30 октября 2005
Сегодня я принял решение вновь начать вести свой дневник в Интернете. Посетители сайта Владимира Владимировича Шахиджаняна, наверно, помнят мои записки, которые я вел в 1999-2000 годах. Их и сейчас можно найти в архиве.
К сожалению,
На память о тех событиях у меня до сих пор хранится письмо коллег в мою защиту с визой главного редактора. И стишки, написанные журналистами к новогоднему капустнику по поводу всей этой истории:
Один дневник, а сколько маяты.
Дружище Коц, об этом знаешь ты.
Страдать за правду скромный мой удел,
Но вот таких приколов я не ждал и обалдел совсем.
Зачем же в Оренбург?
Уж лучше сразу в милый Петербург.
Пропала свобода, рыдают народы.
Запутавшись в сети, кричу в Интернете:
«Начальство! Волки! Верните в Комсомолку!»
Коц Игорь Александрович тогда заместитель главного редактора. Автор этой эпиграммы Андрей Павлов. Он же переиначил песню «О бедном гусаре замолвите слово»:
О бедном Попове замолвите слово.
Наш хрен не пускает его на этаж.
А сердце Овчарки добрее Коцова.
Зачем же так, Вова? Я ж искренне ваш!
Он в доме у нас не попортит паркета.
Ну разве что тиснет чего в Интернет.
Ах, как без Попова скучает газета!
Страдать без Попова мочей больше нету!
Из степи с приветом не едет наш шкет!
Этаж редакция на жаргоне сотрудников «КП». Овчарка редакционная кличка Елены Александровны Овчаренко, тогда редактора отдела международной жизни. (Не знаю, почему ее так. Наверно, просто из-за фамилии. Она красивая и умная женщина.) Вова имеется в виду главный редактор Владимир Николаевич Сунгоркин. Павлов, очевидно, с ним на ты.
А это пародия Саши Мешкова по мотивам лермонтовского «Убит поэт»:
Услат Попов! Невольник чести!
Уплыл осмеянный толпой!
Он в Оренбурге с жаждой мести
Стучится гордой головой!
Об стол. Нет хуже для поэта!
И не видать ему наград!
Попал он в сети Интернета
Один как прежде и Убрат!
Убрат! К чему теперь рыданья!
Пустых насмешек стройный хор!
И жалкий лепет оправданья!
Редакционный приговор
Свершился. Будто вы не знали!
Не вы ль сперва так злобно гнали
Его свободный, смелый дар?
А сами по ночам читали
Его посланий пылкий жар!
А Суня молча, хладнокровно
Издал приказ момент настал!
Пустое сердце бьется ровно
(Попов и это записал!).
Наш Суня с дальнего Востока
Подобный сотням беглецов
На ловлю счастья и чинов
Заброшен к нам судьбою рока!
Он дерзко презирал
Москвы и наши нравы
Не пощадил Поповской славы
И к славе той приревновал!
Что он в Попове потерял!
Не понял он в тот миг кровавый
Попов услат! Сайт опустел!
Он много нам сказать успел!
Теперь все больше стали спать!
Ведь больше
нечего читать!
Там, в глубине сибирских руд,
Попова скоро издадут!
Суня кличка в редакции главного редактора Владимира Николаевича Сунгоркина.
У самого Мешкова файл с этим произведением не сохранился. Саша очень талантливый человек. Надо бы его «поэму» распечатать и у него автограф взять. Кто знает, может, лет через 200 мои прапрапраправнуки смогут на этом автографе немного подзаработать?
В конце 90-х Шахиджанян настаивал на том, чтобы мы печатали мои дневники в несколько сокращенном виде. Я, к сожалению, не послушался его. Считал, что Интернет то место, где цензура невозможна.
Увы, она возможна. Да еще как! Прошло каких-то пять лет, и Инет стал СМИ да-да, СМИ! не менее мощным, чем телевидение. Сюда сливают компромат, здесь появляются сенсации. Это в том числе и средство влияния на общественное мнение. И здесь стала возможна своя цензура.
Для меня так до сих пор и осталось секретом, что в моих записках в конце прошлого века так взбесило главного редактора «Комсомолки». По одной версии, я вроде как вываливал в Инете редакционную кухню, которой могли воспользоваться конкуренты. Это якобы было время, когда издательские дома воевали друг с другом. По другой версии, руководство «КП» взбесила конкретная запись о моей встрече с Михаилом Фрадковым. Ее можно найти и перечитать. Вот так Михаил Ефимович изменил мою жизнь возможно, из-за него меня и услали в Оренбург. Кто знал, что через 5 лет этот вежливый человек станет премьер-министром? Если б я знал, то больше бы тогда о нем написал.
Удивило меня другое. Сейчас, спустя пять лет, все журналисты «КП» вдруг кинулись вести свои Интернет-дневники с «учетом опыта Попова» (надо полагать, это значит: с включенной самоцензурой). Прошло пять лет, и до редакции дошло то, что нам с Шахиджаняном было ясно в конце прошлого века. Уже тогда ВВШ. говорил, что мои дневники стоит опубликовать. Сейчас дневники журналистов «КП» крутятся на сайте газеты. Кое-кому за эти дневники редакция даже платит! Все рассказывают друг другу, как это круто, кичатся Я рад, что до них дошло. Спустя пять лет. Раздражает другое. Вроде все интеллектуалы, а способны сделать что-либо только потому, что «это модно» и повинуясь стадному чувству. А тексты с включенной самоцензурой неискренние.
Когда я учился, кажется, в шестом классе, у нас пошла мода срывать пионерские галстуки и отдирать нашивки с рукавов школьных костюмов. Это был такой якобы детский протест против пионерской организации, где рулили всегда наглые выскочки, часто внутренне тупые дети, но рано освоившие взрослое искусство подхалимажа и показухи. И я тоже тогда забросил свой галстук и отодрал нашивку. В сущности безобидную, символизирующую тягу к знаниям: раскрытые страницы книги на фоне восходящего солнца. И когда наш классный руководитель, Лялина Вера Емельяновна, спросила почему-то только меня: «Зачем ты это сделал?» я не нашелся, что ей ответить. А лишь промямлил: «Я со всеми. Как все». «Ты что, инкубаторский?» спросила тогда она. И этот вопрос, признаюсь, меня перепахал. Протест против «инкубаторских» «инкубаторскими» же методами смотрелся нелепо и смешно. В сущности, я такой же, как эти руководители пионерских дружин? У меня нет своих мыслей, я не могу сам принять решение? Для меня чужой авторитет все?! Нет, нет! Это-то всегда и бесило меня в советской власти. Я рад, что тогда остановился и подумал.
С тех пор эта фраза «Ты что, инкубаторский?» не покидала меня никогда. Я никогда не аргументировал какие-либо свои поступки тем, что «так поступили все». И никогда не делал что-либо, отдавая дань моде. «Инкубаторство» губительно для человека, особенно того, чья жизнь связана с творчеством. С любым творчеством.
Написал это не для того, чтобы обидеть кого-нибудь. Написал свое отношение к этому. Потому что периодически коллеги спрашивают меня об этом. А мне надоело повторяться.
Что было за эти годы в жизни? Восемь месяцев в Оренбурге. Москва, где опять пришлось начинать все сначала. Нашел свою тему, Вернее, мне ее навязали сверху. Гражданская авиация. Пять лет читал книжки, тусовался на авиационных форумах. Стал отличать шасси от закрылок. Ту-154 престал путать с Ту-134. По силуэту могу сказать, какой передо мной отечественный пассажирский самолет. Пережил несколько авиакатастроф. Да-да, пережил. Не попадал в них. Но пережил. Потому что с летчиками «расшифровывал», «переводил на русский язык» для газеты содержимое «черных ящиков». И выл вместе с родными погибших на могилах экипажей и пассажиров. Написал сценарий для документального фильма. Фильмом недоволен. Но с весны РТР показало его уже раза три. И на этой неделе собирается показать снова.
Женился. Счастлив. Купил в кредит махонькую квартирку, из окна которой видна Останкинская башня. В апреле этого года ушел из «КП». Перепродался немцам. Начал на работе больше думать и писать служебки на любимом мной немецком языке. Опыт работы редактором в Оренбурге пригодился. Осуществил мечту детства завел какаду.
Обо всем этом, я надеюсь, еще напишу. Не раз и подробно.