Борьба с оскорблением лиц по национальному признаку идёт сразу на нескольких фронтах — в России действует закон о противодействии экстремизму, а недавно социальная сеть Facebook заблокировала пост со стихотворением Пушкина, содержащим слово «хохол».
Facebook начал активно блокировать аккаунты пользователей, употребляющих в сетевом пространстве слово «хохол».
Аккаунт журналиста Максима Кононенко заблокировали за публикацию стихотворения Александра Сергеевича Пушкина «Моя родословная», содержащее это слово:
Не торговал мой дед блинами,
Не ваксил царских сапогов,
Не пел с придворными дьячками,
В князья не прыгал из хохлов.
В России действует закон «О противодействии экстремистской деятельности», запрещающий, в числе прочего, возбуждать социальную, расовую, национальную или религиозную рознь, пропагандировать исключительность, превосходство или неполноценность человека по признаку его социальной, расовой, национальной, религиозной или языковой принадлежности.
Какие еще произведения русской литературы оказались бы под запретом, приди кому-нибудь в голову применить к ним закон «О противодействии экстремистской деятельности»?
Больше всего, пожалуй, досталось бы Фёдору Михайловичу Достоевскому — автору самых нетолерантных слов, заявившему: «Хозяин земли русской есть один лишь русский. Так было и всегда будет». Вот так радикально. Живи писатель в наше время, одной критикой он вряд ли бы отделался. Вообще в русской литературе на протяжении веков, оказывается, процветали экстремистские настроения во всём их разнообразии.
Фёдор Достоевский. Фото: Commons.wikimedia.org
Николаю Васильевичу Гоголю, например, пришлось бы давать объяснения за такой абзац в «Тарасе Бульбе»: «— Перевешать всю жидову! — раздалось из толпы. — Пусть же не шьют из поповских риз юбок своим жидовкам! Пусть же не ставят значков на святых пасхах! Перетопить их всех, поганцев, в Днепре! Слова эти, произнесённые кем-то из толпы, пролетели молнией по всем головам, и толпа ринулась на предместье с желанием перерезать всех жидов».
Николай Гоголь. Фото: Commons.wikimedia.org
Александр Сергеевич Пушкин также не удержался в стороне от этого. Так, в стихотворении «Чёрная шаль» встречаем такие слова:
Однажды я созвал весёлых гостей;
Ко мне постучался презренный еврей;
Пётр Кончаловский. «Пушкин в Михайловском». Фото: репродукция
А вот у Маяковского уже не просто антисемитский настрой, а то, что назвали бы «публичным заведомо ложным обвинением лица, занимающего государственную должность Российской Федерации»:
Россию
жиды
продают жидам,
и кадровое
офицерство
уже под жидами!
Владимир Маяковский. Фото: www.russianlook.com
Национализм по отношению к кавказским народам был естественным следствием затяжных и кровопролитных войн на Кавказе. И все писатели, бывавшие в тех краях, проникались атмосферой противостояния. Оно попало даже в пушкинскую «Сказку о мёртвой царевне и о семи богатырях»:
Братья дружною толпою
Выезжают погулять,
Серых уток пострелять,
Руку правую потешить ,
Сорочина в поле спешить ,
Иль башку с широких плеч
У татарина отсечь,
Или вытравить из леса
Пятигорского черкеса.
Абсолютным рекордсменом по неприязни к народам гор можно считать Михаила Юрьевича Лермонтова.
Так, в «Герое нашего времени» от Максима Максимыча можно услышать много резких слов о народах Кавказа. Например, об осетинах:
«Преглупый народ! — отвечал он. — Поверите ли? ничего не умеют, не способны ни к какому образованию! Уж по крайней мере наши кабардинцы или чеченцы хотя разбойники, голыши, зато отчаянные башки, а у этих и к оружию никакой охоты нет: порядочного кинжала ни на одном не увидишь!».
Или: «Уж татары по мне лучше: те хоть непьющие...».
Оттуда же: «Побойся Бога. Ведь ты не чеченец окаянный, а честный христианин».
Реже, но встречаются упоминания о европейских народах. Так, Николай Гумилёв — не только известный поэт, но и бывалый путешественник — в стихотворении «Абиссинские песни» приходит к такому выводу:
Носороги топчут наше дурро,
Обезьяны обрывают смоквы.
Хуже обезьян и носорогов
Белые бродяги итальянцы.
Николай Гумилёв. Фото: Commons.wikimedia.org
Ивану Сергеевичу Тургеневу пришлось бы объяснять, чем его герою не угодили немцы. Герой книги «Отцы и дети» напрямую заявляет: «Я немцев, грешный человек, не жалую. О русских немцах я уже не упоминаю: известно, что это за птицы. Но и немецкие немцы мне не по нутру...»
Иван Тургенев. Фрагмент картины Ильи Репина 1874 г. Фото: Public Domain
В стихотворении «Клеветникам России» Пушкин с явным вызовом обращается к французским депутатам и журналистам:
Так высылайте ж к нам, витии,
Своих озлобленных сынов:
Есть место им в полях России,
Среди нечуждых им гробов.
Владимир Маяковский в своём «Париже» неожиданно называет город любви «местом гниения», Парижем «франтих и дур» и «бульварных ротозеев», а завершает вообще шокирующим призывом:
Решайтесь, башня, —
нынче же вставайте все,
разворотив Париж с верхушки и до низу!
Но ещё более шокирующим может показаться экстремистский настрой писателей против самой России! УАлександра Блока в поэме «Двенадцать» встречаем:
Товарищ, винтовку держи, не трусь!
Пальнем-ка пулей в Святую Русь —
Александр Блок. Фото: Commons.wikimedia.org
Но сильнее всего звучат слова из «Хаджи Мурата» Льва Николаевича Толстого: «О ненависти к русским никто и не говорил. Чувство, которое испытывали все чеченцы от мала до велика, было сильнее ненависти». Разве размышление о «чувстве отвращения и презрения к русским» не экстремистский материал?
Лев Толстой в своём рабочем кабинете. Фото: РИА Новости
Ещё одна проблема — оскорбление чувств верующих в русской литературе. Вышеупомянутый Фёдор Михайлович Достоевский пишет в романе «Бесы»: «Русский бог уже спасовал пред "дешевкой"».
А Сергей Есенин продолжает:
Я не из тех, кто признаёт попов,
Кто безотчётно верит в Бога,
Кто лоб свой расшибить готов,
Молясь у каждого церковного порога.
Я не люблю религию раба,
Покорного от века и до века,
И вера у меня в чудесные слова —
Я верю в знание и силу Человека.
И скольких ещё произведений мы могли бы лишиться, рассуждая подобным образом! Из запрещённых книг получилась бы библиотека внушительных размеров. Вот что происходит, если вырывать отдельные фразы из текста и придавать словам писателей посторонние, абсолютно чуждые классическому произведению смыслы.
