Вечером Леднев и Мэри ужинали в гостиничном ресторане. Готовили здесь на удивление хорошо. Но у американки была своя система питания. Она вынула из сумки большой помидор и крохотные электронные весы. Взвесила овощ, протерла салфеткой и начала есть, отрезая кусочек за кусочком. Потом подозвала метрдотеля и заказала себе на каждый вечер отварные куриные гребешки.
Женщине-метрдотелю было любопытно узнать, какой толк от этих гребешков.
- Я не обязана объяснять, - сердито сказала Ледневу Мэри.
- Тогда тебе не будут готовить, - сказал Михаил.
- Это косметическое средство.
- Ты будешь их есть или натирать ими лицо?
- Конечно, есть, - в сердцах сказала Мэри.
«Не помогут тебе никакие гребешки, - думал Леднев, поглядывая на американку. – Ну, подтянется у тебя кожа. А глаза не станут теплее. У тебя ж глаза снайпера».
- Ты почувствовал, как пахнут эти женщины? – спросила Мэри.
Михаилу опять стало обидно за зэчек.
- Что едим, тем и пахнем.
- Почему им не разрешают пользоваться косметикой? – спросила американка. - Одежда для женщины – часть ее красоты. Женщина считает себя красивой, если хорошо одета.
Леднев промолчал, у него не было возражений.
- Заключенные нас тоже сейчас обсуждают, - не унималась американка. – Представляю, о чем они говорят. Обмениваются впечатлениями о тебе. Две уже напросились на свидание. Одна – с риском для жизни.
- Думаю, тебе они тоже перемоют косточки, - огрызнулся Михаил. - Завтра я отвезу тебя в колонию и ненадолго отлучусь. Часа на два.
Американка перестала жевать. Ее тонкие брови полезли вверх.
- Майк, мы так не договаривались. – Мэри помолчала, что-то соображая, и спросила. – Может быть, тебе нужен аванс?
Леднев покраснел.
- Мне не нужен аванс. Я вообще не возьму с тебя ни цента.
- Загадочной должна быть женщина, но не мужчина, - сказала Мэри.
Леднев усмехнулся.
- Ты не читала Лермонтова. Ты вообще читала кого-нибудь из русских писателей?
Американка наморщила лоб. Ей хотелось назвать Достоевского. Но она его не читала и вообще боялась попасть впросак. Поэтому она на всякий случай пропустила вопрос мимо ушей, закурила «Мальборо», глубоко затянулась и сказала, выдыхая струю дыма:
- А ты заметил, у Ставской с начальником колонии что-то есть. Но не только с ней. Эта Каткова – заключенная, а он - тюремщик. Как он может?
- С чего ты взяла? – насторожился Михаил.
Американка ядовито усмехнулась:
- У вас, по-моему, законы, нормы и правила нарушают все. Такой народ.
Опять она сует свой нос, куда не следует! Сама не может вести себя в чужом доме прилично. Леднев едва сдерживал возмущение.
