Во второй половине
* * *
Заместитель председателя Комитета по делам искусств Иван Анисимов оказался пусковой пружиной постановления ЦК партии об опере «Великая дружба». Анисимов пожаловался Сталину, что его начальник Храпченко поддерживает эту оперу, а в ней Орджоникидзе противопоставлен Сталину. Члены Политбюро во главе со Сталиным посетили Большой театр. Ревнитель собственного величия, Сталин воспринял оперу в духе анисимовского сигнала и пришел в ярость. Он размахивал пальцем перед носом Храпченко и кричал:
— Я с тобой еще разберусь, Храпченко! Ты думаешь, ты профессор?! Ты свинопас!
* * *
На Политбюро обсуждалась опера Вано Мурадели «Великая дружба». Сталин резко критиковал оперу и затем обратил свой гнев на председателя Комитета по делам искусств:
— Как могло случиться, что Комитет просмотрел такое идейно порочное произведение? Это можно объяснить только политической близорукостью, утратой бдительности или прямым вредительством и идейной диверсией председателя Комитета...
Когда Сталин произнес слова «вредительство» и «диверсия», высший руководитель советского искусства вскочил на стул и закукарекал... Охранники вывели несчастного из зала и отправили в больницу. Возможно, именно благодаря этому временному затмению ума «вредителя» не арестовали, а лишь сместили с должности.
* * *
Сталин предложил создателям государственного гимна Советского Союза попросить все, что они хотят.
— Я хотел бы квартиру.
— Хорошо, товарищ Михалков, будет вам квартира.
— А я — машину.
— Хорошо, товарищ Александров. А что хотели бы вы, товарищ Эль-Регистан?
— Я хотел бы получить на память этот красный карандаш, которым великий человек пишет свои резолюции.
Михалков получил квартиру, Александров — машину, Эль-Регистан — красный карандаш...
