В конце ноября наша школа отмечает юбилей. Будет праздник и встреча с выпускниками. Я снова увижу своих детей: первый выпуск ушел девять лет назад, второй — нынешней весной. Первые уже взрослые, мы общаемся как друзья. А для вторых я еще она, классный руководитель, и их голоса пока звучат в моей памяти громко и отчетливо.
…Я переступаю порог учительской, и мне говорят: «Опять без домашнего задания! Опять ничего не делают! Зачем мы их только приняли в 10 класс!» Горько слышать, хотя и сама я тоже так думаю.
Класс создавался на основе отсева. И каждый словно сказал себе: «Я лучше, они мне не подходят!»
Они постоянно ссорятся с учителями, друг с другом, все еще переживают расставание с одноклассниками, чувствуют себя обиженными, и эти болячки им приятнее новых событий. Одно желание: не делать, не ходить, не участвовать: «Все плохие, поэтому я ни при чем». Наше сближение кажется невозможным.
Договариваться бесполезно: забудут, не придут, не сделают. Когда я на следующий день начинаю выяснять, в чем дело, встречаю удивленный такой взгляд-вопрос: «А вы что, подумали, будто мы всерьез говорили?» Долбила полгода в одно место: «Не можешь сдержать обещание — предупреди, позвони, сообщи. Не подводи, на тебя рассчитывают». Было ощущение, что учитель в их понимании не человек.
Довели до белого каления учителя математики: стали уверять, что не помнят таблицу умножения. Их изобретательность поразительна. Когда учителя биологии отозвали по
Морщили носы после информатики: да мы знаем больше этого учителя, неинтересно, не будем ходить на уроки. Договариваюсь с директором насчет дополнительного курса «Компьютерная графика и дизайн», который будет вести другой учитель. Не стали ходить! «Почему?» — «Вот если бы вместо уроков, то пришли бы, а так…»
Несколько ребят замечательно рисуют. Но ни одна наша газета не смогла стать лучшей, поскольку самих газет было не дождаться. Саша начал рисовать и бросил: неохота. Володя унес ватман домой и не принес: младшая сестра испортила лист. Мне на память остался один-единственный листок несостоявшейся летописи, на котором иронично и остроумно изложена история «Как мы потоп остановили». Ничего другого выжать из редколлегии я не смогла. «Зачем это надо?» — «На память». — «Да ну!»
Поражала беспечность, с которой они относились к предстоящим экзаменам. Из любой работы выуживали только то, что требовало минимума усилий. В течение года к нам приходили агитаторы из многих учебных заведений, и дети спрашивали только об одном: «А тех, кто экзамены сдаст на двойки, вы учиться принимаете?» Услышав, что есть коммерческие группы, довольно улыбались: «Не пропадем!»
Я постоянно искала ответ на вопрос: почему они такие? Почему белое для них — черное? Почему их трудно привести к нормальному общению? Иногда мне казалось, что, видя, как я скрупулезно разбираю каждый их конфликт, каждое недоразумение, они просто провоцируют это, чтобы посмотреть, как учитель будет заниматься «только мной», как сломает все свои педагогические копья и ничего не сможет сделать.
На уроке литературы писали сочинение «Моя Обломовка»: я попросила рассказать о месте, где каждому из них бывает хорошо и спокойно. Эти сочинения для меня были мостиком, по которому я пыталась пройти навстречу своему классу. Рассказывали про деревенские дома и их обитателей: бабушек, дедушек. Было несколько сочинений-фантазий: море, пляж, пальмы, теплый ветер (для жителя Сибири на самом деле рай земной). Одна работа отличалась «лица не общим выраженьем». Юноша писал, что он свою Обломовку нашел в компьютере. Это мир виртуальных игр, куда он уходит каждый день, где ему хорошо, где никто его не тревожит и откуда он не выходил бы сутками, если бы можно было обходиться без еды и сна. Примечательно, что никто из ребят не находил покоя в стенах своего дома.
Собрала родителей. Мы сели за круглый стол, я рассказала о себе и попросила родителей сделать то же самое. Потом попросила похвалить своего ребенка. Удивительно, но вместо хорошего мамы и папы говорили примерно так: «Он ленивый… Она такая несобранная… С ним невозможно». Понимания не было. Я им: «Мы единый класс, и можем таким стать». Они мне: «Да ладно! Вот раньше у нас был класс!» Говорю, что глупо бесконечно пилить опилки и лелеять обиду на белый свет. Давайте, говорю, я тоже буду ходить по школе и причитать: да за что же мне досталась такая участь, вот раньше у меня были ученики!
Накал негативных отношений моих учеников с некоторыми их учителями оказался настолько велик, что надо было
В
Завели календарь-дневник, чтобы фиксировать события. Сначала это делала только я, а потом втянулись и дети. Записки добрые и ироничные: «На уроке физики кое-кто пытался обмануть учителя, но старого подводника не проведешь…» «Перепутали участки и собрали листья в чужом дворе. Мы получили от директора выговор, а директор от начальницы жэка — благодарность…» «Андрюха говорит, что собирается поступать в школу милиции, но проходит такую медкомиссию, как будто хочет стать космонавтом…»
…Все переменилось только перед самым выпуском. Класс, который так непросто формировался, мне очень-очень дорог.