В одной из них поселился начальник Московского уголовного розыска Илья Фрейман, всего несколько месяцев пребывавший главой детективов. О нем в анналах московской милиции не сохранилось подробностей. Жил в доме Николай Гончаров, участник Декабрьского вооруженного восстания 1905 года. Когда большевики снова взялись за оружие, он был техническим секретарем военной организации МК партии. Избирался членом президиума исполкома Московского совета и Центральной контрольной комиссии партии. Умер своей смертью, дожив до старости. Его соседа, директора Высших курсов советского строительства при Президиуме ВЦИК Ефима Игнатова, расстреляли за мнимое «участие в к.-р. террористической организации». К ним применимы слова Максима Горького: «Ни сказок о вас не расскажут, и песен про вас не споют».
Много сохранилось воспоминаний и научных статей о профессоре Алексее Очкине. Квартиру на Тверском бульваре, 9, он получил в 1924 году, став к тому времени придворным врачом Кремля. За тридцать лет до новоселья пережил много жизненных драм. В сентябре 1905 года он поступил на медицинский факультет Московского университета. В декабре его арестовали как члена боевой дружины социалистов-революционеров и посадили в Таганскую тюрьму.
После освобождения уехал в Германию. Продолжать образование в Европе не стал, восстановился в Московском университете. Начинающим врачом заведовал холерным отделением больницы в Новороссийске. В Москве начал службу в Солдатенковской больнице, построенной на злосчастном Ходынском поле по завещанию широкой души человека Козьмы Солдатенкова, текстильного короля и мецената. Сюда же перешел работать маститый врач Владимир Розанов, организовавший в новой больнице лучшее в городе хирургическое отделение. Очарованный им молодой врач стремился быть таким, как Розанов, преуспевающим хирургом.
Очкин не раз вспоминал, как Розанов, возвращаясь с обхода в приемный покой, увидел лежащего на его ступеньках человека, синего, задыхающегося от острого сужения гортани. Тут же, на лестнице, простым перочинным ножом он сделал без промедления больному трахеотомию и спас ему жизнь. Что не помешало вернувшемуся с того света певчему церковного хора подать на хирурга в мировой суд иск за увечье, лишившее его после операции возможности петь...
Общение с Очкиным многие запоминали навсегда. «Жизнь подобна кактусу, — цитировал врача один из его пациентов, — вся она состоит из колючек. Зато помните: несколько раз, всего несколько раз за жизнь на нем распускается цветок необыкновенной красоты». Другой писал: «Алексей Дмитриевич был хирургом номер один. Высокий, красивый, великолепный, шумный, он, как и некоторые талантливые выходцы из народа, сочетал в себе неизвестно где схваченные барские манеры с беззаветным трудом, был грозен и милостив, ко многому нетерпим, но и понимал и прощал многое, был завзятым англоманом, что на Руси не редкость, а вот на редкость был талантлив и упрям».
После 1917 года оба хирурга не эмигрировали. В любое трудное время, как заметил Сталин, «хорошего врача народ прокормит». Очкин оперировал кроме Солдатенковской больницы в двух госпиталях. На фронте попал в плен к белым. Освободившись, служил в
К тому времени наставник Очкина удачно прооперировал у Сталина запущенный в годы Гражданской войны аппендицит, из-за которого тот чуть не погиб. «Операция была очень тяжелой, — вспоминал Розанов, — помимо удаления аппендицита пришлось сделать широкую резекцию слепой кишки, за исход ручаться было трудно». Под местным наркозом оперировать не удалось из-за боли, пришлось вводить хлороформ, который не все выдерживали. «Ленин утром и вечером, — по воспоминанию Розанова, — звонил ко мне в больницу. И не только справлялся о здоровье Сталина, но и требовал самого тщательного доклада».
Сталин после операции выглядел «худым и бледным как смерть, прозрачным, с отпечатками страшной слабости». Но выздоровел, проникся полным доверием к хирургу. Его выбрали генеральным секретарем ЦК партии большевиков. (Та удачная операция сыграла роковую роль в жизни и Розанова, и Очкина, о чем я сейчас расскажу.)
Кроме Сталина Розанов лечил Ленина, ассистировал приглашенному из Германии хирургу, который извлек в Солдатенковской больнице одну из двух пуль, застрявших в теле Ильича после известного покушения у проходной завода Михельсона. Немецкие консультанты полагали, что пули негативно влияют на участившиеся недомогания, головные боли. Однако Розанов, считал, что такая обширная операция принесет больше вреда, чем пользы. В дискуссии был достигнут компромисс. «Ну, одну-то пулю давайте удалим, — согласился Ленин с русским врачом, предложившим извлечь только пулю под кожей над правой ключицей и оставить в покое другую. — Чтобы ко мне не приставали и чтобы никому не думалось». Позднее Розанов дежурил у постели умиравшего Ленина в Горках.
Оба хирурга служили одновременно и в городской больнице, переименованной в Боткинскую, и в возникшем Лечебно-санитарном управлении Кремля, не догадываясь, что стали заложниками в смертельной схватке между вожаками правящей партии. На их долю выпало оперировать председателя Реввоенсовета и наркома по военным и морским делам Михаила Фрунзе, сменившего на этих постах организатора Красной Армии всесильного Троцкого, терявшего после смерти Ленина высшую власть.
В годы войны командарма Фрунзе преследовали боли и кровотечения, ему поставили диагноз «язвенная болезнь двенадцатиперстной кишки». С постоянными приступами возглавлять Красную Армию прославившийся в боях полководец не мог. Сталин, переживший удачную операцию на желудке и забывший о болях, советовал Фрунзе довериться испытанному хирургу.
Консилиум врачей пришел к заключению, что операция необходима. Существовала реальная опасность прободения язвы. Да и самому наркому надоели мучения, он даже опасался, «как бы не отказали в операции». Естественно, поручили ее Розанову. Он пригласил Очкина в бригаду врачей в качестве анестезиолога.
Фрунзе на операционном столе долго не засыпал. Обезболивающие средства вводили час. Операция длилась 35 минут. Розанов и врачи увидели, что она была необходима. Хирургам показалось, операция прошла удачно. Но в палате по неустановленной причине нарком умер. По одной версии, из-за передозировки хлороформа, по другой — из-за сердечной недостаточности, по третьей — от общего заражения крови.
По Москве поползли слухи: Фрунзе сознательно ввели двойную дозу хлороформа, убийственную для слабого сердца, Фрунзе «зарезали» по настоянию Сталина, желавшего видеть на посту наркома своего друга Клима Ворошилова.
Розанову ассистировали лучшие хирурги Иван Греков и Алексей Мартынов, наркоз давал Алексей Очкин. Подозревать замечательного врача в тягчайшем преступлении диктовала смертельная вражда, которая возникла после смерти Ленина между сторонниками и противниками Сталина.
Бывший помощник Генерального секретаря ЦК партии Борис Бажанов, сумевший уйти из СССР за границу и избежать мести преданного им вождя, писал: «Сталин разделял ощущение, что Фрунзе намерен в будущем сыграть роль русского Бонапарта и поэтому поставил на ключевые должности кадры, вполне подходившие для государственного переворота в случае войны...»
Фрунзе ожидал своего часа. Вот поэтому его Сталин убрал сразу, а остальных из этой группы военных (Тухачевского и прочих) расстрелял в свое время. Бажанов утверждал, что во время операции хитроумно была применена как раз та анестезия, которой Фрунзе не мог вынести. Он умер на операционном столе, а его жена, убежденная в том, что его зарезали, покончила с собой...
Жена Фрунзе действительно совершила самоубийство, осиротевших детей взял в свою семью Ворошилов. Но в отношении Сталина его бывший помощник, как многие современники, заблуждался. Слухи были настолько упорными, что побудили писателя Бориса Пильняка сочинить самоубийственную «Повесть непогашенной луны», где именно так трактуется исход операции.
«Фабула этого рассказа наталкивает на мысль, что поводом к написанию его и материалом послужила смерть М.В.Фрунзе. Лично я Фрунзе почти не знал, едва был знаком с ним, видел его раза два. Действительных подробностей его смерти я не знаю — и они для меня не очень существенны, ибо целью моего рассказа никак не являлся репортаж о смерти наркомвоена. Все это я нахожу необходимым сообщить читателю, чтобы читатель не искал в нем подлинных фактов и живых лиц», — убеждал в предисловии писатель.
Но у тех, кто успел прочитать «Повесть непогашенной луны» до конфискации тиража журнала, где она появилась, не оставалось сомнения: прообразом командарма Гаврилова послужил Фрунзе, а «негорбящимся человеком из дома номер первый», настойчиво убеждавшим его лечь на операцию, являлся несгибаемый Сталин.
Чтобы как-то уменьшить страдания хирурга, впавшего после неудачной операции в депрессию, имя Розанова в 1925 году присвоили хирургическому корпусу Боткинской больницы. Умер он в 1934 году Героем труда, одним из первых награжденных орденом Ленина, до того как придворных врачей стали обвинять в убийствах вождей партии, судить и расстреливать, как это случилось с профессором Плетневым, наблюдавшим Сталина. Профессора Очкина сия чаша миновала. Он, как пишут о нем, славился талантом диагноста и филигранной техникой проведения операций. Но до конца жизни ему суждено было слыть без вины виноватым в смерти Фрунзе.
После пяти лет жизни на Тверском бульваре Очкин переехал на Манежную улицу, 9, где занимали квартиры старшая сестра Ленина Анна и другие самые известные «ответственные работники». Переехал, чтобы быть ближе к пациентам и новой больнице Лечебно-санитарного управления Кремля, которую он организовал с Розановым. Все ее видят на Воздвиженке в двухстах метрах от ворот Кремля.
Себя, хирурга, Очкин представлял кактусом. Трудно сказать, что он подразумевал под редкими цветами, присущими растению. Возможно, впервые выполненные им в мире операции, возможно, признание коллег, присудивших ему без защиты диссертации степень доктора медицинских наук. Умер Очкин в мае 1952 года, когда созрело в недрах Лубянки дело «врачей-убийц», арестованных в сентябре.
По дороге из Кремля на «ближнюю дачу» в машине Сталин поделился тогда с охранником своими подозрениями: «Что делать? Умерли один за другим Жданов, Дмитров, Чойболсан, а ранее — Менжинский, Горький. Не может быть такого, чтобы так внезапно умирали государственные деятели! Видимо, надо заменить старых кремлевских врачей и подобрать молодых... НКВД настаивает на аресте некоторых старых врачей, лечивших Дмитрова, Жданова и других». Не исключено, профессор Очкин умер в 66 лет от страха грядущей расправы, которая нависла не только над кремлевскими врачами-евреями, но и над тесно связанными с ними по долгу службы русскими врачами. В искупление вины перед кремлевским врачом у входа в хирургический корпус Боткинской больницы, где служил много лет профессор, установлен бронзовый бюст Алексея Очкина. Его изваял по поручению правительства известный скульптор из Белоруссии, удостоенный в СССР всех высших наград и званий, Заир Азгур.
Его соавтором выступил московский архитектор Яков Белопольский, начинавший в молодости до войны под крылом творца Дворца Советов. В его бригаде он работал и после войны, когда на Ленинских горах Борис Иофан проектировал высотное здание и корпуса Московского университета. От Белопольского я узнал историю, до сих пор не исследованную до конца. На его глазах люди в погонах госбезопасности изъяли в мастерской Иофана детально разработанный генеральный план и эскизный проект МГУ, утвержденный Сталиным. И передали все материалы архитектору Рудневу.
Иофан настаивал, чтобы главное здание располагалось у бровки Ленинских гор, так оно хорошо обозревалось из Москвы. Но там проходит водовод, его требовалось переложить, замедлить надолго строительство. Куратор проекта Берия с этим не мог согласиться, рискуя не выполнить задание Сталина в обещанный им срок. Поэтому передал проект более покладистому мастеру, который удостоился Сталинской премии, несмотря на то что автором планировки и фасадов зданий МГУ был Иофан и его сотрудники...
Соседом профессора Очкина в доме 9 на Тверском бульваре оказался молодой инженер, член партии с марта 1917 года, будущий сталинский нарком и министр СССР, награжденный пятью орденами Ленина, Семен Гинзбург. Странную забывчивость по отношению к нему проявили «Советская историческая энциклопедия» в 16 томах, «Большой энциклопедический словарь», две давние энциклопедии «Москва» и современная «Московская энциклопедия». Нет там его нигде, хотя фигура эта историческая.
Перед началом Второй мировой войны исключенного из партии «за полную потерю классовой бдительности, отрыв от партийной жизни и за неискренность» и восстановленного в партии со строгим выговором Гинзбурга неожиданно пригласили в Кремль. Сталин сказал ему:
— Мы решили предложить вашу кандидатуру, товарищ Гинзбург, на должность народного комиссара по строительству. Как вы относитесь к такому предложению?
Когда взволнованный таким поворотом дела недавний изгой напомнил об исключении из ВКП(б) и неснятом партийном взыскании, Сталин заметил:
— Вот вы на новом высоком ответственном посту всем и докажите, что это наказание было чересчур строгим и тоже ошибочным.
Что Гинзбург и доказал. Спустя всего неделю после начала войны Сталин предложил ему проследить за демонтажем броневых станов в Ленинграде и Мариуполе, переместить их срочно в глубокий тыл — Магнитку и Нижний Тагил. Задание нарком выполнил. Как все другие — по прокладке за 50 дней под бомбами бензопровода по дну Ладожского озера, по молниеносному строительству новых цехов танковых заводов, домен, автомобильных и авиационных заводов на Урале и в Сибири, недосягаемых для вражеской авиации.
Из 96 лет жизни Гинзбурга на долю Москвы выпало без малого 80 лет. Сын служащего лесной конторы в Белоруссии, как многие молодые евреи, окрыленные революцией, из провинции устремился в Москву. Заведовал отделом Мособлисполкома, служил в армии, окончил МВТУ. Строил сельскохозяйственную выставку в Москве, Центральный аэродром, Центральный телеграф на Тверской, гараж Наркомата почт и телеграфа. В его послужном списке 20 должностей, от секретаря Совета рабочих и крестьянских депутатов города Жиздры до председателя правления Стройбанка СССР. В положении персонального пенсионера союзного значения бывший нарком и министр прожил 26 лет, написал мемуары «О прошлом — для будущего».
Умер великий строитель в мае 1993 года, увидел распад СССР и продажу как пирожков на базаре государственных легендарных заводов, построенных под его началом.
материал: Лев Колодный
