Фурцева сказала Ростроповичу:
— Вы покровительствуете Солженицыну. Он живет у вас на даче. В течение года мы не будем пускать вас за границу.
— Никогда не считал, что выступать перед своим народом — наказание.
* * *
Билетерша на вернисаже требует у вошедшего:
— Ваш билет!
— Я Пикассо!
— Докажите.
Пикассо рисует голубя мира, и его пропускают. Следом идет Фурцева, тоже без билета. Билетерша ей:
— Мы пропустили Пикассо и вас пропустим, если докажете, что вы министр культуры СССР.
— А кто такой Пикассо?
— Проходите, товарищ Фурцева!
* * *
Мои встречи с министром культуры. Однажды меня пригласили к Фурцевой на совещание по проблемам театра. Драматурги и режиссеры сводили счеты друг с другом, а вместе — с репертуарным комитетом. Фурцева комментировала каждое выступление, исходя из официального рейтинга выступающего и представления о его благонадежности.
Я выступал с чисто теоретической заинтересованностью и говорил о необходимости развития у нас не только психологического театра, но и интеллектуального, о необходимости осваивать форму художественного мышления Брехта, Дюрренматта, Фриша. Несмотря на то что я был для нее человеком новым, Фурцева, виртуозно подхватив незнакомые ей слова, подчеркнула важность интеллектуального театра, эпической драмы и творчества Брехта. И тут истошно завопил драматург Георгий Мдивани (тот самый, о котором говорилось: «Искусству нужен Жорж Мдивани, как жопе нужен гвоздь в диване»): «Мы не должны отступать от наших национальных традиций и поступаться ценностями социалистической культуры! Мы не допустим, чтобы нам навязывали тлетворную буржуазную культуру!» Преодолев свою минутную идеологическую ветреность, Фурцева вернулась на твердую идейную почву и с партийной принципиальностью осудила мою попытку свернуть советскую драматургию в болото буржуазного интеллектуализма и антиреалистической эпичности.
Второй раз я слушал Фурцеву в Центральном Доме литераторов. Она разъясняла, о чем и как нужно писать. Врезались в память такие слова: «Писатели не заметили и не отразили героический труд рабочих, создавших замечательное сооружение — стадион в Лужниках. Одна из главных задач писателей — возвеличить труд строителей Лужников».
Еще раз я слушал Фурцеву в Институте авиационной медицины. Без бумажки руководители партии и правительства тогда не говорили. Фурцева же импровизировала. Помню ее восклицание: «Дай Бог коммунистам хороший урожай!» Развивая тему «догоним и перегоним», министр сказала: «Они там создали свою космическую программу. Но очередной полет уже дважды откладывался. Теперь он назначен на следующую неделю — даст Бог, будет неудачным». По залу, в котором сидели врачи и космонавты, пробежал ропот. Не моргнув глазом, Фурцева добавила: «Нет, не думайте, что я желаю американским астронавтам гибели, но я хочу, чтобы мы были впереди».
* * *
Певица Зыкина одолжила Фурцевой большую сумму денег и однажды попросила вернуть долг. Фурцева спросила:
— Ты больше не хочешь ездить за границу?
