В 1993 году в статье М. Сильверблатта для «Los Angeles Times» появилось слово, которого не знала до этого массовая культура. Автор говорил о педофилии, наркотической зависимости, насилии, которые отражены в литературных текстах. Эти темы поднимались не только в американской литературе, и не только в конце 20-го века. Тексты Маркиза де Сада до сих пор могут посоревноваться в длине прыжка, который автор готов совершить за пределы общественно дозволенного. Он, поразивший общество своими извращенными фантазиями, действительно нарушил границу. Но только трансгрессией это назвать сложно. Почему?
Мехико, 1934. Фотограф Анри Картье-Брессон
В начале было слово…
Основу для развития этой концепции заложили еще древние греки. Вероятно, в античности успели заложить основу всего, что существует в современном мире. Аристотель впервые ввел термин «предел» и «граница», тем самым обозначив два положения: любая вещь имеет предел. Внутри этих границ она закончена и совершенна; Пределы также определяют местоположение вещи среди того, что ее окружает.
Кант подхватил идею и рассмотрел эти термины в контексте самосознания человека. Кратко его мысль такова: человек может понять только то, что он не может понять всего. Тут все упираются в стеклянный потолок.
Эстафету принял Гегель. Он искал способы полного познания и ввел термин «снятие» (нем. «Aufhebung»). Надо «снять» с себя все то, что тянет к земле и выйти в позицию наблюдателя, вненаходимости. Это заманчивое предложение, но инструкций по реализации идеи, он, к сожалению, не оставил.
Обрастать мясом этот скелет начал в руках Ж. Батая. Он сформулировал определение трансгрессии, в основу которой вошли разработки коллег. Получилось так: стремление выйти за пределы конечного, разрушая границы дозволенного. Важно, что желание лишь в том, чтобы «выйти», но не разрушить. Это как сходить в музей – посмотреть, узнать, понять и вернуться домой. В музее жить не останешься. Сломав границу, трансгрессия перестанет иметь смысл. Если ходить в музей каждый день, то перестанет быть интересно. Да и разрушить все пределы просто невозможно.
Батай не только обозначил не только цель, но и инструмент, которым стала литература. Безусловно, с помощью наркотиков можно испытать такую вненаходимость, что потом не вернешься обратно. Литература в этом смысле становится безопасным местом, для всех авторов, чувствующих давящий гнет пределов. Тем более, к такому стремлению творческие люди часто склонны.
Кто презирает ближнего своего, тот грешит…
Конец XIX века был идеальным моментом для выведение понятия из тени научного сообщества в массы: общество истощено после войн и революций, многие потеряли близких, которые все были обезличены в статистике убитых. Массово люди столкнулись с необходимость обратить внимание на личность, вывести индивидуальность на первый план. Обреченные хотели сострадания. Все это контрастирует с коллективизмом, традициями, которые теперь разрушаются, как дом, у которого снесли фундамент – убеждения человека. В двух словах: общество стало эмпатичнее. Самое время пользоваться моментом и говорить о тех, кого вытеснили из структуры, обозначив маргиналами.
Тут на первый план выходят представители угнетенных слоев общества – темнокожие, секс-работницы, квир-люди. Они вышли из тени и получили голос. Голос, которым они могут прокричать о причине и следствии, о травме, о социальных проблемах.
К такому приему обращались Паланик, Берроуз, Х.Селби и, конечно, моя любимая Кэти Акер. В центре повествования оказывается человек, который воспринимается обществом, как зло – наркоман, проститутка, невыносимый ребенок из неблагополучной семьи. Авторы приподнимают завесу, за который на самом деле может оказаться уязвимым человечек, столкнувшийся с тяжелой травмой, которой оказалось домашнее насилие в благополучной, но только с виду, семье.
В этом и заключается трансгрессия: подняться на высоту птичьего полета, а может и выше, и посмотреть, что скрывается за маской. Дальше уже вопросы экзистенциальные: кто прав? Кто виноват? Что такое зло? Трансгрессия – это облить народ ледяной водой, что «жизнь малиной не казалась». Трансгрессия – это призыв к эмпатии и сочувствию, несмотря на всю жесткость повествования. Трансгрессия – это механизм, который отражает изменения в социальных и культурных процессах. Это инструмент для реформации.
Так почему Маркиз де Сад – не писатель трансгрессии?
Он совершил прыжок, но прыгнул в никуда.
Софья Власова
