Ставская, Брысина, Леднев и Мэри входят в деревенский дом. За столом – пьяные ВАРВАРА и ее муж СТЕПАН поют «По диким степям Забайкалья». Песня обрывается. Появление Брысиной производит эффект разорвавшейся бомбы.
СТЕПАН. Валька… Лопни мои глаза – Валька!
ВАРВАРА. Мать честная! Отпустили! Неужто насовсем?
БРЫСИНА. А ты, небось, думала, все теперь тебе достанется?
ВАРВАРА. Господь с тобой! Мы только что со Степкой говорили: заколотим двери и окна, и пусть ...
БРЫСИНА. Песни тут распеваете... Рано обрадовались.
ВАРВАРА. Ну, чего ты развыступалась? Психи тут устраиваешь... Людей бы, ей-богу, постеснялась… Села бы сначала, выпила за упокой души матери. Сколько горя ты ей доставила!
Брысина с надеждой смотрит на Ставскую, та отрицательно качает головой.
БРЫСИНА. Не пью я.
СТЕПАН (хохотнув). Хорош звездеть-то, не пьет она… Варьк, тащи тарелки-рюмки, угощать будем, всё чин-чинарём. Проходите, гости дорогие, садитесь.
ВАРВАРА. А кто это с тобой?
БРЫСИНА (Ставской, Ледневу и Мэри). Это тетка моя, Варвара, и ее муж Степан. Это Тамара Борисовна, воспитка моя… Это Михаил, журналист с Москвы… А это Мэри, аж с Нью-Йорка.
СТЕПАН (впечатлен). Вэлкам ту Раша, Мэри. Сит даун, плиз.
МЭРИ. Сэнк’ю, сэр…
ВАРВАРА (хлопоча у стола). Вальк, так тебя насовсем отпустили, или как?
БРЫСИНА. Завтра вечером – обратно.
СТЕПАН (разливая по рюмкам водку). Озвездеть, какой нонче гуманизм!
БРЫСИНА. А чего так поздно телеграмму дали? Я бы к похоронам успела.
СТЕПАН. Телеграмму надо было заверить. Врача не было, фельдшер на охоте. Пока отстрелялся… И потом, кто же знал, что тебя на побывку отпустят? Чудеса… (поднимает стакан) Ну, давайте помянем рабу божью Зинаиду, пусть земля ей, значит, пухом! Не чокаясь…
Мэри и Леднев выпивают.
СТЕПАН (Ставской). А вам, извиняюсь, тоже не положено на грудь брать при исполнении?
СТАВСКОЙ. Именно так.
СТЕПАН. А вот Мэри поддержала компанию. Это по-нашему. Вы закусывайте, закусывайте, гости дорогие... Валюха, пить тебе нельзя, так ты поешь хотя бы, колбаска вон, сало бери…
БРЫСИНА. Маманя тяжко помирала?
СТЕПАН. Как сказать… Неделю без сознания лежала, стонала только и бредила.
БРЫСИНА. А до того?
ВАРВАРА. А до того, тебя вспоминала. Не всегда добрым словом…
БРЫСИНА (Ледневу). Вы вот с другими беседуете, выясняете кто и как устроился на казенную пайку. А меня не хотите спросить? Выпейте еще, чтоб легче было слушать. (Леднев выпивает рюмку) Отчима своего, папу Сашу, я грохнула и отрезала ему все его хозяйство. Что было, то было. Так ведь не на ровном месте. Он же, урод, начал приставать, когда мне еще девяти лет не было. И каждый раз не просто лез, а с ножиком. Щупал, гладил, тискал, а я лежала, как деревянная, и думала: ну, погоди, тварь, погоди! И так продолжалось почти десять лет! Ему хватало, что он меня просто тискал…
ЛЕДНЕВ. Мать-то куда смотрела?
БРЫСИНА. Она телятница, доярка была. Спозаранку – на ферму, вечером – снова туда. А я целый день дома, с папой Сашей. Он надомник был, веники делал. Я не говорила мамке, боялась. Потом она сама догадалась. Но толку… Она рада была, что хоть такому уроду нужна. Да и квасили мы, меня с малолетства к стакану приучили. Стала ограничивать себя, только когда Толик, жених мой, из армии пришел. Мне тогда еще восемнадцати не было. Решили свадьбу сыграть. Папа Саша с Толиком кабанчика закололи, мать потрошков пожарила. Выпили, и отчим вдруг давай открывать Толику на меня глаза. Мол, я такая - сякая, пока он служил, я полдеревни обслужила. Плел, короче, по пьяни че попало. Подрались они, и Толик ушел. А отчим стал приставать ко мне прямо при мамке. Повалил, начал одёжку на мне рвать, грудь ножиком порезал. И тут я просто озверела. Схватила полено и – по башке ему. Потом еще, еще… Мамка в крик… А я отрезала ему причиндалы и ору: «Хотел меня поиметь? Вот! Теперь попробуй!» Потом врачи сказали, что у меня было это… забыла, как называется… ну, типа временное ку-ку. Всю вину тогда на себя мамка взяла, но в прокуратуре ей не поверили. Следователь нашел гипнотизера. И я рассказала во сне все, как было.
А Толик после того, как меня посадили, нарочно за хулиганку загремел. На суде попросил, чтобы ему дали, как и мне, пять лет, хотя прокурор просил для него трешку… Чтобы, значит, в одно время выйти… Такой вот дурень… (плачет) Мамочка, земля тебе пухом, отдыхай теперь… (всхлипывает, после паузы). Тамара Борисовна, а давайте заедем к Толику в колонию? Это тут рядом, по пути…
СТАВСКАЯ. Не положено. Отклонение от маршрута расценивается, как побег.
БРЫСИНА. Так я ж с вами.
СТАВСКАЯ. Вот мне и припишут, что я тебе побег устроила.
БРЫСИНА. Не любите вы меня. Каткову любите. Но все равно я вам благодарная.
СТЕПАН (к Мэри). А че не щелкаете? Наши слезы у вас там, поди, хорошо продаются. Ну да, это у нас похороны – конец света, «Родненький, на кого покинул?!» А вы, из машинок в черных очечках вышли, в землю сунули – и назад, в машинки, по домам …
ЛЕДНЕВ. Ладно, Степан, в каждой избушке свои погремушки. Поздно уже. Мы поедем в гостиницу, завтра утром вернемся…
БРЫСИНА. Да оставайтесь, куда вы на ночь глядя? Ко мне пойдем ночевать.
