Если бы Алексей Романов написал лишь две песни, «Кто виноват» и «По дороге разочарований», имя его всё равно вошло бы в историю русского рока. К счастью, основатель «Воскресения» сочинил куда больше — хотя, конечно, не отличается творческой плодовитостью, свойственной многим его коллегам по сцене. Дело, наверное, в том, что один из самых меланхоличных и романтичных русских рок-музыкантов умеет вовремя останавливаться и брать, что называется, не количеством, а качеством. 24 сентября Романову исполняется 66, и в день рождения певца, гитариста и автора песен портал iz.ru попробовал разобраться в его творчестве — и причинах народной любви к нему.
Не торопясь
Собственно говоря, студийная дискография «Воскресения» — четыре альбома; за почти 40 лет существования группы катастрофически мало. Конечно, сам Романов имеет в портфолио и записи с «СВ», одно время серьезно конкурировавшими за первое место на отечественном рок-олимпе, и сольные проекты 1990-х, но все же для широкой публики он остается прежде всего бессменным лидером и отцом-основателем «Воскресения».
Феномен «Воскресения», захватившего сердца уже нескольких поколений слушателей, на самом деле удивителен для нашей сцены. Меланхолические тексты Романова и манерная вычурность Никольского не вполне вписывались ни в скудный рок-ландшафт конца 1970-х, ни в бурные 1980-е, ни в лихую вседозволенность новой России периода первоначального накопления капитала (тогдашнее состояние умов лучше всего было передано на обложке альбома «Рондо» 1994 года «Добро пожаловать в рай» — доллары, золото, пули, нож и нюхающий что-то белое со стола трансвестит).
В песнях «Воскресения» не было ни агрессии, ни позы, ни протеста — только метафизическая тоска по какому-то смутному идеалу; дворовый экзистенциализм, оформленный в довольно изящную музыкальную обертку. Профессионализм и самого Романова, и его много раз менявшихся коллег по группе всегда был, особенно по меркам нашей рок-сцены, запредельным — недаром Андрей Макаревич в своих мемуарах честно признавался, что еще в 1969 году Романов с пианистом и вокалистом Виктором Кистановым «Бродячие облака» «музыкально пели битловские песни — выходило, что называется, один к одному — то, чего «Машина» никогда не могла добиться».
Это, напомним, был юношеский и едва ли не школьный проект — к концу 1970-х годов Романов со своей гитарной техникой и талантом найти правильный аккорд мог легко дать фору мэтрам тогдашней советской эстрады.
Которая, напомним, отнюдь не вся представляла собой песни про такого молодого Ленина и бессмертный подвиг товарища генерального секретаря. Давид Тухманов выпускал пластинки вполне адекватного, западного качества арт-рока, вислоусые белорусы из «Песняров» и «Сябров» умело комбинировали народную мелодику с поп-роковыми аранжировками, Алла Пугачева уже собирала стадионы и стала для всего Союза женщиной, которая поет не так, как другие.
Кроме того, в канун Олимпиады-80 несколько смягчилась и цензура: в СССР выступил Элтон Джон, «Мелодия» начала издавать по лицензии пластинки западных исполнителей (большинство, впрочем, проходило по разряду дефицита; но в крайнем случае с «забугорным» репертуаром можно было ознакомиться в исполнении «Веселых ребят» и группы болгарских товарищей с тогда еще ничего не говорящим названием «ФСБ»), на телевидении появилась программа «Мелодии и ритмы зарубежной эстрады», в которой при определенном везении можно было застать не только Дина Рида с Карелом Готтом, но и Boney M, АВВА или даже, страшно сказать, Сюзи Куаттро.
По дороге разочарований
Но «Воскресение», будучи, с одной стороны, коллективом полуподпольным и потому в еще меньшей мере связанным условностями, а с другой — командой настоящих профессионалов, имело на своей стороне неоспоримый козырь: тексты на понятном языке, исполненные настоящей искренности и честности.
Впоследствии эстеты будут морщить носы по поводу всех этих «бульвары встрепенулись, словно крылья» и «была земля цветущей под ногами всего лишь день назад» — во многом справедливо; большой поэзией это не назовешь. Однако ж рядовой слушатель искал не искусства ради искусства, а понятных, близких слов и образов под понятную и близкую сердцу музыку — и вот именно это Романов и его друзья давали (и продолжают давать) аудитории щедро и без всякой модной нынче иронии.
В этой наивной прямолинейности, наверно, и таится секрет популярности песен Романова — несмотря на меняющиеся музыкальные моды и веяния. Оттолкнувшись от столь же наивного и прямолинейного американского блюза, он сумел создать уникальный — и вот уже почти 40 лет прилежно копируемый поколениями русских музыкантов — симбиоз рок-н-ролльных гармоний с почти романсовой мелодикой, ставший практически архетипом для стиля, получившего в 1990-е название «русского рока».
При этом нельзя не заметить, что «Воскресение» в свое время двигалось, в общем и целом, в одном направлении с западными коллегами — достаточно вспомнить британцев Dire Straits и Криса Ри, на стыке 1970-х и 1980-х убравших стадионный пафос из классического рока и заменивших его на простоту и искренность панка и фолка.
Свою эстетику Романов прекрасно описал в ранней — и, по сути, программной — песне:
«В ворохе песен для каждого случая,
Есть тихая радость и громкая грусть,
Вопли и вздохи, и самая лучшая
Песня не спета еще, ну и пусть.
А если достигну я славы и почестей
А после постигну, что всё суета,
Есть, значит, правда, она в одиночестве,
Вечная правда, а в ней красота».
Ее он и придерживается все эти годы — с неизменно превосходным, пусть и неброским на фоне «рвущих» социальные сети молодых и не очень «хайпожоров» от рока и от эстрады (разница между ними, впрочем, всё менее уловима). Полные залы он собирает по-прежнему, без скандалов и еженедельных упоминаний в масс-медиа. Вероятно, это и есть знак настоящего — долгоиграющего, как старая добрая виниловая пластинка, — признания.
Владислав Крылов
