В начале
— Да, парень неплохой. Надо подумать. Может быть, поставим его на твое место секретарем Московского комитета партии?
Каганович похолодел, решив, что он погиб:
— А как же я?
— Тебя назначим наркомом путей сообщения. Транспорт надо укреплять.
Каганович успокоился. Вскоре он сказал Хрущеву, что складывается такое мнение — поставить его секретарем МК.
— А как же вы?
— За меня не беспокойся.
— Нельзя меня ставить так высоко, — сказал Хрущев, — у меня были ошибки. Я когда был в Донбассе, мне старые партийцы дали подписать какую-то бумагу в защиту троцкистов. Я, мальчишка, не разобрался и подписал.
— Ты, Никита, никому об этом не говори, — посоветовал Каганович и вскоре ушел.
Хрущев позвонил в секретариат Сталина и попросил принять его на три минуты. Секретарь доложил Сталину и пригласил Хрущева.
Тот прямо с порога заявил:
— Товарищ Сталин, мне говорил товарищ Каганович, что возможно рассмотрение моей кандидатуры на повышение. Я должен сообщить, что мальчишкой подписывал бумагу, которую дали мне старые партийцы. Это оказалось каким-то троцкистским письмом.
— Так что же вы, товарищ Хрущев, и сегодня так по-троцкистски думаете?
— Да нет, товарищ Сталин, я по-троцкистски ни тогда, ни сейчас не думал.
— Ну ладно. Идите. Мы подумаем.
Вскоре Хрущева пригласили на заседание Политбюро. Он приехал в Кремль заранее и вместе с членами Политбюро ждал в предбаннике начала заседания. Пришел Сталин, и все пошли в зал заседаний. Пошел и Хрущев. Но его остановил секретарь: «Вы ждите, вас вызовут». Часа три Хрущев ждал, пока на заседании рассматривались другие вопросы. Наконец его вызвали.
Сталин сказал:
— Есть такое мнение: назначить товарища Хрущева первым секретарем МК. Какие будут предложения?
Встал Каганович:
— Товарища Хрущева нельзя ставить на это место: он подписывал троцкистские письма...
Сталин перебил его:
— Мы это знаем.
Хрущева утвердили на новую должность.
* * *
Присоединили к СССР земли Западной Украины и Западной Белоруссии. Хрущев, возглавлявший Украину, представил план размежевания, по которому почти все забрал себе, перешел Мазурские болота, вторгся в леса, присоединил Беловежскую Пущу, Пинск, Двинск, Брест.
В приемной у Сталина Хрущев встретился с руководителем Белоруссии Пономаренко. Тот его приветствовал почтительно, как старшего:
— Здравствуйте, Никита Сергеевич.
Хрущев буркнул:
— Здравствуй.
Потом спросил у Пономаренко, видел ли он план раздела. Пономаренко сказал, что не со всем согласен: понятие Западной Белоруссии фактически уничтожено, а этого нельзя допустить. Хрущев рассердился:
— Наши ученые считают... серьезно подошли...
Пономаренко в ответ:
— И у нас есть ученые... и мы...
Хрущев обругал Пономаренко и пригрозил ему.
Они вошли в кабинет.
— Здорово, гетманы! — с улыбкой сказал Сталин.
Хрущев показал свой план.
— Покажи на карте, там рельеф виднее, — велел Сталин.
Хрущев «заблудился» и сунулся было в Восточную Пруссию. Сталин усмехнулся:
— Тебе и это подавай?
Пономаренко пожаловался:
— Понятие Западной Белоруссии исчезает, а это политически неправильно. Мы столько писали о радости воссоединения родственного населения, а где же воссоединение?
Сталин спросил у Пономаренко:
— Ты думаешь, у тебя им будет житься лучше, чем у Хрущева?
— Нет, не думаю, может быть, даже там и лучше, но дорога идея воссоединения.
Сталин обернулся к Хрущеву:
— Петлюры уже нет, Скоропадского нет, Винниченко нет, так кто же это составлял?
Хрущев обмер. Сталин смягчился:
— Что, скажи правду, браток, тебе леску захотелось?
Хрущев с облегчением подхватил:
— Да. Все степь, без своего леска тяжело.
— Ну, так на тебе... — И Сталин провел черту так, что небольшая полоска зеленого массива отошла к Украине.
А потом обнаружилось, что на карте зеленым обозначались не только леса, но и болота. И тот район, что Сталин прирезал Украине, звался Жабий, там одни топи, лягушки да жабы. Никакого леса! Когда это выяснилось, Хрущева стали дразнить. Приедет он в ЦК, а его донимают:
— Ну, как там в Жабьем районе? Как твои жабки, лягушки?
Даже квакали ему в знак приветствия.
* * *
В середине октября 1941 года Хрущев руководил эвакуацией правительственных учреждений в Куйбышев. Однажды он вбежал к Сталину с сообщением, что немцы уже через час будут в Москве. У Сталина было много каналов информации. Он, видимо, знал то, чего не знал Хрущев. Попросил его подождать и начал просматривать бумаги. Прошло двадцать, сорок минут, прошел час. Сталин поднял телефонную трубку, что-то сказал. Потом повернулся к Хрущеву: «Ну, где твои немцы, Никита?! Где твои немцы?!» — и, свирепея, стал бить его телефонной трубкой по голове.
