Жалюзи — это светозащитные устройства, которые состоят из вертикальных или горизонтальных пластин. Несмотря на все разнообразие видов жалюзи, русскому человеку они больше знакомы в качестве «офисных штор», что делает их предметом прозаичным. Однако у слова очень интересная, вовсе не прозаичная история — обратимся к его этимологии и убедимся в этом.
Слово пришло к нам из французского языка: фр. jalousie значит «ревность» — то же, что и хорошо знакомое нам английское jealousy.
Считается, что своей историей это слово обязано древним традициям: в африканских странах, которые были колониями Франции, имели широкое распространение особые ставни, которые могли пропускать свет и воздух, но скрывать от глаз прохожих женщин в гареме — жен богатых и ревнивых мусульман.
С ревностью все понятно, но как быть с ударением и чем объяснить желание носителей русского языка изменять жалюзи по падежам и ставить ударение то на первый, то на последний слог?
Во-первых, важно понимать, что заимствованные слова всегда переживают адаптацию в новых условиях, «на новой родине». Этот процесс нельзя считать ошибкой. Если 10 лет назад слово интернет было именем собственным, несклоняемым Internet, то сегодня интернет — нарицательное существительное, изменяющееся по падежам. Слово освоилось — теперь оно встроено в систему как «наше».
Не имеет значения, каково происхождение слова — языковая система будет «обтачивать» его. Таковы закономерности ее существования. Падежная парадигма русского языка будет пытаться склонять слово через носителей языка (а они, разумеется, не производят сложного анализа употребления падежей, а пользуются ими автоматически и постоянно).
Поэтому слово жалюзи, которое в русские падежи не встраивается, будет иногда попадать в них в потоке речи носителей языка: много жалюзей, поехал за жалюзями. Сегодня устойчивая (а потому зафиксированная в словарях) закономерность такова: слово жалюзи неизменяемое. Жалюзей и жалюзями на сегодня — ошибка. (Стоит сказать, что школьный дискурс окончательно испортил это слово и сопроводил его негативными сопутствующими значениями, поэтому точнее будет сказать не ошибка, а сбой в устойчивой закономерности.) Но тенденцию к встраиванию в падежную парадигму слово все же проявляет. Не так ярко, как интернет, потому что слово интернет употребляется нами несравнимо чаще, чем жалюзи. Но это не значит, что слова жалюзей, жалюзями и жалюзях никогда не войдут в норму.
Такая перспектива не только пугает русскоговорящих людей, но и вызывает у них нешуточную агрессию. Но это естественно, поскольку мы со школьной скамьи привыкли делить все, что знаем о языке, на черное и белое, а еще очень не любим, когда привычные, правильные в нашем понимании вещи меняются. На то мы и носители языка, а также носители актуальной языковой нормы. Все это естественно, но не должно мешать нам постигать язык как динамическую систему.
Во-вторых, ударение в слове жалюзи — на последний слог — явно «не наше». Нам (то есть самой языковой системе) так и хочется адаптировать и его тоже, поэтому мы постоянно слышим ударение жа´люзи. Не хочется вновь огорчать воинствующих (зачем-то) защитников строгой литературной нормы, но едва ли есть что-то более естественное, чем возможное смещение ударения в слове жалюзи на первый слог. Если у человека (как у вида) перестанут расти волосы на теле или его рост в ходе эволюции увеличится на 10 сантиметров, генетики и биологи-эволюционисты едва ли продолжат настаивать, что человек все еще волосат, а увеличение роста — это деградация. Наступает время, когда мы должны констатировать: человек полностью утратил волосяной покров, а интернет изменяется по падежам.
Все так же и с языковыми явлениями, вот только у нас есть иллюзия влияния на язык, поскольку для нас это инструментарий: мы им пользуемся, а значит — распоряжаемся (нет); значит, люди «придумывают» нормы, «чтобы было удобно, чтобы понимать друг друга» (нет); значит, если кто-то говорит жа´люзи вместо жалюзи´ — он неуч или демон и портит язык (нет).
Итак, актуальная норма такова: жалюзи — неизменяемое существительное с ударением на последний слог. По крайней мере, пока
Есения Павлоцки
