Историю, связанную с Владимиром Вахрушевым, называют невероятной. В 1990 году он полностью потерял память и оказался на чужбине. Спустя двадцать с лишним лет память после удара током вернулась к мужчине — он возвратился домой и снова обрел свою первую любовь, которая провожала его в армию.
Со слов Владимира, в 1990 году он отправился из удмуртского села Малая Пурга служить в армию. При возвращении домой в поезде неизвестные его избили, в результате травмы у него случилась амнезия, он каким-то образом оказался в Абхазии.
В селе Нижняя Эшера без документов Владимир прожил больше двадцати лет. А когда получил сильный удар током и попал в аварию, память стала восстанавливаться. Он вспомнил, кто он и откуда родом.
На родину он вернулся спустя 24 года. Родные помогли ему восстановить российское гражданство и паспорт. В Малой Пурге Владимира нашла Маргарита, которая провожала его в армию. Сейчас они живут вместе.
Мы связались с участниками событий, чтобы узнать подробности истории, похожей на голливудский блокбастер.
«Это было смутное время»
Пичи Пурга — так на удмуртском называют свое село местные жители. Из панельной хрущевки, что на улице Пионерской, и проводили родные в 1990 году 18-летнего Владимира Вахрушева на сборный пункт в военкомат.
— У брата было заболевание кожи, ему до осени давали отсрочку от армии, — рассказывает старшая сестра Владимира, Валентина. — И тут в семье случилось несчастье. В мае 1990 года у нас не стало отца. У него был тромбоз вен нижних конечностей. Он умер прямо на операционном столе, сгусток крови оторвался и закупорил легочную артерию. Отец очень любил и меня, и сестру Ирину, но особенно брата. Он был его единственным сыном. Брата и назвали-то в честь отца — Владимиром. Смерть папы стала шоком для Вовы. В мае мы отца похоронили, не прошло и сорока дней со дня его смерти, как 17 июня брат добровольно отправился служить в армию.
Это было смутное время. В Нагорном Карабахе шла война, в Баку — армянские погромы, в Киргизии — ошская резня, в Вильнюс против протестующих были направлены танки. КПСС лишилась монополии на власть. Страна готовилась перейти от плановой экономики к рынку…
Служить Владимиру выпало в Латвии, в Рижском районе. До армии в училище он получил специальность шофера-тракториста. Родные думали, что он будет водить машину. Но рядом с местечком Сауриеши, что на границе Саласпилсского и Стопиньского краев, ему пришлось с сослуживцами охранять склады с боеприпасами. Солдаты не вылезали из нарядов. Кормили плохо, одной перловкой и пустыми щами, те, кому не помогали деньгами из дома, практически голодали.
Латвия между тем приняла декларацию о восстановлении независимости, соседние Литва и Эстония провозгласили суверенитет. Приватизация и либерализация цен повлекли за собой тотальный дефицит.
Разваливался Советский Союз, под откос пошла и жизнь Владимира Вахрушева.
— В марте 1991 года пришло письмо. По словам командования, брат самовольно покинул часть. Была ли там дедовщина, нам не объяснили, — рассказывает Валентина. — Летом Вова оказался в госпитале. Когда брат нашелся, я хотела поехать его навестить, добиться, чтобы его перевели служить в другую часть, поближе к дому, но мама меня не поддержала. У меня тогда на руках был шестимесячный сын. Она категорически отказалась присматривать за малышом в мое отсутствие. А Владимир вскоре пропал. Больше мы от него не получили ни одного письма.
Обида на мать у Валентины была столь велика, что они практически перестали общаться.
И если мать Володи и средняя сестра, Ирина, постепенно свыклись с его исчезновением и даже в 2006-м попросили суд признать его умершим, выписали из квартиры, Валентина продолжала искать брата.
— Я писала запросы в различные инстанции, обращалась в милицию, в наш местный военкомат, а также в литовский, размещала письма на сайтах по розыску людей, — делится с нами Валентина. — Мне сердце подсказывало, что Володя живой.
Владимир Вахрушев с сестрой
«Парень назвался Виталиком»
А Владимир Вахрушев все эти годы жил в Абхазии.
Нам удалось разыскать семью, которая его приютила.
— Мой брат возил на машине бензин. А в октябре 1991 года около одного из домов в Сухуме он увидел изможденного русского парня, который назвался Виталиком, — рассказывает Феруза Колбая. — Он сказал, что у него не осталось в живых ни отца, ни матери, где его сестры — он не знает, откуда сам родом — не помнит. Парень просил приютить его. Брат пожалел Виталика и привез его к нам домой, в Нижнюю Эшеру.
Село Нижняя Эшера, расположенное недалеко от Сухума, считалось курортным поселком. Все улицы его выходили на галечный пляж. Большая семья Колбая жила в одном из частных домов.
— Виталик был очень скрытный и стеснительный, временами заторможенный, на вопросы отвечал односложно, но осмысленно, — рассказывает племянница Ферузы, Рената Колбая. — Но парень он оказался работящий, брался за любую работу, помогал по хозяйству. Влился в нашу семью, не пил, только на праздниках мог позволить себе пару бокалов вина, и никогда ничего не брал из дома.
Обстановка в Абхазии между тем накалялась. Все больше обострялись противоречия с Грузией. В 1992 году между абхазскими и грузинскими формированиями начались боевые действия. У абхазов, которые отстаивали свою землю, было только стрелковое оружие, самодельные броневики и старые градобойные пушки. На помощь им через перевалы стали прибывать многочисленные добровольцы с Северного Кавказа.
Линия фронта проходила по Нижним Эшерам. Дома были посечены осколками, то и дело пропадало электричество. Когда исчезал свет, Виталик шел чинить проводку и сети. За год до войны, которую абхазы успели окрестить отечественной, он успел освоить специальность электрика.
— Он также был хорошим сантехником, — рассказывает Феруза. — После войны, когда в Абхазии были размещены миротворцы, ходил по домам, помогал людям, они ему давали сыр, овощи, кукурузу, какие-то деньги. Все, что он зарабатывал, Виталик оставлял себе. Мы у него ничего не требовали. За стол садились одной большой семьей. Мои братья — близнецы Отар и Надар, очень жалели Виталика. У них не было своих детей, он заменил им сына.
В разрушенной Абхазии выжить было непросто. Красный Крест кормил неимущих обедами, раз в три месяца на семью выдавали «гуманитарку»: 10-килограммовый мешок муки, пакет фасоли, пару бутылок постного масла, свечи и... жестяные крышки для консервирования.
Выручало то, что в бесхозных садах было много персиков, инжира, хурмы, мандаринов. Вдоль дорог повсеместно росла ежевика. А в сентябре можно было с фонариком и сачком охотиться на перепелок. Это было хорошим подспорьем, недаром слова «перепел» и «хлеб» на абхазском звучат одинаково — «ача» — и отличаются только ударением.
Виталий в Абхазии жил без документов. Постепенно стал понимать, когда говорили по-абхазски, хотя сам изъяснялся с трудом. Однажды при выполнении работ по установке освещения его сильно ударило током. Тело отбросило на несколько метров. Виталий получил сильные ожоги.
— Там было напряжение 10 тысяч вольт, он чудом выжил. Дядя смог договориться, Виталика положили в больницу, долго лечили. У него были повреждены руки, пострадала сердечно-сосудистая система, — рассказывает Рената. — Наша семья покупала ему лекарства и обезболивающие препараты. Общими усилиями смогли поставить его на ноги.
Благо прямо на берегу, в Нижней Эшере, били сероводородные источники, лечебная вода стекала в две ванны. Пусть и в ржавые. Местная грязь считалась также целебной. В санатории под открытым небом Виталий и восстанавливал здоровье.
Но на этом его злоключения не закончились, вскоре он попал на машине в аварию. Семья Колбая снова за ним ухаживала. Выздоровев, он отремонтировал первый этаж их дома.
После электротравмы и аварии он вдруг вспомнил, что раньше жил рядом с Ижевском, что сестер звали Валя и Ира, что отчество у него Владимирович.
— Как он всем объяснял, к нему стала постепенно возвращаться память. Надо признать, что за два десятка лет Абхазия для него так и не стала родной, — говорит Рената. — Как-то он обмолвился, что познакомился на пляже с туристами из Ижевска, молодой парой. Они пообещали ему найти его сестер. Мы не придали этому разговору особого значения. А потом он действительно по скайпу связался со своими родными. Когда уезжал в Россию, сказал, что через месяц приедет. Мы его силой не держали. Понимали, что родина есть родина.
«Всей правды мы так и не узнаем»
— Владимир позвонил маме летом 2015 года, но они с сестрой сообщили мне о том, что нашелся брат, только осенью, — с горечью рассказывает Валентина. — Я тогда с мужем и детьми жила в соседнем селе Малая Бодья. При случае они передали мне телефон Володи, я кинулась ему звонить, а абонент был недоступен. Потом выяснилось, что он лежал в больнице. В ноябре Володя мне перезвонил. А перед Новым годом мы с мужем и детьми сели в машину и отправились к нему в Абхазию.
По рассказам Валентины и Сергея Медведевых, они пересекли границу с Абхазией за десять минут до боя курантов.
— Нас еще пограничники торопили, говорили: «Давайте быстрее, сейчас начнут стрелять», — рассказывает муж Валентины, Сергей. — На другой стороне нас ждал Владимир. Конечно, сомнения были, думали, а вдруг это не он? Но, увидев его, поняли, что сомневались зря. Володя был копией своей матери, прямо одно лицо. Только мы обнялись, как пробило двенадцать часов, и по местным традициям началась пальба.
Сестра закидала Владимира вопросами, но он отвечал односложно, было видно, что ему тяжело говорить о прошлом.
— Меня очень удивило то, что он не захотел знакомить нас с семьей, где жил все эти годы, — рассказывает Валентина. — Мы остановились в доме недалеко от Сухума, который он для нас снял. Прожили в Абхазии неделю, а когда прощались, договорились, что я начну собирать документы и мы приедем на машине, чтобы забрать его на родину.
Валентине пришлось приходить к матери дважды, прежде чем та отдала свидетельство о рождении Владимира. Мама дочери твердила: «И зачем вы туда едете? Все равно у вас ничего не получится».
Получилось. Валентина с мужем второй раз поехали в Абхазию и привезли Владимира в Малую Пургу. А потом старшая сестра ходила вместе с братом по инстанциям, собирала документы, чтобы он смог получить паспорт и российское гражданство.
Чтобы установить его личность, сотрудникам регионального управления по делам миграции пришлось опрашивать свидетелей, брать у Владимира отпечатки пальцев, поднимать форму паспорта гражданина СССР. Также были направлены запросы в Министерство обороны, в суды и посольство.
Весть о том, что в Малую Пургу вернулся пропавший в 1991 году Владимир Вахрушев, мгновенно облетела все село. Узнала об этом и Рита Пономарева, местная художница, которая провожала его в армию. Она еще долго ждала Володю, а потом все-таки вышла замуж, родила двоих детей, но семейная жизнь у нее не сложилась. С мужем она рассталась, хотя официально они еще не разведены.
Узнав о возвращении Владимира, она тут же набрала его номер телефона. Спустя четверть века они вновь встретились. На том же месте, где расстались в июне 1990 года…
— Сейчас брат живет у Риты в частном доме, бывший муж не дает ей пока развода, но это дело времени, — рассказывает Валентина. — Володя поставил Маргарите во дворе баню, туалет, сарай. Руки-то у брата золотые. Сейчас он работает автослесарем, ходит на курсы вождения, восстанавливает свои права. В декабре 2016 года он получил паспорт. Вот только от меня он уже, к сожалению, отдалился. Редко звонит, недавно у меня был день рождения, он так и не пришел, не поздравил, сказал: «Не могу, к Рите брат приехал».
Год спустя абхазская семья Колбая приехала в Россию. И тут их немало удивила реакция на эту новость Владимира-Виталика.
— Он нам даже спасибо не сказал, — рассказывает Феруза. — Может, конечно, ему тяжело вспоминать те годы, что он прожил вдали от родины. Его сестра, Валентина, пришла в гостиницу к нам в номер, благодарила за все, что мы сделали для ее брата, извинялась за него. А Виталик, зная, что один из моих братьев сильно болеет — ему в больнице отняли ногу, так и не пришел, не поинтересовался, как он себя чувствует.
От общения с журналистами Владимир Вахрушев теперь отказывается. Отмахивается от прессы и Рита Пономарева. В селе считают: «Есть, что скрывать». С другой стороны, а стоит ли копать?
Да, местами его рассказ расходится с повествованием очевидцев. Дембелем он, скорее всего, не был. В далекой Латвии тогда было двоевластие, он мог покинуть часть самовольно. Но кто может упрекнуть в этом 19-летнего пацана, когда царило безвременье, распался Союз, продукты были по талонам, а офицеры тащили в семьи, где голодали собственные дети, солдатские пайки?
Мог память и не терять. Могла у парня пострадать психика. Но не слишком ли много страданий выпало на долю одного человека? В отдаленном изолированном латвийском гарнизоне ему с сослуживцами пришлось буквально выживать, помощи из дома никакой не было. В абхазском селе он пережил войну и разруху, при этом слыл мастером на все руки. Не пил, не воровал, в криминале замечен не был.
— Владимир очень скрытный, он явно что-то недоговаривает, всей правды, я думаю, мы так и не узнаем, — подводит итог муж Валентины, Сергей.
Комментарии:
Невролог Иван САЛЬНИКОВ: «Жизнь показывает, что подобное может случиться не только с героем фильма «Идентификация Борна». В данном случае можно говорить о психогенной амнезии, вызванной неким травмирующим событием, которое человек не в силах принять. В этом случае память отказывается воспроизводить тяжелое событие, которое произошло, будь то смерть близкого человека, катастрофа, избиение или когда он оказался в полушаге от смерти.
Человек забывает не только страшный эпизод, но и весь предшествующий период времени. Также при этом диссоциативном нарушении может произойти полное стирание знаний о своем прошлом.
Нередко люди с психогенной амнезией бегут подальше от того места, где получили травму, по сути, бегут от самого травмирующего события.
Восстановление памяти в подобных случаях — процесс достаточно длительный. Нарушенные межнейронные связи восстанавливаются медленно. Этот период может длиться и год, и 5, и 10, и 20 лет. Память возвращается к человеку постепенно, но не всегда восстанавливается в полном объеме».
Врач-психотерапевт Сергей ЛОКТИОНОВ: «Я склонен считать, что у этого мужчины есть психологическое расстройство. Смерть отца — это первый стресс-шок, который мог потянуть за собой депрессию. Далее, возможно, он не справлялся в армии с возложенной работой, с режимом, что являлось дополнительной психологической нагрузкой. Я допускаю, что в этом состоянии он мог подвести свой взвод, их всех наказали, заставили бежать кросс или отжиматься. Парня за это избили. Он был отвергнут группой своих сослуживцев, стал изгоем. А это были 90-е годы, снабжение армии было нарушено. Солдаты выживали как могли. Этого парня могли заставить попрошайничать, чтобы было, что поесть. А часть ведь стояла в Латвии, где могла быть дискриминация русских.
Он мог убежать из части, чтобы поскорее забыть и вытеснить из памяти избиения и унижения. А если психика мобильна, то действительно страх и испуг могли «закупорить» память. Так что я вполне допускаю, что парень мог, как говорится, потерять память. Теоретически это возможно.
Мы не прокуроры, чтобы выводить его на чистую воду. Нам парня жалко, поэтому мы примем его историю, не станем его в чем-то обвинять и наказывать, пусть он получит социальное прощение. Он и так уже достаточно многое в жизни перенес».
Светлана Самоделова
