Воспоминания

По своей природе я, по-видимому, не являюсь жестоким и злопамятным человеком. Речь идет не о том, что я забываю о причиненном мне зле (напротив, я его хорошо помню), а о том, что желания отомстить, т. е. ответить злом у меня не возникает. По отношению к людям, сознательно причинившим мне зло, я испытываю только желание никогда больше с ними не общаться.

Что касается жестокости, она имеет по крайней мере две ипостаси:

а) жестокость, которая доставляет удовольствие совершающему ее человеку;

б) жестокость, которая совершается по необходимости или по убеждению, что именно так надлежит действовать в данном случае.

Что касается первой разновидности жестокости, то я не помню, чтобы она проявлялась во мне в блокадные времена даже по отношению к пленным немцам.

Первых немецких военнопленных я увидел в январе 1944 г., на следующий день после начала нашего наступления под Ленинградом, целью которого было снятие блокады. Дело происходило так: трамвай, в котором я ехал, был задержан на одной из остановок нашим офицером, сопровождавшим вместе с несколькими конвоирами около 20 пленных немцев. Почти все они были без шапок и шинелей, многие ранены. Офицер попросил пассажиров освободить один из вагонов и посадил туда немцев, которые от холода и усталости не могли больше идти пешком. Почти все пассажиры трамвая не одобрили такое решение, они грозили пленным кулаками и даже плевали в них. Я же, потерявший в блокаду отца и деда, считал решение офицера правильным: перед нами были уже не враги, а просто измученные люди.

О неудачной попытке ввести «дедовщину» по отношению к ребятам, вернувшимся из эвакуации, я уже писал. Вспоминая о том «народном восстании», я всегда испытываю чувство благодарности за урок, которые они преподнесли мне и моему другу.

В дальнейшем, насколько я помню, ни в семейной жизни, ни в отношениях с окружающими людьми попыток насильственно навязать свою волю другим я не предпринимал. Исключение составляли только производственные отношения. Но из этого нельзя делать вывод о том, что я утратил приобретенную в годы блокады способность жестко реагировать на оказываемое на меня давление.

Существенно больше времени (почти десять лет после окончании я войны) понадобилось мне на то, чтобы осознать жестокость лозунгов типа «Железной рукой загоним человечество в царство коммунизма» или «Для достижения великой цели следует использовать любые средства». Уже осознав, еще при жизни Сталина, что, заключив в 1939 г. договор с фашистской Германией, СССР, по сути, развязал Вторую Мировую войну, я продолжал верить в Светлое Будущее Коммунизма. Окончательное понимание бесперспективности насильственного насаждения идей коммунизма пришло ко мне еще до разоблачения Хрущевым культа личности Сталина. Произошло это так. Один из моих коллег, наверное, раздраженный моими высказываниями о победе коммунизма во всем мире, задал мне такой вопрос: «Способен ли ты давить танком детей, если это нужно для победы коммунизма?». Я ответил, что способен. Не знаю, смог ли бы я тогда осуществить это на практике, но сам тогда считал, что смог бы.

А затем я несколько ночей вместо сна обдумывал свой ответ. Именно тогда я окончательно понял, что никакие жестокие действия не могут в длительной перспективе привести к положительному решению любой проблемы.

Что касается моих политических убеждений, то в школьные годы я был полностью одурманен советской пропагандой. Так, я был готов одобрить любые, даже самые жестокие мероприятия, предлагаемые Партией и Правительством, если они должны были способствовать победе коммунизма во всем мире.

Первые сомнения в правильности некоторых отдельных решений тов. Сталина появились у меня в 1946 г. после опубликования доклада Жданова о журналах «Звезда» и «Ленинград».

В студенческие годы сомнения в правильности всех решений ЦК КПСС усилились после «Ленинградского дела» о враждебной группе Кузнецова, Вознесенского и Попова (1948 г.) и «дела врачей» (1953 г.).

Но в целом до смерти Сталина я был убежденным, хотя и беспартийным, большевиком.

Краткие сведения о моей дальнейшей жизни

После окончания в 1953 г. физико-механического факультета Ленинградского политехнического института был принят на работу в центральный котлотурбинный институт НПО ЦКТИ, в отдел атомной энергетики, где и проработал до сентября 1983 г., пройдя путь от инженера до доктора технических наук, заведующего лабораторией жидкометаллических атомных реакторов.

С сентября 1983 г. по настоящее время работаю в Санкт-Петербургском государственном университете технологии и дизайна. В течение 16 лет заведовал кафедрой теплотехники, теперь состою в должности профессора-консультанта. Имею более ста печатных научных трудов, часть из которых опубликована за рубежом.

Дважды был женат (с 1954 по 1978 гг. и с 1989 по 2004 гг.), имею взрослую дочь и внучку-студентку.

Александр Александрович Андреевский