Сегодня — еще несколько строк из стихотворения Александра Сергеевича Пушкина «Элегия», написанного им в семнадцать лет:
А вы, друзья, когда лишенный сил,
Едва дыша в болезненном бореньи,
Скажу я вам: «О други, я любил!..»
Прервем течение стиха чуть ли не на полуслове, остановимся; задумаемся.
Представим себе человека, жизнь которого кончается. Пушкин в молодости часто писал о смерти, но не потому, что боялся ее, а потому, что постоянно думал о ценности своей жизни, о том, что успел он сделать. Он словно подводил итог каждый день — но не за день, а за жизнь. И что же он видит итогом целой жизни?
О други, я любил!..
И это все? А где же великие свершения, где всенародная слава, где труды, открытия, сочинения?
Все не важно по сравнению с главным человеческим делом и подвигом:
О други, я любил!..
Потому что любовь одного человека к другому, если это только действительно любовь, — это не только личное дело двух, нет!
Любовь каждого из нас вплетается в общий поток любви, который незримо омывает землю, род людской, человечество. Это колыбель, в которой взрастает человечество, это воздух, которым мы все дышим. Если люди нравственно погибают, то лишь по одной причине — они задыхаются, они увядают без любви.
Нельзя сказать, что любовь к людям — наш долг. Слова любовь и долг несовместимы, они в разных плоскостях. Но человек, который никого из близких не любит, живет как бы впустую — он не поддерживает то общее стремление любви, о котором мы говорим, он, можно сказать, все-таки не исполняет самый главный долг перед жизнью. А в чем он состоит? Теперь и вы ответите:
О други, я любил!..
