А у меня сегодня вроде бы вся жизнь впереди, да?
Какая и зачем?
Когда Серёжа 35 лет назад понял, что не хочет жить без меня, он писал мне письма. Отсылать их было некуда. Перед этим был коротенький - даже не роман, а счастливое, беззаботное времяпрепровождение. Недели эдак на три. В пустой Москве, которая в ожидании бесславной Олимпиады-80, зачистилась от диссидентов, алкашей, а заодно от неорганизованных приезжих из других городов. Очереди исчезли, хотя в магазины "выбросили" (был такой термин) роскошные диковины - баночное пиво и красивенькую разовую посуду импортного изготовления. Это был бесподобный антураж к нашему эротическому приключению.
А потом я уехала ненадолго из Москвы, он не поинтересовался куда и, попрощавшись у вокзала, ушел домой и лег спать. А проснулся в ужасе от того, что вообразил: вернувшись, я уже не покажу носа у него, а моего московского адреса он тоже не спросил.
Он писал и складывал эти письма и не знал, прочту ли я их когда-нибудь. Писал что, возможно, его любовь когда-нибудь закончится, и я скажу: ну, вот видишь, ты излечился. Да, излечился. Но зачем? Все равно без меня он больше не сможет быть самим собою.
А я и не собиралась исчезать. И в день моего возвращения мы встретились в сквере у Политехнического музея. Он говорил мне слова и мысли, а я не могла поверить ушам, поскольку сильно переоценивала его холостяцкую ветреность. И чтобы быть уверенной, что ничего не домысливаю, уточнила: ты что это, предложение что ли делаешь? Он воскликнул, что я грубо вторглась в его выношенные речи, не дав вылить все чувства. И рукой махнул: ну да, я делаю тебе предложение. Только ты родителям прямо сейчас не говори, скажем через месяц, а то они подумают, что мы легкомысленные.
И мы поженились.
Жили мы долго и счастливо, но умереть в один день не получилось.
Ну вот, теперь у меня впереди вся моя оставшаяся жизнь без него. И надо понять, смогу ли я быть самой собою.
А пока что - рожки да ножки...
