Дожила до понедельника

Ирина Печерникова

Никакого дождя не было, но я вышла гулять в ботиках, потому что новые ботинки предназначались только к первому сентября. Все дети во дворе спрашивали, а почему ты в ботиках? И я сказала, что на землю летит комета c хвостом, и она убьет электричеством всех, у кого нет резиновой подошвы… Через мгновенье во дворе остались только три мальчика, которым не было дела до моих ботиков. А шестилетней девочке было дело и до новых ботинок и до ботиков. Зато через час все остальные гуляли в ботиках и калошах. А дело в том, что в нашей огромной коммуналке жили, в основном, физики, как мама и папа. С тех пор я знаю, что иногда важнее ботики с хвостом, чем новые ботинки.

***

Наверное, не стоило участвовать в этом ток-шоу на телевидении. Мне не надо, а им надо было, как всегда, про Володю Высоцкого и про Олега Даля, про Тихонова и Смоктуновского. Но это мне так сказали, а оказалось, я нужна как легенда советского кино, а вернее как свадебный генерал, а я готовилась и очень хотела сказать о них самое главное и вообще не очень объяснимое. Мне казалось, что это интересно и важно для их передачи «дружил мужчина с женщиной». И, естественно, меня спросили именно о них, но оказалось, что время и прямой эфир важнее и меня перебили, а жаль — я бы уложилась минуты в три — пять, а передача длилась часа полтора. Ну, конечно, реклама и рейтинг, а я как всегда не про то. Попала не в то место и не в то время. И мне захотелось написать о людях, которыми я восхищаюсь. Чтобы больше не спрашивали. Тем более что восхищаться становится смешным раритетом все более и более, а этих людей мне жизнь подарила удивительно щедро. Я хочу написать о тех, кто всю свою жизнь, талант, сердце, доброту, мудрость отдавали нам, которые даже не понимали этого.

***

Владимир Высоцкий. Мы встретились, когда я окончила студию МХАТ и начала работать в театре у Эфроса. Неожиданно старшие друзья по студии позвали меня участвовать в создании нового театра под руководством Геннадия Яловича. Мхатовцы — люди удивительные, они обладают способностью всегда создавать свой театр. Ставили пьесу Жоры Епифанцева. Репетировали в клубе КГБ после окончания спектаклей, часов с одиннадцати вечера, и до закрытия метро. Я участвовала в основном вприглядку, как сын полка. Звали, чтобы просто сидела рядом. Это было интересно, если б не Высоцкий. Он все время меня задевал, острил, как ему казалось, а по мне так говорил гадости. Короче я его возненавидела. А однажды пришла с опозданием и услышала, как кто-то поет потрясающую песню: «Парус порвали парус…», — но все сгрудились вокруг этого «паруса» и с моим ростом я решила не рисковать и просто подползти. «Парус» пел мой «ненавистный» и я, наверное, в состоянии шока изрекла:

— Надо же, такой противный и такую песню…

Потом мы встретились через несколько лет. Я уже вышла замуж, пожила в Польше, в Швеции, в Лондоне. И в лабиринтах Мосфильма мы столкнулись одинаково одетые — в голубую расклешенную джинсу, как двойняшки. Володя спросил:

— Ты откуда?

— Из Стокгольма.

— А я из Парижа.

Мы расхохотались.

— Давай покурим, поговорим.

— Давай.

Закурили, и тут случился конфуз. Я как вежливая девушка спросила:

— Володя, а после той удивительной песни «Парус» вы еще что-нибудь написали?

У него глаза стали как из мультиков — шарики на проволочках, но он тоже очень вежливо уточнил:

— А ты откуда свалилась?

С этого все началось. Я не знала, что Володя — это Высоцкий, которого любит и знает вся страна, и что у него именно сейчас произошел стоп в сочинении текста для пластинки «Алиса в стане чудес». Он спросил, есть ли у меня время, и повез к себе домой в Матвеевское. Поставил мне стул, дал стакан воды, взял гитару и стал петь. Пел часа два, а может, три, и потом я столько же молчала. Затем мы поехали к нему на спектакль — «Гамлет» — это моя любимая пьеса, в моих заграничных плаваньях я умудрилась увидеть почти всех лучших Гамлетов Европы. Потом мы поехали знакомиться с моими родителями. Вот тут-то и началась «страна чудес». Мама была самым молчаливым и сдержанным человеком на свете, а папа — строгим, но вдруг я вижу, что мама смеется до слез, а папа плачет. Оказывается, я успела проболтаться, что мама — доктор наук и у нее всех вывозят на картошку, а про папу не помню, что сказала, но Володя их обаял и завоевал. Короче, когда я вошла в комнату, они его уже очень любили и, в результате, на ночь глядя, позволили поехать к нему домой, так как я могу ему помочь с «Алисой». Это была фантастическая ночь. Мы с нашим общим другом Севой Абдуловым ели всякие вкусности, пили «Хванчкару» — Володя тогда снимался на Кавказе в Гаграх, слушали Вивальди, танцевали менуэт, читали стихи, что-то изображали, а иногда врывался Володя с хриплым воплем: «Получилось», — и читал строчку или строфу. Но спать ни капельки не хотелось. И это чудо продолжалось пару месяцев. Я по несколько раз ходила на Володины спектакли, а он часто приходил к нам домой. И каждый раз пел, по персональной маминой просьбе — «Картошку».

Однажды он принес папе подарок — свою первую маленькую пластинку с военными песнями. Папа опять заплакал. И, наверное, чтобы развеселить его, Володя сказал:

— Виктор Федорович, я сейчас поставлю одну из песен, интересно, узнаете ли вы строчки, которые оказались неожиданно про ваше чадо?

И поставил «Он не вернулся из боя». Песня очень грустная, но папа расхохотался, потому что угадал: «… он с рассветом вставал, он не в такт подпевал, он всегда говорил про другое…».

Однажды Володя пришел и спросил папу:

— Можно ли забрать ваше чадо на трое суток? Верну в целости и сохранности.

Потом мы куда-то ехали на машине, и Володя все время говорил, что было очень непривычно. Но я узнала Внуково. Подумала, что мы кого-то встречаем, а Володя все говорил и говорил. Потом мы куда-то летели, и Володя продолжал говорить. А потом была жуткая воздушная яма, я поняла, что это — конец, и спросила:

— Володя, а куда мы летим?

Ответа я не получила. Он хохотал до конца рейса. А потом спросил:

— Почему ты в течение четырех часов не задавала этот вопрос, и спросила только в конце полета?

— Мне показалось, что мы падаем, захотелось узнать куда.

Оказалось, что Володя привез меня в Гагры, где у него проходили съемки. Поселил в очень милом домике и уехал, сказав, чтобы я ни в коем случае не выходила к морю одна. Конечно, я тут же отправилась на море. А на следующий день он взял меня на съемочную площадку. Это была сцена дуэли из фильма «Плохой хороший человек». Я была в восторге, потому что там участвовал мой любимый актер — Олег Даль. А после съемки подъехала «Волга», и мы помчались в Сухуми, где у Володи состоялся концерт в очередном НИИ. Народу было тысячи. Меня посадили в центральном проходе, передо мной никто не сидел, мне было все видно, но и меня все видели. И самые смешные песни Володя пел мне. На меня оглядывались, я краснела, хотела убежать.

Он был очень щедрый. Весь этот вояж устроил для того, чтобы я увидела живьем его концерт. И не только. Потом мы поехали на корабль, капитан которого Гарагуля — его большой друг, и Володя посвятил ему несколько песен. Всю ночь мы провели на корабле, а утром улетели в Москву. Это сказка, и у каждой сказки есть конец. Закончилась работа над «Алисой», должна была прилететь Марина Влади, и Володя вдруг решил изменить наши отношения.

— А ты любишь Марину? — спросила  я.

— Конечно — ответил он.

— Тогда зачем?

Володю это жутко разозлило. В первый раз я увидела его таким. Он все время вел себя со мной, как фокусник со шляпой и кроликом. А тут наше Зазеркалье разлетелось на мелкие стеклышки. И я ушла. Но в 1975 (76) году судьба свела нас в фильме Александра Митты «Сказ про то, как царь Петр арапа женил». Вообще, я знала, что они дружны, но эпизод был настолько интересный. Это предыстория фильма: Франция, Ганнибал и пустая, но первая красавица Парижа. Роман, черный ребенок, дуэль, смерть и высылка Ганнибала в Россию. Минуты три экранного времени, но должно получиться очень смешно, и снято, как в немом кино. Для меня сшили такие шикарные костюмы, что их можно было поставить в музей искусств, а с меня взяли слово, что до съемок я должна держаться как спортсменка — ни грамма лишнего веса. Вес я сохранила, зато на съемках другого фильма сломала ногу. Стали искать мне замену, но почему-то не нашли. Наверное, мои костюмы, как Золушкин башмачок, ни на кого не налезали. Ко мне приехал режиссер Митта и спросил, смогу ли я сниматься в гипсе. Я ответила, что смогу, но ведь по сценарию мы все время бегаем по лестницам навстречу друг другу и кидаемся в страстные объятия.

— Ничего, Владимиру Семеновичу придется бегать по лестницам с тобой на руках.

Не знаю, слышал ли он о нашем разрыве. И вот Володя бегал со мной на руках, но в объятия я кидалась, мужественно стоя на одной ноге. При этом мы не разговаривали. А потом состоялась сцена бурной любви в постели, где между нами метров пять газового пеньюара и моя гипсовая нога. Володя коричневого цвета, а я белого с розовыми щечками «а ля Помпадур». Мы запороли шесть дублей, после чего режиссер схватился за голову и заорал:

— Вы что с ума сошли, у меня же «Кодак»!

Достать такую пленку для съемок тогда было равносильно чуду, причем очень дорогому. И мы сыграли. Режиссер произнес заветное слово «стоп», мы мгновенно отпрыгнули друг от друга, а вся группа легла от смеха. Мы походили на двух мартышек: у меня черный нос, подбородок и щеки, а у Володи все то же самое, но наоборот. Даже когда нам дали зеркало, и мы расхохотались, все равно не помирились, а очень жаль. Глупо, ведь теперь это невозможно. Даже не глупо, а безумно больно.

Еще раз я увидела Володю много лет спустя. Я уже вышла замуж за Борю Галкина. Мы шли с ленинградской «Стрелы», увидели Татьяну Ивановну Пельтцер и сказали, что побежим, займем очередь на такси. И вдруг на стоянку ее привел Володя с каким-то приятелем. Я что-то сказала и вместо ответа получила от него заряд ярости. Неделю потом болела. Не простил меня Володя.

***

Сейчас позвонили: умерла Лиза Даль. Лиза, я собиралась к тебе несколько лет и сказала, что плохая не приду, пока не справлюсь со своим горем. Вот и пришла… Через три года, как не стало Олега, ты позвонила мне, зная, что я не была на прощании с Олегом, и сказала: «Ира, я все понимаю и очень жду, и не я одна». Если бы ты знала, сколько раз я приходила к вашему дому с цветами и уходила. А после твоего звонка с радостью напекла пирогов, и мы сидели до двух часов ночи — ты и две мамы. Хотя я знаю, что ты жаворонок и тебе в десять вечера уже хочется спать. Это был удивительный вечер. И Олег был с нами. А теперь я не успела. Лиза. Олег. Олег. Лиза. Ты даже не знаешь, когда я вас увидела впервые. Это случилось в Гаграх, куда меня привез Володя Высоцкий на съемки. Вы шли, взявшись за руки, и никого не видели, просто гуляли. Нас тогда не познакомили…

Целый день не могла начать писать, все придумывала какие-то дела — в деревне их всегда достаточно, а когда решилась — погас свет. Пишу при свече. Может, свет погас на всем холме, а может, опять только я невезучая. Спросить не у кого. В трех домах кроме моего никого нет, а вокруг такой туман, что ничего не видно. А может и к лучшему. Может, без свечи и не начала бы…

Олег Даль… даль… даль… Он так и остался для меня загадочной далью — мой любимый актер.

Через два года после встречи в Гаграх мне предложили сниматься в фильме «Вариант „Омега“». Сказали, что надо сыграть в маленьком эпизоде жену главного героя, партнер — Олег Даль. Я, конечно, согласилась. Хотя там даже роли нет, весь смысл в том, что наш разведчик видит фотографию жены с сыном в витрине фотоателье, в Германии, и это знак для него от связного. В общем, сначала я нужна была как фотография. Потом еще одну сцену дописали.

Но я опять видела Лизу и Олега, державшихся за руки, и вмешаться в это их пространство, даже с желанием общаться и дружить не смогла. Им не до меня. Они в своем. Я чувствовала, что Лизе было трудно, и чем трудней, тем она сильнее его любила, боролась и любила. Она была для него всем: ангелом, женой, сестрой, любовницей. Непонятный, худющий, странный, чем-то похожий на меня. У меня есть фотографии, где мы так похожи, что я даже у мамы с папой выспрашивала, может, он какой-то неизвестный брат?

Потом прошло два года, и мой любимый режиссер Анатолий Эфрос пригласил меня на роль княжны Мэри в телеспектакль «Страницы из журнала Печорина», где Печорина играл Олег Даль. И только здесь что-то произошло. «Вариант «Омега» сработал. Я сразу почувствовала, что должна быть» на стреме«, оказавшись между двух огней. Эфрос сказал:

— Ничего не играйте, будьте послушны, вот тут она опустила ресницы, тут посмотрела в пространство, тут смутилась, здесь испуганные глаза. Хорошо?

— Хорошо.

В моей сцене с Олегом мне показалось, что ему велика фуражка, она у него буквально на ушах сидела, и у него еще вырвалось: «Неужели нельзя было сделать нормально?». Я почувствовала, что его это раздражает. Он уж настолько в материале был, что дальше некуда, но когда мы встречались глазами, я видела чертики в его зрачках. От него можно было ожидать чего угодно. И у меня внутри все менялось. Как будто ждешь подвоха — он всегда был непредсказуем. Я делала так, как просил Эфрос: опускала реснички, выгибала шейку, но из-под ресниц следила за Олегом — не покидало ощущение, что он сейчас все взорвет, и я не буду знать, что делать. Может быть, поэтому моя княжна получилась все-таки живая.

С ним всегда было интересно, даже когда он сидел в перерыве съемки, а это могло быть и три-четыре часа, и не разговаривал, думал про свое, мне все равно было интересно. Я постоянно за ним подглядывала. Иногда что-то вякала, не говорила, потому что придумать тему с Олегом невозможно, а именно вякала: «Бе-бе-бе», — мимо. Потом опять: «Бе-бе-бе», — мимо. Пару раз получила от него вежливый короткий ответ и больше не нарывалась. Просто сидела рядом и молчала. Мы ВМЕСТЕ мол-ча-ли.

Я все думаю, почему он меня приблизил, допустил к себе? Он никогда не говорил про мои работы, даже не знаю, видел ли он меня где-нибудь как актрису. Но он сказал: дальше мы будем все делать вместе. И Лиза была при этом. Или он ей потом пересказал. Почему? Может, потому, что я научилась молчать? А может, потому, что бывают же электрические разряды, после которых два человека понимают, что настроены на одну волну.

Прошло еще два года, и мы оказались вместе в трехсерийной картине. Я бы не хотела называть этот фильм. До сих пор неловко. Зачем я туда вляпалась? Я ни за что не согласилась бы, но требовались деньги, в театре вроде как пусто, только обещания, мой муж Боря Галкин никак не может защитить режиссерский диплом, а надо на что-то снимать квартиру.