Читайте блистательную рецензию на спектакль Олега Табакова «Матросская Тишина».
Данила Трофимов, редактор 1001.ru
После 20 лет строительства, открылось новое здание «Табакерки». На сцену театра — вместо кошки на счастье — ввели циркового тигра.
Две недели спустя прошла первая премьера на этой сцене — новая версия «Матросской Тишины» Александра Галича, легендарного спектакля «подвальной» «Табакерки»-1990.
Пьеса 1958 года могла открыть театр «Современник» — но была запрещена на премьере. Впервые ее поставил Олег Табаков со своими студийцами в «подвале» на Чаплыгина в 1990 году. Роль Абрама Шварца — невротика, гешефтмахера, героя, великого отца — стала дебютной для Владимира Машкова и мгновенно составила актеру имя (в 2004-м Машков поставит по «Матросской Тишине» фильм «Папа»). Давида, сына Абрама, играл юный Евгений Миронов. Меера Вольфа, единственного человека из местечка Тульчин, побывавшего в Иерусалиме, — сам Олег Табаков. Спектакль чрезвычайно точно попал в нервное сплетение перестроечной Москвы, потряс первых зрителей — и до 1999-го был одним из лучших в репертуаре «Табакерки».
В новой версии «Матросской Тишины» занято новое поколение актеров театра. Многие — недавние выпускники Театральной школы Олега Табакова, для которой педагоги отбирают талантливых подростков, разъезжая по всей РФ и забирая 15-летних студентов на четыре года в Москву, на полный казенный кошт. Табаков не раз называл школу лучшим делом своей жизни.
«Матросская Тишина» здесь — название улицы в Москве, а не СИЗО и психбольницы на ней. Но тени тюрьмы и скорбного дома висят над пьесой. Значат не менее, чем соседство Матросской Тишины со студенческим городком на Стромынке, местом надежд и взлета тысяч людей в 1930-х. Среди них и Давид Шварц, сын кладовщика Абрама из Тульчина, блестяще одаренный скрипач.
Впрочем: о чем три сцены — домик в Тульчине‑1929, общага на Стромынке‑1939, санпоезд‑1944? О бедной стране, где великой ценностью стали мыло, гвозди и старая открытка с Булонским лесом? О запаянной наглухо стране, где открытки с Марселем и Барселоной — доказательство их существования, а Меера Вольфа, возвращенца из Палестины домой, быстро возьмут на цугундер? О стране возможностей, где сын кладовщика станет в консерватории виртуозом, где тысячи девушек едут подымать Дальний Восток по призыву жены краскома Хетагурова? О великом плавильном котле народов (каковым СССР, несомненно, был)? О том, как в оккупированном Тульчине, перед расстрелом, кладовщик Шварц даст полицаю по морде детской скрипкой сына? Или — о попытках оттепельной и перестроечной России сложить все это, несовместимое, в единую мелодию времени и места, подсознательно внятную каждому уроженцу «одной шестой»?
Или, сквозь все это, о великой отцовской любви Абрама — деспотичного и издерганного, привыкшего юлить перед околоточным и секретарем парткома, провинциального до оторопи со своим кульком чернослива, способного взойти на библейскую высоту любви и прощения? Даже в главной сцене «Матросской Тишины», где Шварц понимает, что сын-студент стал стыдиться его…
В новой версии «Матросской Тишины» режиссура Табакова лаконична и строга. Сценография Александра Боровского — та же, что была в 1990-м, по аскетическим возможностям «подвала».
Абрама Шварца играет актер МХТ Федор Лавров (Обольянинов в «Зойкиной квартире» Серебренникова, Порфирий в «Преступлении и наказании» Льва Эренбурга). Давида играет Павел Табаков. Оба точны и лиричны. Павел к тому же красив, по-балетному легок на сцене. И чувства двадцатилетнего скрипача Давида — пылкую любовь к белокурой Тане, скорбь по поводу сдачи Мадрида франкистам, юношески жесткий отказ от городка Тульчина — играет очень органично.
В главной (на мой взгляд) и самой сложной сцене — приезд счастливого папы Абрама в Москву‑1939 и быстрое осознание того, что сын ему не рад, — обоим актерам, кажется, надо еще добрать, наиграть жесткой, гротескной и правдивой точности, скрытой боли двух характеров.
В «Матросской Тишине», трагедии 1930–1940-х, очень важен хор. Дыхание времени на сцену приносит Меер Вольф (Павел Ильин), бодрая пантомима студентов-физкультурников 1930-х, Павел Шевандо, выпускник Школы Табакова 2014 года, в маленькой роли консерваторского студента, у которого только что взяли отца. И — в особенности — Юлиана Гребе (выпускница Школы Табакова 2014 года, уже отмеченная публикой в роли Веры в «Мадонне с цветком» «Табакерки»).
Гребе играет студентку Литинститута Людмилу. Сперва — размашистую, угловато-тяжелую, как ожившая гипсовая пионерка. Влюбленная в Давида, она то вламывается в общагу консерватории с воплем «Шварц! Где проходил Второй съезд РСДРП?», то, отмахивая такт рукой, читает общаге свои стихи. И безбожно подражает в них Борису Корнилову и полковому барабану зараз.
В финале «Матросской Тишины» Людмила оказывается сестрой санпоезда‑1944, где везут умирающего Давида, старшего лейтенанта Шварца. Ее спокойная, милосердная, огнем и кровью проверенная сила не одолела фанатизм 1930-х, а отчасти явно родилась из него. Но и из куда более глубоких пластов общей памяти, которые в советских людях отворила Отечественная.
Сыгран этот переход двадцатилетней актрисой в маленькой роли замечательно.
И общую задачу — отворять пласты общей памяти, семейной и народной памяти, пласты, в которые ушли 1930-е и 1940-е в их ужасе, в их надеждах, в их музыкальной пронзительности, внятной каждому, кому напомнят мелодию, — эту задачу новая «Матросская Тишина» выполняет.
Елена Дьякова
