-то изменить. А во всех вопросах, которые изменить нельзя, там нужно подстраиваться. И какие бы это меры ни были, нужно всегда работать над совершенствованием, повышением эффективности, для того чтобы непрерывно развиваться.
То, на что мы не можем повлиять, — это цены на молоко, но правительство принимает достаточные меры по поддержке фермерских хозяйств. Но если они получают поддержку, мы можем уже работать над улучшением качества поставляемого сырья, обеспечивать регулярность, системность поставок. Два года назад был кризис на рынке сырого молока, поскольку был разрыв между ценой и спросом и не было никакой системы регулирования. Ведь ценообразование на рынке сырого молока имеет свою сезонность — весной свободный выпас, коровы счастливы, молока много. Зимой цена может достигать максимальной точки, но благодаря мерам, принимаемым сейчас, этот самый пик сезонности купирован, он не настолько остро ощущается сейчас, как раньше.
Есть и другой немаловажный фактор, на который мы не можем влиять, — это курс валют. Он сказывается и на производителях — у них валютные затраты на корма и прочие дополнительные минералы для кормления животных и на нас.
— Как за два года изменилась средняя закупочная цена на молоко?
— Выросла более чем на 30%. Однако, несмотря на то что на российское производство мы закупаем молоко от российских коров и продаем продукт российским же потребителям, более 15% наших затрат по-прежнему привязаны к валюте, к доллару.
— Это в вопросе молока или в целом?
— В целом для производства это более 15% от оборота. Откуда такие цифры и что они означают? Это и особые ингредиенты, и определенная упаковка, картонная или пластиковая, и сахар. Мы закупаем ингредиенты и составляющие здесь, у российских поставщиков, но они присутствуют на международных торгах, поэтому цена устанавливается в валюте.
Рассмотрим пример с упаковкой. Пластиковая упаковка — это ПЭТ-упаковка, и цены на ПЭТ-материалы являются международными, поэтому на это мы повлиять уже не можем. Есть мировые цены на гофрокартон — это все цены, установленные на международном рынке. Поэтому на них мы как компания влияния не имеем. Можно, конечно, вести переговоры, но все равно есть узкий коридор цен.
Понятное дело, что так устроен рынок, но это можно также воспринимать как некую аномалию.
Может, было бы полезно, если бы компании, которые сегодня имеют свое производство здесь и имеют закупщиков также на территории Российской Федерации, часть своей продукции продавали в национальной валюте, а не приравнивали к международным торгам.
С другой стороны, некоторые наши партнеры из числа международных компаний благодаря нашему сотрудничеству в прошлом году построили в России несколько производств. В Подольске появилось производство австрийской компании CCL, которая делает упаковку из эластичных материалов, они вложили €45 млн. Еще один поставщик упаковки, французская Contantia, вложила €25 млн в строительство завода в Краснодарском крае. В Серпухове появилась площадка австрийского производителя фруктовых наполнителей Agrana. Это, конечно, помогло нам в некоторой степени снизить влияние скачков курсов валют.
— Мы с вами обсудили цены на сырье и упаковку, то есть в целом стоимость производства. Но ведь есть еще один важный фактор — логистика, которая, учитывая географию нашей страны, тоже должна серьезно влиять на цену конечного продукта. Что происходит с затратами на транспортировку и отразился ли на них как-то ввод системы «Платон»?
— Это правда, логистические затраты оказывают высокий вклад в стоимость. Что касается системы «Платон», давайте скажем так: она не поспособствовала улучшению ситуации. Попробую раскрыть мысль.
Задумка и цель проекта «Платон» — они в своей основе верные. Оплата или взнос за пользование общественными дорогами имеют, естественно, свое разумное объяснение.
Конечно, мало кто радуется обязанности платить какой-то дополнительный побор, но в целом это логично. Но у меня комментарий к тому, как это произошло. Это случилось в середине ноября — резко, сразу, внезапно. Поскольку запуск системы не был тщательно проработан, он, безусловно, в один миг создал, скажем так, дополнительные трудности на рынках логистических услуг. Также внезапно была внедрена система штрафов, которая практически травмировала всех участников, привела к определенным срывам. К счастью, власти приняли правильное решение, когда для юридических лиц штрафы были снижены в 90 раз — с 450 тыс. до 5 тыс. руб.
Уменьшение штрафов наглядно говорит о том, что власти осознали, что что-то не так сделали. Однако урон был нанесен: буквально за одну ночь стоимость ряда наших маршрутов возросла на 25%. На южном направлении рост составил 80–100%.
Что нам сказали наши транспортные партнеры? «Вам нужны фуры, вам нужен грузовик — платите». Даже если мы пользуемся услугами одного логистического провайдера, они пользуются услугами транспортных компаний. Поэтому транспортная компания говорит: «Хотите машину — машина пойдет на маршрут, платите за дополнительные сборы, если что — штраф». Я убежден, что основная часть урона случилась именно из-за того, как система была введена.
— Можете назвать более конкретные цифры? Как «Платон» отразился на конечной цене продуктов?
— Конкретно у меня в голове несколько цифр, поскольку в зависимости от продукта, от региона и от маршрута цена возросла по-разному. В среднем дистанция между молочными фермами и нашими заводами составляет 400 км. Также нужно учесть путь от предприятия до точек продаж в городах — это около 600–800 км. В итоге «Платон» с его стоимостью 1,5 руб. на каждый километр, может, и не такие большие затраты по сравнению с ценой на сырое молоко, но все равно это существенный фактор. В марте тариф вырастет вдвое, что также повлечет последующий рост стоимости логистики.
Поэтому система «Платон» повысит наши прямые издержки и цена одной бутылки молока может вырасти на несколько процентов.
Однако конкретную цифру назвать не могу, поскольку за недавнее время слишком много составляющих изменило наши затраты и цены, и тут нельзя разобраться в том, сколько пришлось на какой элемент. Главная наша задача на 2016 год — максимально прозрачно и понятно сформулировать ценовую политику и понимать ее.
Тем не менее, если позволите, выскажу мое сугубо личное наблюдение к вопросу о том, как происходит процесс управления на рынке. Безусловно, сейчас трудная экономическая ситуация. Власти понимают, что необходимо принимать меры, и с этой целью они разрабатывают ряд программ, работают для обеспечения развития этой страны.
Но совокупность одновременных перемен создала вот это ощущение непредсказуемости и неведения будущего.
В текущей нестабильной экономической ситуации, на мой взгляд, власти необходимо создать понимание и видимость на будущее, как можно более понятно, как можно более прозрачно. И ряд одномоментных перемен — самый большой враг ощущения вообще понимания будущего, ощущения стабильности.
Карина Романова
Источник: газета.ru
